Дик Фрэнсис - Испытай себя
— Почему ты не поехала в объезд? Нужно совсем лишиться рассудка, чтобы в такую погоду ехать напрямую.
— Утром все было нормально, — возразила Мэкки. — К тому же я всегда езжу этим путем. Всему виной эта лошадь...
Взгляд Тремьена скользнул по моей персоне.
— Вот вы и добрались сюда. Прекрасно. Вы со всеми знакомы? Мой сын Перкин. Его жена Мэкки.
Я же, насколько помню, предполагал, что Мэкки либо жена самого Тремьена, либо, возможно, его дочь, но никак не думал, что она его невестка.
— А по какому поводу на вас смокинг? — уставился на меня Тремьен.
— Мы промокли в той канаве, — коротко ответил за меня Гарри, — и ваш друг писатель одолжил нам сухую одежду. Себе он выбрал смокинг, мне же не доверил, хитрец, вот и приходится щеголять в его купальном халате. На Ингрид — его лыжный костюм, а Фиону он экипировал с ног до головы.
По лицу Тремьена промелькнула тень смущения, однако он не стал вдаваться в подробности. Вместо этого спросил Фиону, не пострадала ли она во время аварии:
— Фиона, моя дорогая...
Фиона, его дорогая, уверила, что все в порядке.
В его отношении к Фионе проскальзывал какой-то оттенок плутовства, она же с необычайной легкостью реагировала на все его заигрывания. Фиона, на мой взгляд, вызывала у всех мужчин неистребимое желание флиртовать с ней.
С некоторым запозданием Перкин поинтересовался у Мэкки о ее самочувствии, довольно неуклюже выражая свою озабоченность после весьма нелюбезных критических замечаний. В ответ Мэкки устало и понимающе улыбнулась; у меня же сложилось впечатление, что в этом браке именно она решает все вопросы, за всем присматривает и является старшей по отношению к своему симпатичному мужу-ребенку.
— Однако, — продолжал Перкин, — я совершенно уверен, что с твоей стороны было глупо ехать по той дороге.
Его реакция на травму жены выразилась в заявлении, что она сама является тому виной, мне же показалось, это не что иное, как реакция после испуга: ведь лупят же родители своих потерявшихся, но впоследствии нашедшихся горячо любимых отпрысков.
— Кроме того, — не унимался он, — на повороте должен был стоять временный знак дорожной полиции о том, что проезд закрыт, а закрыт он с полудня, с того самого момента, как столкнулись эти две машины.
— Не было никакого предупредительного знака, — возразила Мэкки.
— Должен быть. Вы просто его не заметили.
— В пределах видимости знака не было, — заявил Гарри, и мы все с ним согласились.
— Все равно... — стоял на своем Перкин.
— Послушай, — сказала Мэкки, — если бы у меня была возможность повторить все сначала, то я не выбрала бы эту дорогу; тогда же она выглядела вполне нормально, и утром я по ней без осложнений проехала. Поэтому не стоит обсуждать то, что уже сделано.
— Мы все видели лошадь, — сообщил Гарри, намеренно растягивая слова; в его голосе и интонациях нетрудно было уловить явную насмешку, свидетельствующую о личном отношении к манере поведения Перкина.
Перкин бросил на него смущенный взгляд и прекратил свои нападки на Мэкки.
— Что сделано, то сделано, — заключил Тремьен таким тоном, будто изложил нам основной постулат своей жизненной философии. Затем он добавил, что по приезде домой он немедленно позвонит в полицию и что это произойдет очень скоро.
— Что делать с вашей одеждой? — обратилась ко мне Фиона. — Мне отправить ее в химчистку вместе с нашими мокрыми вещами?
— Нет, не беспокойтесь, — сказал я. — Завтра я приду и все заберу.
— Хорошо, — она слегка улыбнулась. — Я прекрасно понимаю, насколько мы вам обязаны. Не такие уж мы забывчивые.
— Интересно, а что вы можете забыть? — не выдержал Перкин.
— Парень спас всех нас от обледенения, — в своей обычной манере ответил Гарри.
— От чего?
Ингрид хихикнула, и все посмотрели на нее.
— Извините, — смущенно прошептала она.
— Очень похоже на то, что он спас нас от смерти, — просто сказала Мэкки. — Поехали домой.
Она поднялась из-за стола. Тепло и горячий кофе оказали на нее благотворное воздействие. Мне также показалось, что она испытывает облегчение, поскольку ее тесть не выступил на стороне сына.
— Завтра, — медленно добавила она, — кто из нас поедет в Ридинг?
— О боже, — вырвалось у Фионы, — совсем вылетело из головы.
— Кто-то должен ехать, — сказала Мэкки, хотя было ясно, что ехать туда никто не хочет.
