Ли Чайлд - Джек Ричер, или Дело
— Понятно, — сказал я. — Ваша задача будет состоять в том, чтобы Райли уехали отсюда позже всех. Мне необходимо, чтобы их машина выехала отсюда самой последней. Не предпоследней или предпредпоследней. Хотя бы на минуту позже остальных. Делайте что хотите, но обеспечьте это — можете? Я поставил на это.
Будь со мной еще кто-либо, я смог бы развить свой план дальше и, продумав несколько альтернативных способов, осуществить поставленную цель: начиная с того, чтобы проткнуть шину, и кончая тем, чтобы попросить у старика автограф; но к тому моменту, когда я приступлю к реализации своего плана, я должен быть уверен, что Мунро не нуждается в помощи. Он наверняка будет думать о том, что я смогу предпринять, а может быть, ему в голову придет и кое-что другое.
— Все понятно, — ответил он.
— А после этого ваша задача будет заключаться в том, чтобы не спускать глаз с Элизабет Деверо. Мне необходимо, чтобы вы все время держали ее под наблюдением. В кафе или где бы то ни было. И опять-таки старайтесь следить за ней, чего бы это ни стоило.
— Все понятно, — повторил майор. — Как раз сейчас она находится в кафе.
— Задержите ее там, — сказал я. — Сделайте так, чтобы она не выезжала сегодня вечером на дорожное патрулирование. Убедите ее в том, что при сенаторе парни будут вести себя пристойно.
— Это Деверо знает. Она разрешила своим заместителям провести эту ночь дома.
— Хорошая новость, спасибо, — обрадовался я. — Ну, желаю успеха.
Протиснувшись между «Кадиллаком» и «Джимми» и перейдя через открытую полосу между рядами автомобилей, я дошел до дальнего края парковки, повторив в обратном порядке бо́льшую часть пути, которым пришел к бару. Спустя пять минут я уже прошел мимо железнодорожного переезда, укрылся за деревьями, росшими вдоль полосы дороги, ведущей в Келхэм, и снова стал ждать.
Предположение Мунро о всеобщем настрое компании оказалось верным. Было уже половина одиннадцатого, но никто не вышел из бара из-за странного энергичного влияния сенатора на окружавшую его публику. Мне и раньше приходилось видеть нечто подобное. Я был абсолютно уверен в том, что любому из парней батальона «Браво» в высшей степени плевать на своего лидера, но в то же время все они словно попали под воздействие гипноза, вызванного присутствием его отца, который для них был как бы человеком из другого мира, и к тому же — в чем я нисколько не сомневался — в ушах у каждого все еще звучал строгий наказ командира базы. Быть исключительно вежливыми с этим высокопоставленным политиком. Оказывать ему особое уважение. Поэтому никто и не спешил сниматься с якоря. Никто не хотел быть первым. Никто не желал выделяться из общей массы. Поэтому настала половина одиннадцатого, но никакого движения на дороге так и не началось. Вообще никакого.
Затем настало десять часов тридцать пять минут.
А затем десять часов сорок минут.
Но в десять часов сорок пять минут дамбу прорвало, и они повалили из бара ватагами.
До меня долетел звук, подобный приглушенному грохоту залпового обстрела, который ведет соединение бронетехники; я увидел струи дыма из выхлопных труб и скрещенные лучи фар вдалеке, когда множество машин, маневрируя и стараясь занять лучшую позицию, просачивались на дорогу сквозь сумятицу, царившую на парковке. Направленные на меня лучи фар выстроились в нескончаемую цепь, и вскоре идущая первой в этом потоке машина, перевалив через переезд, двинулась на скорости вперед. За ней устремились и все остальные автомобили — их было слишком много, чтобы пересчитать, к тому же расстояние между соседними машинами казалось не больше ярда, словно все они проходили прямой участок гоночной трассы. Двигатели ревели и хрипели, изношенные протекторы шин со скрипом проезжали рельсы; я чувствовал сладковатый острый запах неэтилированного бензина. Я увидел старый «Кадиллак» и видавший виды «Джимми», между которыми недавно продирался. Передо мной мелькали «Шевроле» и «Доджи», «Форды» и «Плимуты», «Джипы» и «Крайслеры», седаны и пикапы, полноприводные машины и машины с кузовом купе, двухместные автомобили. Они шли и шли, не нарушая этого непрерывного потока, направлявшегося к дому. Людей, сидевших в автомобилях, переполняли легкость, избыточная энергия и чувство выполненного долга.
