Чингиз Абдуллаев - Эшафот для топ-модели
— А сегодня утром он опять передумал! — закричал Аракелян. — Он передумал и теперь не собирается подписывать наше соглашение.
— Почему?
— Идите и спросите у него, — предложил Левон Арташесович, — я сам ничего не понимаю. Позвонил утром и попросил меня вниз спуститься. Я спустился, и он сказал, что ничего не собирается подписывать. Что он передумал. Я ему сказал, что так нельзя делать, ведь вчера мы обо всем договорились. Но он начал орать, что мы его обманываем и он не собирается ничего подписывать.
— Тогда дело передадут в суд, — огорченно сказал Павел Леонидович, — и разбирательство может затянуться на годы. И еще нам придется подбирать местных адвокатов. Знаете, в какую сумму это вам обойдется?
— Он живет в «Вестине» рядом с нами, — показал в другую сторону Аракелян, — вот иди к нему и договаривайся. Я сам ничего не понимаю. Поднимусь и расскажу все его супруге. Пусть она сама решает, как нам быть. И сама объясняется с этим кретином.
Аракелян повернулся и пошел к лифту. Павел Леонидович оглянулся на молчавшего Славика.
— Ничего не понимаю, — сказал он, пожимая плечами, — что там происходит? Какой-то сумасшедший дом.
Дронго, услышавший этот разговор между продюсером и юристом, прошел к бармену и неожиданно для самого себя снова заказал коктейль «Оскар». Словно пытаясь снова прочувствовать вчерашнее ощущение. Он еще не знал, что именно произойдет в отеле уже через несколько часов.
Глава пятая
Многие часто вспоминают слова великого американского писателя о том, что «Париж — это праздник, который всегда с тобой». Попадая в этот город, он каждый раз вспоминал слова Хемингуэя. Но вместе с тем изменения за последние двадцать пять лет сильно сказывались на облике города и его жителях. Здесь появились уже целые районы, в которых белые люди не решались появляться. И где им вообще не рекомендовалось ходить. Дронго поехал именно в один из таких районов. У него была встреча с одним из цыганских баронов, который должен был передать ему важную информацию о поставках большой партии наркотиков через Румынию. Барон никому не доверял и требовал, чтобы с ним на переговоры приехал только сам Дронго, с которым он был знаком еще с середины восьмидесятых, когда эксперт работал в Румынии…
В Интерполе сочли требование цыганского барона достаточно разумным и попросили Дронго прибыть на эту встречу. Именно поэтому вчера он виделся со связным барона на бульваре Монпарнас, связной и назначил встречу в своем районе. Дронго взял такси, водитель согласился отвезти его в этот район, но предупредил, что не будет ждать ни за какие деньги. В результате Дронго появился в двадцатом районе к полудню, где встретился с нужным ему человеком. У дома ждали трое мужчин своеобразной наружности. Заросшие, в каких-то непонятных тулупах или куртках, они угрюмо смотрели на подъехавшую машину. Дронго вылез из автомобиля.
— Добрый день, — поздоровался он по-французски.
Все трое мрачно молчали.
— Понятно. — Дронго оглянулся по сторонам. Такси уже уехало. Теперь нужно было решать, как ему поступить.
— У меня встреча с Ратмиром, — громко сказал он по-английски, — кто-нибудь меня понимает?
Подошли еще несколько мужчин. Все по-прежнему мрачно молчали. Он впервые подумал, что не стоило сюда приезжать без оружия.
— Зачем тебе Ратмир? — спросил один из подошедших мужчин на довольно приличном английском языке.
— У меня с ним назначена встреча, — пояснил Дронго.
— Иди в третий дом, — показал мужчина, — тебя проводят. Только сначала мы тебя проверим.
— Давайте, — согласился Дронго, поднимая руки, — у меня ничего нет. Ни оружия, ни диктофона, никаких записывающих или передающих устройств.
— Телефоны тоже оставишь у нас, — предупредил незнакомец.
— Я их не взял, — сказал Дронго, — чтобы вас не беспокоить.
— Правильно сделал. — Говоривший тщательно обыскал гостя, заставив его даже поднять обувь, чтобы проверить подошву. И затем удовлетворенно кивнул.
Молодой человек лет шестнадцати пошел впереди, не оглядываясь, и Дронго двинулся следом за ним. Они прошли несколько домов и вошли в небольшое двухэтажное строение. Молодой человек открыл дверь в одну из комнат, разрешая ему войти. Дронго вошел. За столом сидел Ратмир. Ему было больше шестидесяти. Чисто выбритый, в хорошем светлом костюме, темной водолазке, немного выпученные глаза, темные волосы. Он взглянул на гостя.
