Елена Михалкова - Дудочка крысолова
– Ты! – Коромыслова выставила вперед тонкий пальчик и брезгливо ткнула Сашу в грудь. – Ты знаешь, сколько мы здесь сидим?
– Женечка… – начал парень, но больше ему ничего не удалось сказать.
– Я тебе не Женечка! Пять часов! И хоть бы одна тварь за это время пришла нам сказать: «Потерпите, девочки!» Вы с нами как с половыми тряпками обошлись! Дали вонючие подачки – нате, пожрите!
Коромыслова сделала шаг вперед, и лицо ее оказалось напротив Сашиного лица. Алька подумала, что он сейчас отшатнется, но тот лишь вздохнул.
– Что, чуть какой капец случился, так можно об нас ноги вытирать, да?!
Алька отвлеклась от пылкой Женькиной речи, потому что заметила, как переглянулись двое, стоявших за крупенниковской спиной. Младший ухмыльнулся краем рта, старший чуть заметно качнул головой. Как ни короток был этот обмен мнениями, Аля успела перехватить его и неожиданно для самой себя прониклась уверенностью, что эти двое – приятели. Не просто хорошо знакомые люди, долго работавшие вместе и привыкшие понимать друг друга без слов, а именно приятели, между которыми состоялся вполне развернутый диалог.
Тем временем Женька, все ближе подступавшая к Саше, все-таки вынудила его податься назад, так что тот едва не наступил на ногу стриженому, и повысила голос настолько, что Альке захотелось заткнуть уши. Конец ее выступлению был положен неожиданно.
– Сударыня, в гневе вы прекрасны, – с издевательской, как показалось Альке, вежливостью сказал светловолосый. – А когда успокоитесь, будете и вовсе неотразимы.
Женька, оборвав фразу на полуслове, стремительно обернулась к наглецу, собираясь испепелить его взглядом, но то ли подействовало старомодное «сударыня», то ли силы ее иссякли на Крупенникове, но, к удивлению Альки, встретившись глазами с парнем, Коромыслова ничего не сказала. Воспользовавшись паузой, тот шагнул вперед и представился:
– Макар Илюшин. А это мой напарник, Сергей.
Стриженый коротко кивнул.
– Мне очень жаль, что вам пришлось долго просидеть взаперти, – продолжал Илюшин, – но придется отнять у вас еще немного времени. Нам нужно побеседовать с вами. Вы не возражаете?
Отчего-то он обратился персонально к Оксане, и та, почувствовав на себе всеобщее внимание, вздрогнула:
– Я? Нет, не возражаю… Чего я буду возражать…
– Чудесно. Давайте сделаем так… Вы провели здесь больше четырех часов и наверняка проголодались. Я попрошу, чтобы принесли горячей еды, а потом, когда вы, не торопясь, пообедаете, мы поговорим. Не будем же мы мучить голодных девушек…
Он улыбнулся извиняющейся улыбкой, развел руками. Наступила тишина, в которой три девушки осмысливали его предложение, а спустя несколько секунд она была нарушена хором протестующих голосов: Оксана с Женей протестовали от души, Алька – за компанию с ними, чтобы не отделяться от коллектива.
– С дуба ты рухнул, что ли?! – подытожила всеобщее мнение Женька. – Мы тогда до ночи отсюда не уйдем! Давай сразу проводи свои беседы!
«До ночи мы отсюда в любом случае не уйдем, – мысленно сказала ей Алька. – Но ты удачно сыграла на руку этому обаятельному прохвосту».
– Ну, если вы настаиваете… – с сомнением протянул Илюшин.
– Настаиваем! Мы девушки честные, нам скрывать нечего.
Алька мысленно зааплодировала светловолосому. «Ах ты умница! Изобразил видимость заботы о нас, без труда заработал расположение девчонок, а сам прекрасно знал, что мы откажемся…»
– Это хорошо, что нечего скрывать… Александр, где мы можем побеседовать?
– А? – встрепенулся Саша. – Да-да, конечно… Можете в соседнем помещении, там уже все подготовлено.
– Отлично.
Светловолосый снова переглянулся с насупленным, и тот кивнул.
«Вызывать будут по одной, – лихорадочно просчитывала Алька, – потом вести по коридору до соседней комнаты… Там эти двое, а даже если и один, это ничего не меняет – с ним не справишься. Хорошо, допустим, справишься. И что? Из клуба не выбраться: мимо охраны я не пройду… Думай, Алечка, думай!»
Бабкин бросил взгляд на блондинку, стоявшую возле дивана с растерянным и несчастным выражением лица, и подумал, что из троих девиц она меньше всего похожа на убийцу.
Глава 3
«Во всем были виноваты женщины. Дьявольские отродья, источник греха на земле. Похотливые самки, вечно алчущие недоступного, они могли обмануть кого угодно – но только не его… Нет, не его!
