Мила Бояджиева - Круиз "Розовая мечта"
При мысли о подвале меня охватил страх. Я почувствовала себя щепочкой, которую несет куда-то мощный поток, противостоять которому я не в силах. Я действовала как зомби, запрограммированный на определенную цель. Моей целью был подвал, и к ней, сама того не сознавая, я шла, повинуясь чьей-то воле.
— Давай опустимся, поглядим. Возможно, там уже потоп. — Странно улыбаясь, предложил Сергей, накидывая на плечи куртку.
— Что-то у тебя карман сильно оттянут — золото, деньги?
— Я ж «пушку» прихватил, ты сама просила. Фонарик брать?
— Электричество провели. Полный комфорт.
Молча мы открыли тяжелую дверь и спустились вниз по заново положенным цементным ступенькам. Я щелкнула выключателем, представляя Сергею маленькую оштукатуренную и побеленную комнату. Не считая обогревателя и заляпанного краской табурета, оставленного рабочими, в комнате ничего не было.
— Уютно. — Усмехнулся Сергей. — Тепло, сухо. — Усевшись на табурет, он рассматривал меня, словно профессор. — Что ты задумалась, Слава? Я знаю, нам необходимо серьезно поговорить. Но завтра ты улетаешь, а я пока, увы, не могу объяснить тебе ничего вразумительного. Хотя, думаю, скоро буду иметь много интересных фактов.
— Я никогда не требовала у тебя фактов. Ты убедил меня, что они относятся к роду «закрытой информации» и безоговорочно доверяла тебе.
— Что же изменилось? То, что ты полюбила другого, а он внушил тебе поступать со мной так, как твой дед с Варей? Убедил тебя, что я недостоин любви, привязанности, доверия… Ты не знаешь полутонов, Слава, как твой пылкий отец. Если не задушевный друг, то обязательно злейший враг… Я стал врагом… Жаль.
Он сгорбился на табуретке, став маленьким и слабым. Только теперь я заметила, как он похудел за последние месяцы. Но его правая рука лежала так, чтобы моментально, не раздумывая, выхватить пистолет. Остановиться я уже не могла. Решительный момент настал — ничего недоговоренного между нами теперь не останется. Чем бы ни пришлось оплачивать правду — её час пробил.
— Совсем недавно мне не пришло бы в голову, что я могу полюбить другого. Но это случилось…
Отойдя от двери, я прижалась спиной к холодной стене, чтобы не поддаться слабости, не сбежать, не завершив своего суда.
— Ты должен принять решение, Сергей. Выслушай все: я — плохая жена. И, кроме того, я — твой злейший, смертельный враг, готовый на все… Нет, нет, выслушай, не прерывай… Я знаю, что гибелью моего отца ты оплатил свою карьеру. Мне известно, что всю операцию в Стамбуле провел ты — «подставил» Аркадия и затем, уже здесь, продолжал вписывать жуткие страницы в его «черное досье». Смерти Иры, Игоря, Юры, теперь Аськи — твоих рук дело! Твоих! — Я сделала шаг вперед, наступая на молчавшего Сергея. — Ты слишком долго и старательно носил маску зверя. Она приросла, стала твоим лицом… Истерически хохоча, я приближалась к нему. — Стреляй, стреляй, сатана… Ты — нелюдь, Черт!
Сергей поднялся и с силой оттолкнул меня к стене.
— Спокойнее, возьмите себя в руки, доктор… Тебя здорово запутали, детка. Я виноват, что позволили этому случиться. Но я же сам блуждал в темноте! Я метался, попадая в волчьи ямы и нанося удары наугад… Только сейчас забрезжил свет, но я ещё ничего не могу объяснить… Могу только просить — верь мне, Слава…
— Хватит! Наивной девочки больше нет. Я видела жену Игоря, потерявшую мужа и сына, я знаю, как боялся попасть в сети твоей интриги Юрка безобидный Джинджер… Мне известно про тебя все. Клянусь, если ты дашь мне возможность уйти отсюда, завтра же вся эта история появится в газетах. А потом я расскажу о тебе дочери… Предупреждаю, Сергей — отсюда выйдет только один из нас…
— Ты решила казнить меня, девочка? — В голосе Сергея прозвучала усталость. — Держи! — Он бросил мне пистолет. Присев, я поймала его двумя руками. — Давай. Предохранитель ты умеешь снять и нажать на курок, думаю, тоже. Там семь пуль. Думаю, шанс хоть раз не промахнуться у тебя есть.
— Нет. Ты сделаешь это сам. Останешься здесь и хорошо подумаешь. — Я пододвинулась к дверному проему и положила на пол у своих ног пистолет. — В восемь утра я буду в Шереметьево, а сюда явятся Ртищевы. Решай сам, что они обнаружат. Ведь ты был таким… таким… — Огромным усилием воли я сдержала подкатившую истерику. Мне хотелось кричать, бить его по лицу, ранить жестокими, убийственными словами… Дрожа, как под электротоком, я выскользнула из подвала и захлопнула за собой дверь. Навалилась и со всей силы задвинула засов. Прислушалась. Тишина. Лоб и спина покрылись холодным потом.