— Здравствуй, эксперт, — сказал он по-русски, не протягивая руки, — давно не виделись.
— Двадцать с лишним лет. — Дронго тоже не стал изображать особую радость. Он просто сел напротив на стул. Молодой человек вышел из комнаты.
— Ты изменился, — сказал Ратмир, — постарел.
— А ты не изменился. Остался таким же, — сказал Дронго.
— Пытаюсь хорошо выглядеть. Иначе нельзя. Уже давно волосы крашу. Тебе легче, у тебя волос меньше.
— Да, наверное. Хотя я бы их все равно не красил.
— У каждого свои привычки. Я хочу нравиться молодым девушкам, — усмехнулся Ратмир, — или тебя женщины уже не волнуют? Хотя ты намного моложе меня. Кажется, на десять или пятнадцать лет.
— Волнуют, Ратмир, волнуют.
— А то… Сейчас хорошие таблетки привозят. Мужчинам помогают.
— Мне пока не надо, Ратмир. Сам говоришь о разнице в пятнадцать лет.
— Да, конечно. Ты прав. Значит, сам приехал. А я думал, что не захочешь приехать. Побоишься. Столько лет прошло.
— Разве я должен бояться? Кажется, тогда я поступил достаточно честно.
— Да. Только тогда тебе мало лет было. Молодые редко становятся предателями. Они все еще верят в глупые идеалы. И тогда ты служил за идею. А сейчас время другое. Идеи не осталось. И страны твоей тоже не осталось. Сейчас люди только за деньги служат. И сильно меняются. Очень сильно, эксперт. Сейчас за деньги можно все купить. И все продать тоже можно. Свою молодость, свою старую дружбу, свои идеалы, свои убеждения. Все продается и покупается, эксперт.
— Не все, — возразил Дронго, — не все, Ратмир.
— В этом мире все, — убежденно произнес цыганский барон, — время сейчас плохое. Все можно купить и продать. Абсолютно все.
— Я помню, у тебя дочь была, — неожиданно сказал Дронго, — кажется, ей тогда пять лет было. Нет, семь.
— Память у тебя хорошая, эксперт. Семь лет ей тогда было. Сейчас уже выросла. Ей почти тридцать. И внучку мне родила. А вот ей как раз сейчас семь. Почему о них вспомнил?
— Сколько стоят глаза твоей внучки? Или дочери? В какую цену ты их оцениваешь, Ратмир?
— Что? — не понимая, как ему реагировать, спросил цыганский барон, сжимая два огромных кулака. — Ты пришел мне угрожать? Думаешь их захватить? Взять в заложники?
— Не говори глупостей. Ты сам сказал, что на деньги можно купить все. И тогда я снова спрашиваю: скажи, в какую цену ты оцениваешь глаза своей дочери или внучки? А если такой цены в мире нет и все золото мира ничего не стоит по сравнению с их глазами, то больше не говори мне, что сегодня все можно купить и продать. Не все, Ратмир, далеко не все.
Цыганский барон нахмурился. Медленно разжал кулаки. Потом покачал головой.
— Странный ты человек, эксперт. С огнем играешь. Не говори больше никому такие слова. Человек может начать тебя резать раньше, чем ты сможешь что-либо объяснить.
— Не начнет. У каждого есть что-то самое важное, самое дорогое. Чего нельзя купить ни за какие деньги. У одних это близкие люди, у других это их Бог, а у третьих свои принципы, за которые они умирают. У каждого есть что-то свое. У каждого свой бог, которым нельзя торговать, Ратмир.
— Красиво говоришь, эксперт, — вздохнул барон, — говори, зачем пришел?
— Я пришел за информацией, — напомнил Дронго, — условия Интерпола ты знаешь. Они не трогают ни тебя, ни твою семью. Можете оставаться жить во Франции. С французским правительством они договорились.
— У меня большая семья, — сказал Ратмир, — человек семьдесят. Двоюродные и троюродные братья.
— Есть список?
— Конечно. — Ратмир вытащил список, протянул бумагу.
Дронго взял бумагу и, не читая, положил в карман.
— Передам, — пообещал он, — хотя твоя семья очень сильно выросла.
— Я не могу бросать родственников, — пояснил барон, — у нас так принято.
— Куда придет груз?
— В Констанцу. Четвертого в три часа дня. Судно из Турции. Привезут оконные рамы, в них будет героин. Самая большая поставка. Четыреста килограммов. Но груз будут охранять. Там нужен целый полк полицейских. Мне говорили, что на судне будет не меньше двадцати охранников с автоматами и пулеметами. Может, даже больше. Будут жертвы.
— Не будут, — возразил Дронго, — там все продумают, просчитают…
— Да. И учти… Если бы они не убили моего сына, я бы не стал вам ничего говорить.
