Дэшил Хэммет - Рассказы
— Сними его, — приказал я, — с собой ты ничего не унесешь.
Руки его повозились с пряжкой, вытащили пояс из-под одежды, бросили на пол. Набит он был туго.
Держа старика за шею, я отвел его наверх, в кухню, где застыв сидела девушка. При помощи основательной порции чистого виски и множества слов мне удалось растопить ее, и в конце концов она поняла, что выйдет отсюда со стариком, но никому не должна говорить ни слова, в особенности полицейским.
— Где Рыжик? — спросила она, когда на лицо ее вернулись краски — хотя хорошеньким оно оставалось и без них, — а в глазах появился проблеск мысли.
Я ответил, что он на месте, и пообещал ей, что к утру он будет в больнице. Остальное ее не интересовало. Я прогнал ее наверх за пальто и шляпой, сходил вместе со старичком за его шляпой, а потом отвел их обоих в комнату на нижнем этаже.
— Сидите здесь, пока не приду за вами, — сказал я, запер их и положил ключ в карман.
Парадная дверь и окно на нижнем этаже были забраны досками так же, как задние. Я не рискнул их отрывать, хотя уже светало. Я поднялся наверх, соорудил из наволочки и кроватной планки белый флаг, высунул в окно и, когда чей-то бас сказал мне: «Ладно, давай говори», высунулся сам и сказал полицейским, что сейчас их впущу. Чтобы открыть парадную дверь, я минут пять работал топориком. Когда дверь открылась, на ступеньках и тротуаре стояли начальник полиции, начальник уголовного розыска и половина личного состава полиции. Я отвел их в подвал и выдал им Большую Флору, Окуня и Рыжего 0'Лири вместе с деньгами. Флора и Окунь очнулись, но не разговаривали.
Пока сановники толпились вокруг добычи, я ушел наверх. Дом наполнили полицейские сыщики. Я здоровался с ними по дороге к комнате, где оставил Нэнси Риган и старика. Лейтенант Дафф возился с запертой дверью, а Хант и О'Гар стояли у него за спиной.
Я улыбнулся Даффу и отдал ключ.
Он открыл дверь, посмотрел на старика и девушку — больше на девушку, потом на меня. Они стояли посреди комнаты. Выцветшие глаза старика смотрели жалко и вопросительно, а голубые глаза девушки потемнели от тревоги. Тревога ничуть не повредила ее красоте.
Если это твое — ты не зря запер на замок, — шепнул 0'Гар мне на ухо.
А теперь можете бежать, — сказал я им. — Отоспитесь как следует, на работу явитесь завтра. Они кивнули и вышли из дома.
Вот как у вас в агентстве поддерживают равновесие! — сказал Дафф. — На каждого урода-оперативника по красавице?
В коридоре появился Дик Фоули.
— Что у тебя? — спросил я.
— Финиш. Анжела привела меня к Вэнсу. Он привел сюда. Я привел полицейских. Его взяли… Ее взяли.
На улице грохнули два выстрела. Мы подошли к двери и увидели какую-то возню в полицейской машине. Мы подошли к ней. Бритва Вэнс в наручниках корчился в кабине, сползая на пол.
— Мы держали его в машине, Хьюстон и я, — объяснил Даффу агент в штатском, человек с жестким ртом. — Он хотел бежать, схватил револьвер Хьюстона обеими руками. Мне пришлось стрелять… два раза. Капитан нам голову оторвет! Нарочно держал его здесь — как будущего свидетеля. Ей-богу, я бы не стал стрелять, но тут — либо он, либо Хьюстон!
Дафф обозвал агента ирландской дубиной и помог ему поднять Вэнса на сиденье. Полные боли глаза Вэнса остановились на мне.
— Я… тебя… знаю? — выдавил он. — «Континентал»… Нью-Йорк?
— Да.
— Не мог… вспомнить… у Лароя… с Рыжим?
— Да, — сказал я. — Взяли Рыжего, Флору, Окуня и деньги.
— А Папа… до… пуло…са… нет.
— Папа до чего? — переспросил я, и спина у меня похолодела.
Он приподнялся на сиденье.
— Пападопулос, — выговорил он из последних сил. — Хотел… пристрелить его… уходит с девушкой… легавый поспешил… жалко…
Слова в нем кончились. Он содрогнулся. Смерть уже стояла в его зрачках. Врач в белом хотел протиснуться мимо меня в машину. Я оттолкнул его и, нагнувшись, схватил Вэнса за плечи. Затылок у меня оледенел. В животе было пусто.
— Слушай, Вэнс, — крикнул я ему в лицо. — Пападопулос? Старичок? Мозги шайки?
— Да, — сказал Вэнс, и последняя капля крови вышла из него с этим словом.
Я уронил его на сиденье и отошел.