— А ты, оказывается, жестокая, детка. — Послышался за дверью голос Сергея. — Постой! Знаешь, как умерла Ира? Ее задушила женщина, а у кровати нашли твою серьгу… Эй, ты слышишь?
Я молчала, судорожно вдыхая воздух. Он издевался надо мной! Этот монстр запугивал меня, сочиняя небылицы…
— Слава, постой! — Он забарабанил кулаками в дверь. — Прошу тебя, послушай… Будь поосторожней с Ларой. Это её рук дело…
Я не стала больше слушать. Скорее. скорее — вон отсюда, на свежий воздух! Собрать сумку и прочь!
У стола, на котором остывали остатки нашего ужина, я тупо простояла несколько минут, соображая, что происходит. В рюмке Сергея ещё золотилось вино, а я ждала выстрела, уносящего его жизнь. Да о чем это я? Разве монстр способен казнить себя, разве может он испытать смертельное отвращение к собственному уродству, уничтожившему в душе все человеческое?
Я налила себе бокал вина и с тоской посмотрела на шелковый абажур над столом, казавшийся мне всегда символом патриархального домашнего уюта… Теперь нет дома, нет семьи, и вряд ли когда-нибудь в моем сердце сможет поселиться покой…
Сегодня я готовила мужу ужин, читала с ним ветхие любовные письма и до последней секунды надеялась, что явится кто-то и скажет: «Розыгрыш, шутка, улыбнитесь — снимаю!»
Летит над океанами в грузовом отсеке «Боинга» металлический ящик с телом Аськи, затихает, обессилев, сердце Юриной жены, а младший сын Игоря так и не узнает никогда, кого он должен ненавидеть до конца своей жизни.
Юл! Я должна спасти его и скрыться из страны, где остались одни пепелища и ветхий хлам, скрывающий преступления: эти книги с фантастическим бредом Васо, фотография преданной им Вари, письма-фантомы, адресованные невинной жертве, пластинки, поющие о любви…
Я включила старый патефон, пылившийся за книжным шкафом. Тяжелый диск, оклеенный зеленым вытертым велюром, тронулся с места и медленно поплыл. Я посмотрела на полку с пластинками и сразу же нашла то, о чем думала сегодня, читая письма деда. «Лирические песни и романсы в исполнении Клавдии Шульженко». Игра пару раз ткнулась в звуковые дорожки, и вот нашла именно ту, необходимую мне песню:
«В пожелтевшей старой пачке писем
Мне недавно встретилось одно,
Где строка, похожая на бисер,
Расплылась в лиловое пятно…
Хранят так много дорогого
Те пожелтевшие листы,
Как-будто ты вернулся снова,
Как-будто вновь со мною ты…»
Пел голос давно умершей певицы об ушедшем счастье, угасших чувствах. А мне почему-то было страшно больно, словно все это случилось только что лично со мной — прочитан и сожжен листок с лиловыми пятнами от падавших на него слез…
Мне стало неловко за свою истерику в подвале. Сергей далеко не слабак, как ни оценивай его поступки. Толкать его к самоубийству было, по меньшей мере, смешно. И грозить расправой. Самое большое, на что я способна вооружить свою дочь ненавистью к отцу и навсегда уйти вместе с Соней из его жизни. И Аркадий, и Ртищевы в курсе его «заслуг», но вряд ли они в силах остановить Баташова. Во всяком случае, это уже не мое дело.
Спустившись в подвал, я отодвинула засов:
— Ты свободен.
Сергей по-прежнему сидел на табурете в позе роденовского мыслителя.
— Уйди. — Сказал он, не поднимая головы. — Мне и впрямь надо подумать. Кое-что я уже понял. — Он поднял на меня ненавидящие глаза. Таким я видела Сергея впервые. — Я глубоко заблуждался… Все эти годы рядом со мной жил чужой и совершенно ненужный человек… Ты противна мне, Слава… Отвратительна. Я не хочу больше тебя видеть. Никогда. И мне не нужна твоя милость.
Я с силой хлопнула дверью, лязгнув задвижкой.
— Жди помощи от своих друзей. Тебе, я думаю, будет приятно принять свободу из рук Лары!
Мне хотелось уличать его и обвинять, вспомнить о заигрываниях с бесстрашной культуристкой и то, как полчаса назад он обвинял её в преступлении. Пусть Ртищевы получат удовольствие, «спасая» Баташова от взбесившейся неверной жены!
Глава 43
Пора… Перемыв посуду и аккуратно расставив её в буфете, я подхватила сумку и, оглядев дом в последний раз, набрала номер Юла. Мне предстояло пережить ещё одно прощание. И уже там, по ту сторону границы, свободной от сомнений и мук совести ждать встречи.