Он видел их насквозь. У него вызывали отвращение их попытки приукрасить себя, потуги продлить короткую молодость, и он старался держаться подальше от тех, кто вошел в пору увядания, – такие становились особенно хищными, цепкими, жаждущими свежей души и крови, словно эликсира, способного даровать им еще немного юности. Граница проходила по двадцати пяти годам. Он не раз наблюдал – всегда лишь издалека, осторожно, – как в глазах бабенки, еще вчера покорной и верной мужу, вдруг загорался бесовской огонь и незаметно для других охватывал ее всю. И тогда на лице, на теле, даже на ее одежде проступала печать порока. Юбки раздувались, потому что бесстыжий ветер лапал их жаркие бедра, и женщина млела от его прикосновений. Чепцы едва заметно сползали на затылок, и пряди волос выбивались из-под них – словно случайно. А их смех… Его передергивало, когда он слышал за собой негромкий рассыпчатый смех какой-нибудь из этих самок: смех женщины, которая смеется не оттого, что ей весело, а по какой-то другой причине. Но по какой – он никогда не мог понять.
По правде сказать, он их боялся.
Когда ему нужна была женщина, он покупал ее, как покупают еду, но, насытившись, сразу уходил. С блудницами все было честно, хотя они и считали, что своими фальшивыми стонами могут выбить из него побольше монет. Он и правда был щедр, но вовсе не потому, что верил их спектаклям.
И эта история, в которую он влип, как птица в смоляной силок, началась с женщины.
Ему нужно было задуматься еще тогда, когда он встретил ее на развилке дорог: пышная, как воскресный хлеб, волосы убраны под чепец так, что не выбьется ни одна прядь, и вся до того ладненькая, аккуратная, скромная… У большинства из них внешний вид обманчив, он это знал, но та толстушка казалась совсем безобидной.
Поначалу она испугалась, когда увидела его, и едва не припустила бежать, задрав свои юбки… Но потом поняла, кто перед ней, и на круглой мордочке отразилось любопытство. После осторожных приветственных фраз она подошла поближе и круглыми глазами осмотрела шест – он обновил его только накануне, и в какой-то мере ему стало даже приятно, что наконец-то нашелся зритель.
– Это правда Крысиный Король? – голосом, обмирающим от сладкого ужаса, спросила толстушка.
Он покосился на верх шеста, как будто не сам набивал тушки совсем недавно, и небрежно кивнул.
– О-о-о! – Она восхищенно выдохнула, и рот у нее стал такой же круглый, как глаза.
Пухлый ротик, мелкие поблескивающие зубки, крохотные капельки пота над верхней губой… Он отвел взгляд. Незачем смотреть, лишнее это…
Она начала расспрашивать: где он был, что видел… Правда ли, что крысы разговаривают перед смертью и способны даже наслать крысиное проклятие? А правда, что ребенок, увидевший крысу с раздвоенным хвостом, если успеет топнуть три раза и сказать «черт-черт-черт, золото отдай!», может выкопать клад на том месте, где крыса сбросит свой хвост? А она сбросит, конечно же, поскольку это и есть сам черт, а черти боятся, когда их узнают! А правда, что если отрезать, высушить и потолочь крысиный…
Тут она наклонилась к нему и жарко зашептала, понизив голос. Когда он разобрал, о чем она шепчет, покраснел и отодвинулся. Святой Петр, что у них на уме, у этих баб?!
А толстушка настаивала, хихикала, из скромницы, которую он увидел в ней поначалу, на глазах превращаясь в ту самую разбитную бабенку, каких он опасался больше всего, и в конце концов он вскочил и стал собирать свой скарб. Она вскочила следом, не понимая, почему он уходит, и вдруг ее осенило. Значит, у него есть это снадобье с собой! Она обошла его вокруг, подозрительно рассматривая, и что-то в его внешности утвердило ее в этой мысли. С собой, конечно! Всем известно, что они, как колдуны, могут готовить удивительные снадобья из крыс! Пусть он отдаст ей совсем немного своего порошка! Хотя бы чуточку! Не хочет отдавать? Тогда пусть обменяет! У нее с собой в корзине отборные, свежайшие яйца, и если он только захочет, она отдаст ему все…
Но он не захотел. Однако чем больше он упорствовал в своем нежелании, тем сильнее толстушка убеждалась, что средство и впрямь у него имеется. Еще бы, раз он не желает обменивать его! Она уже замучилась перечислять, что есть у нее дома в хозяйстве из того, что она готова ему отдать не задумываясь.
И когда он, посмотрев на небо и прикинув, что день будет жарким, стащил с себя и уложил в мешок сорочку и плащ, толстушка окинула взглядом его сухое поджарое тело и тут наконец поняла! Она поняла, что ему требуется, и, рассмеявшись над собственной недогадливостью, сказала, что согласна. Заодно они проверят, так ли действует крысиный порошок, как обещают.
