Алла Полянская - Весенний детектив 2015 (сборник)
– Конечно, – сказал Стас зловредным голосом. – Может быть, там тебе наконец-то оторвут голову.
– Пусть попробуют, – улыбнулся Глеб. – Хотите, поедем на моей тачке?
Стас и Толя переглянулись.
– Поехали, – сказал Стас. – Но вести буду я.
– Да ради бога, – простодушно отозвался Глеб и подмигнул Толе Волохову.
Усаживаясь в машину, они не знали, что Маша Любимова стоит у окна и провожает их взглядом.
– Господи, пусть с ним все будет хорошо, – тихо пробормотала Маша, когда машина отъехала от здания.
И тут же покраснела, устыдившись своих слов.
11Нужный дом они нашли без проблем. В нужный подъезд тоже вошли без проблем. Проблемы начались позже – когда навстречу им вышли из комнаты консьержей два рослых чернокожих парня в джинсах и ярких рубашках.
– Дэхна хуну! – рявкнул первый, грозно вращая глазами. – Зис из прайват проперти![1] До свыданя!
Стас и Толя не двинулись с места. Чернокожий парень подошел к Стасу вплотную и положил ему на грудь ладонь.
– До свыданя! – повторил он с угрозой в голосе. – Идить!
– Убери руку, – процедил Стас сквозь зубы, глядя африканцу в глаза. – Если не хочешь, чтобы я тебе ее сломал. Мы из полиции.
Он вынул из кармана куртки руку с удостоверением, но охранники-«консьержи» на удостоверение даже не взглянули. Однако ладонь с груди Стаса была убрана.
– Идить! – повторил арфиканец.
А второй добавил, глядя на Волохова:
– Уходить – нет проблем!
Стас улыбнулся:
– А теперь послушай меня, мой африканский друг. Или ты нас пустишь внутрь, или я тебе такое «хуну» покажу, что…
– Стас, погоди, – Толя Волохов выдвинулся вперед. – Парни, не стоит с нами связываться, – ласково сказал он. – Мы из полиции и пришли сюда по делу. Вам проблемы не нужны, но и нам тоже. Мы просто пройдемся по этажам, осмотримся.
– Алеге багнем! – рявкнул вдруг африканец яростным тоном. Повернул голову и крикнул куда-то в глубь комнаты. – Баако! Баако, viens ici![2]
Послышался скрип кожаной обивки кресла, затем – чьи-то внушительные, но быстрые шаги. Потом дверь распахнулась, и в холл из комнаты консьержей вышел третий чернокожий мужчина, такой огромный, что казался здоровенной черной каменной глыбой. Он встал перед могучим Волоховым, посмотрел на него сверху вниз выпуклыми глазами со сверкающими белками и проговорил тяжелым, гулким голосом:
– Што нада?
Толя улыбнулся и вежливо пробасил в ответ:
– Надо, чтобы ты ушел с дороги, паренек.
– Баако, jetez-le d’ici eux![3] – рявкнул самый нервный охранник и вдруг молниеносно выхватил откуда-то из-под цветастой рубашки небольшой пистолет.
В ту же секунду великан Баако схватил Волохова за грудки, оторвал его от земли и мощным рывком швырнул на стеклянную перегородку, отделяющую холл от комнаты консьержей. Стекло осыпалось градом, и Волохов рухнул на письменный стол, а затем и ниже – сквозь расколовшуюся на части столешницу, засыпаемый осколками стекла и щепками от развалившегося стола.
Толя поднялся на ноги, стряхнул с одежды мусор и посмотрел великану в глаза.
– Вот это ты зря, паренек, – ласково сказал он. Затем шагнул к двери, распахнул ее рывком, вышел в холл и, набычившись, пошел на чернокожего великана.
Стас, посвятивший несколько лет занятиям восточными единоборствами, молниеносным ударом кулака выбил из пальцев раздраженного охранника пистолет, но второй охранник ударил его кастетом в голову. Стас успел увернуться, и удар пришелся по плечу. Завязалась драка.
В пылу схватки никто не обратил внимания на то, как Глеб Корсак бесшумной тенью проскользнул в холл, затем так же тихо скользнул мимо охранников-«консьержей», открыл дверь, ведущую на лестницу, и скрылся за ней.
Две минуты спустя Глеб быстро шагал по коридору общежития, пропахшему ароматами пастильи, таджина и марокканских специй.
– Айна? – кричал он. – Мне нужна Айна!
Из-за угла вывернула чернокожая девушка в ярком халате. Глеб схватил ее за руку.
– Айна? – громко осведомился он.
Девушка испуганно замотала головой. Глеб выпустил ее, но тут же схватил за плечи другую чернокожую девушку. Поняв, что пугает африканок, он сбавил тон, белозубо улыбнулся и сказал, подбавив в голос бархатистости, которая так часто выручала его в общении с женщинами:
– Мне нужна Айна! Знаешь, где она?
– Айна? – проворковала чернокожая красотка, глядя на Корсака выпученными от страха и любопытства глазами.
