Стивен Кинг - Мистер Мерседес
– Где я? В окружной больнице?
– В больнице Кайнера. Отделение интенсивной терапии.
– Где Джером и Холли?
– В управлении. Отвечают на миллион вопросов. Тем временем мать Шины бегает вокруг и угрожает всех перебить, если мы не перестанем доставать ее дочь.
Приходит медсестра и говорит, что Пит должен уйти. Твердит о тяжелом состоянии мистера Ходжеса и указаниях врача. Ходжес поднимает руку, чтобы ее угомонить, хотя дается это нелегко.
– Джером несовершеннолетний, а у Холли… проблемы. Так что вся вина – моя.
– Это мы знаем, – отвечает Пит. – Как же не знать. Сокрытие информации от правосудия по-крупному. Что, скажи на милость, ты, по-твоему, делал, Билли?
– Все, что мог, – отвечает он и закрывает глаза.
Уплывает в дрему. Думает обо всех этих юных голосах, поющих вместе с бой-бэндом. Сейчас они дома. В полном порядке. Ходжес держится за эту мысль, пока не проваливается в сон.
УКАЗКАНЦЕЛЯРИЯ МЭРА
В СООТВЕТСТВИИ С ТЕМ, ЧТО Холли Рейчел Гибни и Джером Питер Робинсон раскрыли заговор, направленный на совершение террористического акта в аудитории Минго, входящей в комплекс Центра культуры и искусств Среднего Запада, после чего:
1) проникли в аудиторию Минго, понимая, что информирование службы безопасности ЦКИ может вызвать приведение означенным террористом в действие взрывного устройства большой разрушительной силы, поражающая способность которого усиливалась несколькими фунтами металлических шариков;
2) вступили в схватку с означенным террористом, подвергнув риску собственные жизни;
3) обезвредили означенного террориста и предотвратили многочисленные жертвы и большие разрушения;
ТЕМ САМЫМ сослужив городу великую и героическую службу,
Я, Ричард М. Тьюки, мэр,
В СВЯЗИ С ВЫШЕИЗЛОЖЕННЫМ ПОСТАНОВЛЯЮ:
1. Наградить Холли Рейчел Гибни и Джерома Питера Робинсона медалью «За заслуги», высшей наградой города;
2. Предоставить Холли Рейчел Гибни и Джерому Питеру Робинсону бесплатный доступ к услугам всех городских служб в течение десяти (10) лет.
ПРИЗНАВАЯ, что некоторые деяния не оплатить никакими деньгами, мы благодарим их от всего сердца.
В подтверждение чего
я скрепляю документ
собственноручной подписью
и Городской печатью.
Ричард М. ТьюкиМэр
Синий «мерседес»
Теплым солнечным днем в конце октября 2010 года седан «мерседес» заезжает на практически пустую автомобильную стоянку в парке Макгинниса, где Брейди Хартсфилд не так давно продавал мороженое болельщикам и игрокам Малой лиги. Он останавливается рядом с аккуратным маленьким «приусом». «Мерседес», когда-то серый, выкрашен в светло-синий цвет, и новый слой краски полностью скрыл царапину на водительской стороне, появившуюся в тот день, когда Джером въехал на территорию ЦКИ со стороны разгрузочно-погрузочной зоны, не дождавшись полного раскрытия ворот.
Сегодня за рулем Холли. Она словно помолодела лет на десять. Ее длинные волосы – ранее седеющие и всклокоченные – превратились в черную шапочку благодаря визиту в первоклассный салон красоты, рекомендованный ей Таней Робинсон. Она машет владельцу «приуса», который сидит за столом в зоне для пикника, неподалеку от игровых площадок Малой лиги.
Джером вылезает из «мерседеса», открывает багажник, достает корзинку для пикника.
– Господи Иисусе, Холли, – говорит он. – Чем ты ее набила? Это обед на День благодарения?
– Я хотела, чтобы всем хватило.
– Ты знаешь, он на строгой диете.
– Зато ты – нет, – говорит она. – У тебя молодой, растущий организм. Опять же там бутылка шампанского, так что не урони.
Холли вытаскивает из кармана упаковку «Никоретте», бросает подушечку в рот.
– Как все идет? – спрашивает Джером, когда они спускаются вниз по склону.
– Прогресс налицо, – отвечает она. – Но гипноз помогает лучше, чем жевательная резинка.
– А если этот парень скажет тебе, что ты курица, и велит кудахтать, бегая по кабинету?
– Во-первых, мой психоаналитик – она. Во-вторых, она такого не сделает.
– Откуда тебе знать? – спрашивает Джером. – Ты же будешь под гипнозом.
– Ты идиот, Джером. Только у идиота могло возникнуть желание приехать сюда на автобусе со всей этой едой.