Конечно! Как же я не сообразил? Старый мерзавец — если бы не он, при всем его испуге, был главной пружиной, смог бы он так ловко сдать мне остальных, по одному? Их загнали в угол. Либо погибнуть в перестрелке, сдаться и кончать на виселице. Ничего другого им не оставалось. Полиция схватила Вэнса — он мог сказать и наверняка сказал бы, что Пападопулос был атаманом, и ни возраст, ни хилость, ни маска прислужника не помогли бы старому хрычу выкрутиться на суде.
А я? Мне тоже ничего не оставалось, как принять его условия. Иначе конец. Я был воском в его руках, его сообщники были воском. Он списал их также, как они помогли ему списать других, а я отпустил его на все четыре стороны.
Теперь я могу искать его, могу перевернуть город вверх дном — я обещал только выпустить его из дома, — но…
Что за жизнь!
106 тысяч за голову
— Я Том-Том Кери, — с растяжкой сказал он.
Я кивнул на кресло возле моего письменного стола и, пока он подходил, прикинул, с кем имею дело. Высокий, широкоплечий, широкогрудый, узкий в поясе, он весил, пожалуй, килограммов восемьдесят пять. Смуглое лицо его было твердым, как кулак, но ничто в нем не говорило о дурном характере. Синий костюм на нем был хороший и сидел хорошо.
Усевшись, он завернул в коричневую папиросную бумагу заряд табака и объяснил
— Я брат Пэдди Мексиканца.
Я решил, что это, возможно, правда. По масти и повадкам Пэдди был похож на гостя.
— Значит ваша настоящая фамилия — Каррера, — обронил я.
— Да. — Он раскурил самокрутку. — Альфредо Эстанислао Кристобаль Каррера, если желаете подробнее.
Я спросил его, как писать «Эстанислао», записал на листке, добавив: «Он же Том- Том Кери», вызвал Томми Хауда и попросил, чтобы в архиве посмотрели, нет ли у нас чего на эту фамилию. Томми ушел с листком, а смуглый человек с растяжкой проговорил в дыму:
— Пока ваши люди раскапывают могилы, я объясню, зачем пришел.
— Нескладно как Пэдди погиб, — сказал я.
— Такие доверчивые долго не живут, — объяснил его брат. — Но такой уж он был человек… последний раз я видел его четыре года назад, тут, в Сан-Франциско. Я тогда вернулся из экспедиции в… не важно куда. Короче, я сидел на мели. Вместо жемчуга привез из поездки только пулевой шрам на бедре. А Пэдди был жирный, только что нагрел кого-то на пятнадцать тысяч. В тот день, когда мы встретились, он собирался на свидание и опасался тащить с собой такие деньги.
Том-Том Кери выдул дым и мягко улыбнулся, мимо меня, своим воспоминаниям.
— Такой уж он был человек. Верил даже родному брату. А я в тот же день уехал в Сакраменто, оттуда — поездом на восток. Одна девочка в Питтсбурге помогла мне истратить эти пятнадцать тысяч. Лорел ее звали. Любила запивать ржаное виски молоком. И я с ней пил, покуда внутри у меня все не свернулось — на творог с тех пор смотреть не могу. Так, значит, за голову этого Пападопулоса назначили сто тысяч?
— И шесть. Страховые компании предложили сто тысяч, ассоциация банкиров — пять и город — тысячу.
Том-Том Кери бросил окурок самокрутки в плевательницу и начал монтировать новую.
— А если я вам его поставлю? — спросил он. — Куда и как разойдутся деньги?
— Здесь они не застрянут, — уверил я его. — Сыскное агентство «Континентал» наградных не берет и служащим брать не позволяет. Если полиция примет участие, они захотят долю.
— Но если нет, все — мои?
— Если возьмете его без посторонней помощи или только с нашей помощью.
— Возьму. — Он сказал это небрежно. — Так, с арестом ясно. Теперь насчет суда. Если его возьмут, это точно, что он там не отмажется?
— Должно-то быть точно, но он ведь предстанет перед присяжными, а тут все может случиться.
Мускулистая коричневая рука с коричневой сигаретой ответила на это беспечным жестом.
— Тогда, пожалуй, надо получить у него признание до того, как я его притащу, — предложил он не задумываясь.
— Так будет надежнее, — согласился я. — Вам стоило бы опустить кобуру сантиметров на пять. А то рукоять очень высоко. Выпирает, когда садитесь.
— Ага. Вы — про тот, что под левой рукой? Снял с одного человека, когда свой потерял. Ремень коротковат. Сегодня достану другой.
Вошел Томми с папкой: «Кери, Том-Том. 1361-К». Там были газетные вырезки — самые старые десятилетней давности, самые свежие восьмимесячной. Я прочел их, передавая по одной смуглому человеку. Тома-Тома Кери описывали как наемника, торговца оружием, браконьера по тюленям, контрабандиста и пирата. Но все это только предполагалось, допускалось и подозревалось. Его многократно задерживали, но ни по одному делу не осудили.