Прошло некоторое время, прежде чем Гарри наконец зашевелился:
— Я поеду. Захвачу с собой Боба. Фионе ехать не надо, Ингрид тоже. Мэкки... — он замолк на полуслове.
— Я поеду с вами, — сказала она. — Это мой долг по отношению к нему.
— И я с вами, — заявила Фиона. — Он мой кузен, в конце концов. Он заслуживает того, чтобы мы поддержали его. Хотя после того, что сегодня сделал Гарри, я не знаю, смогу ли посмотреть ему в глаза.
— А что натворил Гарри? — спросил Перкин.
— Мэкки расскажет, — пожав плечами, ушла от ответа Фиона.
Фиона, видимо, привыкла нападать на Гарри сама, но не бросать его на растерзание другим волкам. Гарри же, несомненно, предстояло еще многое выслушать после нашего ухода, и он смотрел на жену со смешанным чувством опасения и готовности подчиниться неизбежному.
— Поехали, — сказал Тремьен. — Собирайся, Боб.
— Иду, сэр.
Я вспомнил, что Боб Уотсон является правой рукой Тремьена, то есть главным конюхом. Боб вместе со своей Ингрид проследовал к выходу, по пятам за ними шли Мэкки и Перкин. Я поставил свою кружку на стол и поблагодарил Гарри за гостеприимство и наше чудесное возрождение.
— Приходите за своей одеждой завтра примерно в это же время, — сказал Гарри. — И вообще приходите, выпьем. В обычной, а не чрезвычайной ситуации.
— Благодарю вас, ничего не имею против.
Он любезно кивнул, то же сделала и Фиона; я подхватил свой чемодан, футляр с кинокамерой и выбежал на заснеженную улицу догонять Тремьена и его спутников.
Наконец нам всем шестерым удалось втиснуться в «вольво» Тремьена. Хозяин сел за руль, рядом разместился Перкин. Ингрид угнездилась на коленях у Боба. Мы с Мэкки тоже рядышком уместились на заднем сиденье. На окраине городка Тремьен остановил машину, чтобы высадить Боба и Ингрид. На прощание Ингрид одарила меня быстрой улыбкой и пообещала, что если я не возражаю, то мой лыжный костюм и ботинки Боб привезет завтра утром.
Я не возражал.
Повернувшись, они направились через садовые ворота к небольшому дому, едва видневшемуся в полумраке. Тремьен развернул машину и, сетуя на то, что в связи с этим судебным разбирательством завтра ему опять придется работать без главного конюха, выехал на загородную дорогу. Ни Мэкки, ни Перкин не проронили ни слова, и я по-прежнему оставался в полном неведении относительно этого пресловутого судебного процесса. Спрашивать же хозяев я не осмеливался, поскольку не был с ними достаточно знаком.
— Не очень-то радушный прием получился, а, Джон? — не оборачиваясь, бросил Тремьен через плечо. — Вы захватили пишущую машинку?
— Нет, только карандаш. И диктофон.
— Полагаю, вы свое дело знаете. — В бодром голосе его звучало одобрение. Я же был уверен в себе явно в меньшей степени.
— Мы можем начать с завтрашнего утра, — предложил он.
Проехав с величайшей осторожностью примерно милю по скользкой дороге, ничем не отличающейся от той, на которой произошла авария, мы наконец въехали в шикарные двухстворчатые ворота и подрулили к огромнейшему дому, из окон которого через шторы пробивался слабый свет. Поскольку обитатели таких роскошных усадеб, как я успел заметить, редко пользуются парадным входом, то мы вошли также через боковую дверь, однако на сей раз очутились не на кухне, а в теплом, застеленном коврами холле, из которого можно было двинуться в любом направлении.
Тремьен со словами: «Ну и холодная сегодня ночь, будь она неладна» — направился куда-то по проходу через левую дверь. Обернувшись, он сделал мне знак следовать за ним.
— Заходите, чувствуйте себя как дома. Это наша семейная комната. Здесь вы найдете газеты, телефон, выпивку и все такое прочее. Не стесняйтесь, пользуйтесь всем, что вам будет необходимо. Вы у меня дома.
Несмотря на беспорядок и отсутствие должной планировки, а только благодаря своим внушительным габаритам комната выглядела очень привлекательной и удобной, являя собой сочетание различных стилей, с множеством фотографий, подарков и украшений, оставшихся с Рождества, и с огромным кирпичным камином, в котором весело потрескивали внушительных размеров поленья дров.
Тремьен снял телефонную трубку и сообщил местным властям о том, что случилась авария и что джип свалился в канаву, — причин для беспокойства нет, завтра утром его вытащат. Исполнив этот свой долг, он протянул к огню озябшие руки:
— У Перкина и Мэкки собственная половина дома, в этой же гостиной мы собираемся все вместе, — сообщил он. — Если вам понадобится оставить мне какую-нибудь информацию, то приколите ее вон к той доске.