Минут через десять поток автомобилей поредел, расстояние между соседними машинами увеличилось. Опаздывающие старались изо всех сил — последняя дюжина проходила мимо меня не меньше минуты. Но и среди них я не увидел зеленой армейской машины. Замыкающим в этой цепи был старый седан «Понтиак», покрытый шрамами и вмятинами. Как только он проедет мимо нас, я гарантирую, мы окажемся одни во всем мире, сказала однажды Деверо. Старый «Понтиак» на своих слабо надутых шинах перевалил через пути и скрылся во мраке.
Я вышел из-за деревьев и, посмотрев на восток, увидел слабый красный свет задних фар, исчезающих в темноте. Шум машин затихал, ветерок сдул выхлопные газы, очистив от них воздух. Я повернулся в другую сторону и вдалеке вдруг увидел одинокую пару фар, вспыхнувших, как по команде. Я наблюдал, как лучи, пометавшись из стороны в сторону и снизу вверх, стали светить в северном направлении: машина выезжала с парковки. Затем я увидел, как, сдвинувшись в мою сторону, фары подскочили вверх и сразу опустились: колеса преодолевали подъем с грунтовой дороги на щебеночно-асфальтовое покрытие дороги, ведущей в Келхэм.
На часах в моей голове было без одной минуты одиннадцать.
Я пошел в восточном направлении, назад к железнодорожному переезду. Пройдя десять ярдов в сторону города, остановился, вышел из-под крон, растущих вдоль дороги деревьев, и, растопырив ладонь, поднял вверх руку, как это делают дорожные полицейские.
Глава 86
Свет фар сделал автомобиль и его пассажира видимыми с расстояния примерно в сто ярдов. Чувствуя тепло этого света на своем лице и поднятой ладони, я понял, что и Рид Райли тоже видит меня. Я слышал, как он сбавил газ и сбросил скорость. Привычная процедура. Пехотинцы проводят значительную часть времени, разъезжая на разных транспортных средствах, и многие их поездки разрешаются, или направляются, или прерываются парнями в камуфляже, которые взмахами руки либо разрешают им двигаться вперед, либо подают команду двигаться налево или направо, либо приказывают им сделать временную остановку.
Я, держа руку поднятой, стоял на прежнем месте, а бампер остановившийся машины застыл в одном ярде от моего колена. Теперь мои глаза оказались выше лучей фар, и я увидел Райли и его отца, сидящего рядом перед ветровым стеклом. Ни у отца, ни у сына на лице не было ни удивления, ни нетерпения. Она были готовы уделить минуту своего времени рутинной процедуре. Райли выглядел точно как на фотографии, а отец был его копией с поправками на возраст: немного тоньше, уши и нос несколько больше; на вид более властный и презентабельный. Он был одет просто, как одевается любой из виденных мною политиков, отправляясь в поездку. Армейская куртка цвета хаки, надетая поверх стильной рубашки без галстука; на куртке красуется эмблема Сената Соединенных Штатов, как будто эта ветвь законодательной власти являлась боевым подразделением.
Обойдя машину спереди, я подошел к двери Рида Райли, и тот опустил стекло. Его лицо, потянувшееся к открывшемуся проему, вдруг застыло, когда он увидел дубовые листья на моем воротнике.
— Сэр? — обратился ко мне он.
Я ничего не сказал в ответ. Сделав еще шаг, открыл заднюю дверь и, оказавшись в салоне, сел на заднее сиденье позади них. Закрыв за собой дверь, передвинулся на середину дивана, а отец с сыном, повернув головы, посмотрели на меня.
— Сэр? — снова произнес Райли.
— Что здесь происходит? — спросил его отец.
— План изменился, — ответил я.
В салоне пахло пивом, табачным дымом и по́том.
— Я спешу на самолет, — сказал сенатор.
— Вылет назначен на полночь, — ответил я. — До этого никто не будет вас искать.
— Да что, черт возьми, все это значит? Вы вообще знаете, кто я?
— Да, — ответил я. — Знаю.
— И что вам надо?
— Безоговорочное повиновение, — сказал я.
Во второй раз за вечер я извлек из кармана «беретту», проделав это быстро, бесшумно, словно фокус. Минуту назад моя рука была пустой, а сейчас она сжимала кусок тупой, покорной мне стали. Я щелчком снял пистолет с предохранителя — звук был тихий, но в тишине он прозвучал зловеще.
— Молодой человек, — обратился ко мне сенатор, — вы совершаете очень серьезную ошибку. С этой минуты ваша военная карьера закончена. Ждут ли вас другие, более серьезные неприятности, всецело зависит от вас.
— Да успокойтесь вы, — ответил я.
Наклонившись вперед, я сжал рукой воротник Рида Райли, так же, как до этого сжимал воротник сержанта из Беннинга. Но на этот раз я приставил дуло пистолета к углублению за его правым ухом. Мягкие ткани, никаких костей. Как раз по размеру дула.