– Благодаря указу мы ездим бесплатно. Мне это нравится.
Ходжес – по-прежнему в костюме, который надел этим утром (только галстук отправился в карман) – поднимается им навстречу. Он не чувствует кардиостимулятора, который тикает у него в груди – ему сказали, что теперь они совсем маленькие, – но помнит, что он там. Иногда пытается представить его себе, и воображение рисует уменьшенную копию гаджета Хартсфилда. Только его гаджет призван предотвращать взрыв, а не вызывать.
– Детки, – говорит он. Холли – не детка, но почти на двадцать лет моложе его, так что Ходжес может так ее называть. Он протягивает руку к корзинке, но Джером убирает ее подальше.
– Нет-нет, – качает он головой. – Я понесу. У вас сердце.
– С сердцем у меня порядок, – возражает Ходжес, и, согласно последнему обследованию, так оно и есть, хотя он сам до конца в это не верит. Наверное, никто из переживших инфаркт не верит.
– И вы хорошо выглядите, – говорит Джером.
– Да, – соглашается Холли. – Слава Богу, вы купили новую одежду. В старой вы напоминали пугало. Сколько вы сбросили?
– Тридцать пять фунтов, – отвечает Ходжес, и мысль: «Как жаль, что сейчас меня не видит Джейни», – иголкой вонзается в его контролируемое электроникой сердце.
– «Следящие за весом» могут ставить вас в пример, – улыбается Джером. – Холс привезла шампанское. Я хочу знать, есть ли повод его выпить? Как все прошло утром?
– Окружной прокурор претензий ко мне не имеет. Все обвинения сняты. Билл Ходжес свободен, как птичка.
Холли бросается к нему и обнимает. Ходжес отвечает тем же и целует ее в щеку. Короткая стрижка полностью открывает лицо Холли – впервые с детства, хотя он об этом и не знает, – и теперь явственно проступает ее сходство с Джейни. От этого и больно, и приятно одновременно.
Джером чувствует, что только тайронский выговор может в полной мере выразить его радость:
– Масса Ходжес наконец на свободе! Наконец на свободе! Великий и всемощий Господь, на свободе!
– Перестань так говорить, Джером, – отчитывает его Холли. – Ты уже не ребенок. – Она достает из корзинки бутылку шампанского и три пластмассовых стакана.
– Окружной прокурор сопроводила меня в комнату судьи Даниэля Силвера, который много раз выслушивал мои показания, когда я служил в полиции. Он десять минут отчитывал меня и сообщил, что мое безответственное поведение поставило под удар четыре тысячи жизней.
– Это ни в какие ворота не лезет! – негодует Джером. – Они живы только благодаря вам!
– Нет, – возражает Ходжес. – Благодаря тебе и Холли.
– Если бы Хартсфилд не связался с вами, копы понятия бы не имели о его существовании. И многие из этих людей были бы мертвы.
Трудно сказать, правда это или нет, но за события в Минго Ходжес себя упрекнуть не может. С Джейни – другая история. Силвер обвинил его в том, что он сыграл «ключевую роль» в ее смерти, и он думает, что, возможно, так оно и есть. Но не сомневается: Хартсфилд решился бы на новые массовые убийства, если не на концерте или не на Дне профессии в «Эмбасси-сьютс», то где-то еще. Он вошел во вкус. Так что размен получился следующим: жизнь Джейни за жизни всех этих гипотетических жертв. И если бы концерт проходил в некой альтернативной (но вполне вероятной реальности), где Джейни осталась жива, двумя этими жертвами стали бы мать и сестра Джерома.
– А что ответили вы? – спрашивает Холли. – Что вы ему сказали?
– Ничего. Если тебя приводят в дровяной сарай, лучше молча ждать, когда закончится порка.
– Поэтому вы не получили медаль вместе с нами? – спрашивает Холли. – Поэтому о вас нет ни слова в указе? Так эти говнюки вас наказывают?
– Наверное, – отвечает Ходжес, хотя если власти думали, что это наказание, то ошиблись. Меньше всего на свете он хотел бы получить медаль на грудь или ключи от города. Он прослужил копом сорок лет. Это и были его ключи.
– Безобразие! – возмущается Джером. – Вы не сможете ездить на автобусе бесплатно.
– Как тебе на Лейк-авеню, Холли? Обустроилась?
– Лучше, – отвечает Холли. С деликатностью хирурга вытаскивает пробку из бутылки шампанского. – Сплю с вечера до утра. Дважды в неделю вижусь с доктором Лейбовиц. Она очень мне помогает.
– А что с матерью? – Он знает, это щекотливая тема, но считает необходимым ее коснуться хотя бы раз. – По-прежнему звонит по пять раз в день, умоляя вернуться в Цинциннати?
