Анатолий Семенов - Преступление не будет раскрыто
— Как бы завтра на работу не опоздать, — сказал Виталий.
— Заведи будильник, — ответил Олег, ложась в постель.
Все улеглись и воцарилась тишина. Инна положила руку Олегу на грудь, и оба незаметно уснули.
Утром зазвенел будильник. Виталий встал, быстро собрался и ушёл.
— Мне тоже надо идти, — сказала Инна.
— Куда так рано? — спросил Олег.
— Боюсь комендантшу, — ответила Инна. — Вдруг заявится.
Олег рассмеялся.
— Она недавно сменила белье. Теперь неделю глаз не покажет.
— Ну её к чёрту!
Инна поднялась. Когда она была уже одетая, на прощание поцеловались, и она пообещала прийти вечером, наказав ему чаще есть подогретый мёд и полоскать горло содой.
XXIX
Инна не могла больше ночевать у Олега — в тот же день вернулся молодой специалист из Омска. Олег не переставал думать о том, что случилось прошедшей ночью. Для людей бывалых это пустяк, а для него, малоопытного, целое дело… Одна мысль, что женщина, прежде не имевшая от него никаких обязательств, теперь на что-то будет рассчитывать, сбивала с толку. А рассчитывать кроме как на любовные утехи от случая к случаю, она ни на что не могла. Олег, разумеется, понимал, что Инна увлеклась им основательно и сделала окончательный выбор.
«Зря раскис в ту ночь, — рассуждал Осинцев. — Может подумать черт те что. Как бы все это завязать побыстрее, не причиняя ей боли?» Но какая бы не была любовь, она безболезненно не проходит, и, приступив к занятиям в институте, он словно предчувствовал грядущие события и не находил себе места.
Стараясь не попадаться ей на глаза, днями просиживал в областной библиотеке — на другом конце города. Но в институте бывать надо, и однажды во время лекции он заметил её, проходившую мимо двери, — дверь была чуть приоткрыта. Олег отвернулся к окну, чтобы она его не заметила. Не хотел с ней встречаться, но знал, что она будет стоять у двери, ждать его. Что же делать? Сообразительность помогла найти выход. Уткнувшись в тетрадь и прикрыв лицо рукой, стал ждать конца лекции. После звонка студенты гурьбой повалили в дверь, он же в этот момент открыл окно и выпрыгнул.
Во время лекции Инна заметила его несмотря на все его старания спрятать лицо, и ждала. Когда все вышли, она в недоумении с минуту стояла у двери — ещё чего-то ждала. Наконец, осмелилась войти в аудиторию и увидела распахнутое настежь окно в том месте, где сидел Осинцев. Подошла к окну и посмотрела вниз: «Первый этаж. Жаль. Со второго не прыгнул бы».
Сначала ей почему-то стало смешно. И сама не понимала, то ли над собой смеётся, то ли над Осинцевым. Смешно да и только! И лишь, когда пришла к себе в лабораторию, все предметы показались расплывчатыми, не такими как обычно. Попробовала работать, но все валится из рук. Собралась и пошла домой. Дома порылась в домашней аптечке, нашла капель, которые употребляла её мать. Выпила этих капель, снотворного и легла в постель.
На другой день её невольно потянуло к Добровольскому, большому оптимисту, для которого не существует никаких трагедий и никаких проблем. Она нашла его на кафедре.
— Юрий Петрович, удели, пожалуйста, минутку, — сказала Инна, подойдя к нему вплотную. У неё была такая манера — разговаривать с человеком, стоя возле него вплотную и глядя ему прямо в глаза, словно боялась, что человек соврёт или откажет в просьбе.
— Хоть сто минут. Я свободен два часа, — Юрий Петрович выкинул перед собой два пальца. — Что случилось?
— Ничего, — ответила Инна. — Просто поговорить захотелось.
— На тебе лица нет.
— Работы много. Устала.
— Что ж, коли поговорить захотелось, пойдём искать комнату, где никого нет.
Они нашли пустую аудиторию и сели за стол.
— Ну, так что тебя мучит? — спросил Юрий Петрович. — Работа не клеится?
— Жизнь не клеится, — ответила Инна.
Юрий Петрович в недоумении посмотрел на неё и приготовился слушать.
— Вот так, — вздохнула она и умолкла.
— Это всё, что хотела сказать?
Инна пожала плечами: нечего больше добавить.
— Чудеса, — сказал Добровольский, переходя, как обычно, на весёлую нотку. — Женихи, что ль, исчезли?
— Вот-вот! — подхватила Инна в тон ему и сразу оживилась: — Исчезли. Никто не любит.
— Интересная новость, — сказал Юрий Петрович. — Кто так ловко над тобой подшутил?
Инна отвернулась и вскинула кверху голову, чуть приоткрыв рот, словно её подстрелили, и пуля попала в самое сердце. «Догадался! — мелькнуло у неё в сознании. — Что ж, тем лучше».