– Айна! Айна! – закивал Глеб, продолжая обворожительно улыбаться. – Я ее друг! Проведи меня к ней!
– К Айне не надо! – возразила девушка. – Айна плохо!
– Айна – хорошо, – заверил ее Глеб Корсак. – Для меня точно хорошо. Не бойся, твои друзья меня впустили! Видишь – я же здесь!
Еще несколько секунд темнокожая красавица размышляла, разглядывая лицо Глеба, потом кивнула и сказала:
– О’кей. Идем Айна. Гоу!
Она повернулась и повела Глеба по коридору. Из квартир, привлеченные шумом, выглядывали юные африканки и с удивлением провожали Глеба взглядами.
Наконец девушка остановилась перед дверью с покосившейся медной цифрой «27» и постучала в нее костяшками пальцев. Затем повернула латунную ручку и, распахнув дверь, отошла в сторону, впуская Глеба внутрь. Глеб вошел в комнату и едва не задохнулся от стойкого и сильного запаха лекарств и терпких незнакомых трав. Шторы были плотно задернуты.
Корсак прикрыл за собой дверь и вгляделся в полумрак комнаты. Он увидел лежащую в кровати темнокожую девушку.
– Айна! – позвал он.
– Ес, – ответила девушка, глядя на Корсака расширившимися от страха и волнения глазами.
– Я за тобой! Надо идти!
Пару секунд она молчала, а затем неуверенно пробормотала:
– Доктэ?
– Доктор, доктор, – закивал Глеб. – Идем!
Он подошел к кровати и протянул девушке руку. Секунду помедлив, она взялась за протянутую ладонь и выскользнула из-под одеяла. Одета девушка была в бежевую несвежую пижаму.
– I need to get dressed[4], – пролепетала она слабым, хрипловатым голосом.
– Не надо одеваться, – сказал Глеб. – У нас мало времени. – Опустив взгляд, он увидел, что девушка босая, и добавил: – Только обуйся! Put on shoes!
Девушка покорно сунула ноги в белые туфли-мокасины.
– Молодец, – похвалил Глеб. – А теперь идем!
И он повел ее, покорную, испуганную, за руку к двери. Но тут из-за двери донесся громкий топот, а затем и яростные крики. Глеб выпустил руку девушки, быстро приоткрыл дверь и выглянул наружу.
По коридору бежали двое чернокожих громил. Глеб быстро захлопнул дверь и закрыл ее на замок. Затем с грохотом придвинул к двери комод, взгромоздился на него и достал из кармана мобильный телефон. Нажал на кнопку последнего вызова, дождался ответа и быстро проговорил в трубку:
– Алло, Маша!
Дверь затрещала от сокрушительного удара, и Глеб едва не слетел с комода.
– Маша! – снова заговорил он. – Нам со Стасом и Толей требуется подкрепление!
…На город опустились сумерки. Поднялся ветер, и перед тем как усадить Айну в машину «Скорой помощи», Глеб поправил у нее на плечах свой плащ.
Мимо него бойцы омона провели к фургону великана Баако, лапы которого были скреплены за спиной наручниками. Вид у Баако был побитый и жалкий.
– Ого! – удивился командир омоновцев, стоя рядом со Стасом и восхищенно глядя на Баако. – Вот это здоровяк! Кто ж это его так отделал?
Стас отнял от синяка на скуле холодную монету и кивнул на Толю Волохова, который сидел на скамейке перед подъездом и с озадаченным и расстроенным видом пытался приладить к куртке оторванный клочок ткани.
– Этот мог, – улыбнулся командир омоновцев. Он повернул голову и проследил взглядом за последним чернокожим громилой, которого запихали в фургон. – Ну все, можно отправлять. Хотите с ними поговорить, товарищ капитан?
– Поговорю в управлении, – сказал Стас, осторожно трогая пальцами опухшую скулу.
– Добро, – согласился командир ОМОНа. – Тогда мы поехали?
– Давайте.
Командир кивнул, повернулся и зашагал к фургону. Стас взглянул на отъезжающую машину «Скорой помощи» и негромко проговорил:
– А девочка и впрямь ничего. За такую стоило побороться.
12Всю ночь и весь последующий день лил дождь и гремела первая весенняя гроза. В ГУ МВД Глеба Корсака больше не пускали. Вечером он полтора часа просидел в баре, вслушиваясь в тихие звуки дождя, долетавшие с улицы, и потягивая свой любимый коктейль – треть стакана водки, треть – тоника и сок, выдавленный из половинки лимона. И еще – много-много льда.
В бумажнике у Глеба, в потайном отделении, была небольшая черно-белая фотография Маши Любимовой. В любой момент он мог достать ее, однако не доставал уже полгода. Просто запретил себе это делать.
Глеб размышлял о своей жизни с Машей, о причинах их разрыва, о том, что, вероятно, он слишком рано сдался, посчитав, что обязан дать Маше свободу ради ее же счастья, и что, возможно, это было ошибкой. Вчера в управлении она не выглядела счастливой. Хотя… быть может, это ему только показалось?