— Я помню, как один мой приятель ухаживал за тобой, — продолжал Юрий Петрович. — Бедняга столько убивался, и все зря. Тогда он выглядел точно так, как ты — сегодня.
— Нашёл о ком говорить.
— А как ты думала? Любишь шутки над Фомой, так люби и над собой.
— Почему так уверен, что надо мной кто-то подшутил?
— Догадываюсь.
— Да, я ненавижу одного типа, — вдруг искренне и желчно заявила Инна, сразу изменившись в лице. — И не знаю, как мстить.
— И ты пришла ко мне за советом?
— Конечно. Ты ведь все знаешь. Помоги мне. Добровольский подумал секунды две-три и, нагнувшись к ней, тихо произнёс.
— Выходи за него замуж и роди ему дюжину детей, — Юрий Петрович значительно щёлкнул языком и добавил уже громко, как говорит обычно: — Это будет самая жестокая месть.
По голосу его и выражению лица невозможно было понять, шутит он или говорит всерьёз.
— Мне сейчас не до шуток, — сказала Инна.
— И я не шучу, — ответил Юрий Петрович, еле сдерживая улыбку. — Каждый год по ребёнку. А ещё лучше по двойне или тройне ему на шею.
— А если он не желает на мне жениться, — сказала Инна, подделываясь к странному тону собеседника.
— А ты действуй, атакуй по всему фронту, — сказал Юрий Петрович. — Где споткнёшься, упадёшь, целуй мать сыру землю, становись на ноги и опять вперёд. Часто мы проигрываем оттого, что вешаем нос раньше времени.
— Есть вещи невозможные. Стену головой не прошибёшь.
— Кто сказал?
— Я говорю. И все, между прочим, так говорят.
Юрий Петрович, загадочно улыбнувшись, облокотился на стол. Погладил рукой свои длинные волосы на затылке.
— Древние китайцы, — сказал он, — с детства носили на головах колодки из дерева, чтоб череп был высокий, как огурец. Была у них одно время мода на красивые черепа. Одень на себя такую колодку и бейся о стену, не переставая, то лбом, то затылком. Одолеешь любую стену.
— За какое время? — спросила Инна.
— Это будет зависеть от того, как будешь трудиться и какая стена. Думаю, что в самой мощной каменной стене через двадцать лет можно проделать отверстие.
— Стало быть, — рассудила Инна, насмешливо прищурив глаза, — человека и подавно можно одолеть? За двадцать-то лет?
— Можно, — подтвердил Добровольский. — В этом я абсолютно уверен.
— А каким оружием пользоваться? — спросила Инна. — Деревянной колодкой на голове?
— Лучше — кокетством.
— Ты вообще-то когда-нибудь страдал?
Юрий Петрович помедлил с ответом, слегка прищурив глаза и испытующе глядя на собеседницу.
— Вообще-то было, — сказал он наконец. — И не жалею, потому что если бы не страдал, не имел бы мировоззрения.
— Странно.
— Ничего странного. Прежде чем иметь какую ни на есть систему взглядов, надо её выстрадать. В ранней молодости, в период становления личности, так или иначе все страдают. Кто больше, кто меньше. И я страдал. Несколько больше, чем прочие, но не до сумасшествия, конечно, не растворялся в своём страдании как в серной кислоте, а постоянно искал выход из трудного положения. Искал истину. Когда на душе нехорошо, появляется стимул лишний раз пораскинуть мозгами. Так что, милая моя, страдать полезно.
— Ну, если полезно, значит ты не отказываешь себе в этом удовольствии и поныне?
— Отказываю, — улыбнулся Юрий Петрович. — Как личность я созрел, и это удовольствие теперь мне ни к чему.
— Ага. Значит созрел. То-то у тебя никаких проблем. Интересно, как ты уходишь от экстремальных ситуаций?
— Когда голова варит, и все в ней разложено по полочкам, экстремальных ситуаций не бывает.
— Ясно, — сказала Инна. — Допустим, что ты прав: голова моя не варит, и вместо мозгов у меня кукурузная каша. И всё-таки, я хотела бы понять своей глупой головой, как ты избавляешься от серьёзных проблем? Есть всё-таки какой-нибудь секрет?
Юрий Петрович закатил глаза кверху.
— Скажи, есть секрет? — домогалась Инна.
— А я никогда не делаю ставку на стопроцентный успех, а стало быть, никогда не обманываюсь. Вот и весь секрет.
— Стало быть, ты заранее планируешь неудачу? — Совершенно верно.
— Какое же от этого удовольствие?
— Удовольствия, конечно, никакого. Но и проблем никаких. В любом серьёзном деле заранее планируя неудачу, я готовлю запасные варианты, с позиций которых неудача не кажется такой уж страшной или кажется совсем не страшной. Как правило готовлю несколько вариантов. Они играют роль отдушины. Когда их много, они быстро гасят отрицательные эмоции.
