Лев Гурский - Никто, кроме президента
Валера выскочил из машины, распахнул заднюю дверцу. И на свет явился я, Виктор Ноевич Морозов, во всем своем грозном и карающем генеральско-милицейском величии.
Менты вытянулись во фрунт и оцепенели. Дима, предупрежденный заранее, потер ладоши: он обожал эти сеансы борьбы с мелким рэкетом. Как и я, он не надеялся отучить всех ментов трясти всех уличных торговцев. Но, если прав академик Павлов и условные рефлексы – медицинский факт, то хотя бы уличных продавцов газет рано или поздно обязаны оставить в покое. Охотой на вампирчиков в ментовских погонах я занимался добровольно, из любви к справедливости. Пускай я надел мундир и принял звание, но за своих коллег, работников прессы, болею по-прежнему. Надеюсь, и они ко мне так же. Гратиа гратиам парит. Рука руку пиарит.
Полчаса я зловещим голосом объяснял двум попрошайкам, что с ними будет в следующий раз, если товарищ генерал застанет их за этим постыдным занятием, которое позорит наши славные органы. После чего я громко свистнул, и мы с Димой понаблюдали, как оба пристыженных соколика несутся прочь, подбирая полы шинелей.
– Ну как сегодня успехи? – поинтересовался я.
И раньше, когда мы оба торговали газетами возле метро, Дима относился ко мне с подобающим уважением. А после того, как я согласно специальныму указу Президента Волина вырос в звании от майора запаса до генерал-лейтенанта милиции и получил редакторское кресло в новой ведомственной газете с приличным бюджетом, юноша уж тем более не отказывался мне помочь. В том числе и с промоушеном.
– Десять штук продал, Виктор Ноевич, – бравым голосом доложил Дима. – Расхваливаю ее вовсю. Да и народ сам начинает соображать потихоньку, что газета ваша ничего. Каждый день по новому покупателю прибавляется. До «Листка», понятно, далеко, но берут уже, берут. На той неделе буду не пятнадцать, а двадцать штук заказывать… Только вот название, вы не сердитесь, многих отпугивает.
– Название как название, – строго сказал я. – До революции вот были «Полицейские ведомости», и ничего, хорошо расходились.
– Да нет, это я так, к слову, – стушевался Дима.
Честно говоря, я и сам чувствовал, что с названием у меня что-то не совсем в порядке. «Свободная милицейская газета» – звучит неплохо. Достойно, красиво, увесисто. Но все же у меня было странное ощущение, что одно слово тут лишнее. Хотелось бы только понять, какое именно.
78. ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ
Дверь распахнулась, и на красный ковер моего рабочего кабинета со скрипом и веселым дребезжаньем заехала мотоколяска.
– Буэнос диас, Роза Григорьевна! – поприветствовал я бабушку Марисабель ее любимым конспиративным именем.
Ради ее удобства я велел оборудовать Кремль наклонными пандусами для комфортного проезда коляски по всем его закоулочкам.
– Буэнос диас, Павел Петрович! – расцвела благодарной улыбкой новая руководительница администрации Президента России.
Как и во времена нашей совместной работы на благо советской внешней разведки, она проявляла в общении со мной немалый такт. Едва бабушка выяснила, каким образом обращался ко мне покойный Собаковод, она тут же напрочь отказалась от фамильярных «Паши» и «Пашеньки». И, сколько я ее потом ни уговаривал, именовала меня с тех пор только по имени-отчеству, даже когда при наших беседах не было посторонних. Саму троицу главных заговорщиков она презрительно не удостаивала имен вовсе: мертвому Фокину приклеила прозвище Эль Перреро, мертвому Желткову – Эль Ниньо, а живой Соловьев, переехавший из тюремной больницы в элитную психушку, получил, конечно же, кличку Эль Марьячи.
Никогда бы не подумал, что, позвав в Кремль бабушку Марисабель, я так быстро и качественно подниму международный рейтинг России. Политкорректность сегодня – великая вещь. Оказывается, ты можешь скверно справляться с инфляцией или с терроризмом, тебе можно вводить кривой Налоговый кодекс и драконовский кодекс Уголовный, у тебя в стране могут быть высокий уровень коррупции и низкий – рождаемости… Но если ты одновременно с тем показываешь миру, что готов трепетно относиться к правам женщин, престарелых, инвалидов и даже назначаешь на высокий пост старушку-колясочницу, тебе разом простится многое. А я-то определил ее на службу безо всякой задней мысли! Я просто был уверен, что на этого человека абсолютно точно могу положиться. Наше с ней общее шпионское прошлое – это во-первых. Богатый опыт, житейский и боевой, – во-вторых. Никаких политических амбиций – в-третьих. Ну и, кроме того, строгая ворчливая бабушка была незаменима для пригляда и за детьми, и за мной.
– Какие новости? – спросил я. – Рутины не надо, сводки я после почитаю. Просто скажите, есть что-нибудь интересное? Кто-нибудь от меня чего-нибудь хочет?
– Слезное письмо от Союза композиторов, – хихикнула бабушка Марисабель. – Жалуются, что верховная власть совсем про них забыла. Не уделяет внимания всем этим симфониям и ламбадам.
С музыкой и музыкантами во всех окрестностях Кремля старушка, признаться, обошлась круто. Везде она видела «пятую колонну» Соловьева и любые проявления гармонического и мелодического зачищала на полметра вглубь. Кремлевский духовой оркестр был распущен, Кремлевский хор переведен в Питер, тамбурмажор отправлен на пенсию, а на церемониях награждения вместо живых скрипачей и трубачей стал играть CD-проигрыватель. Исключения были сделаны только для сэра Пола Маккартни с Ростроповичем. И, само собой, для нашего общего любимца Карлоса Сантаны. Когда тот исполняет «Бесамэ мучо», я чувствую, что мне снова двадцать два.
– Письмо проигнорировать, – повелел я. – Дела музыкальные в ведении Минкультуры, пускай обращаются к Школьнику. Что еще?
– Есть обращение от Патриарха. Его Святейшество просит, чтобы мы как-то ограничили Нектария. Он их здорово теснит по Москве.
– Ответить вежливо, но твердо, – распорядился я. – Как мы всегда на такое отвечаем: Россия, мол, государство светское, многоконфессиональное, перед Конституцией все равны и так далее… Про то, что именно Нектарий, а не они, дает столице пятипроцентную экономию электричества, писать не надо. Сами догадаются… Еще новости?
– Всероссийская ассоциация ветеринаров протестует против попыток запретить в России кетамин…
– Что значит попыток? – Мной овладело раздражение. Я не забыл мерзкого чувства, когда стеклянный холод бежит по венам и подступает к самому горлу. – Разве эта гадость до сих пор законодательно не запрещена? Я же обращался к Думе!
– Есть сложности, – вздохнула бабушка Марисабель. – Кетамин не включен в мировой реестр наркосодержащих препаратов, распространение которых преследуется по закону. А Россия подписывала международные протоколы о соответствии наших стандартов мировым. Это надо в Совбез ООН обращаться с отдельным меморандумом…
– Бюрократы! – проворчал я. – Ну и обратимся, проблем-то. Пусть МИД готовит текст, я подпишу. Заразу надо пресекать в корне. Уж Козицкий, я думаю, нашу просьбу в Совбезе поддержит… Ладно, Роза Григорьевна, на сегодня все. Вы свободны. Грасиас.
Мотоколяска главы президентской администрации, однако, не тронулась с места.
– От Славы и Настеньки устная просьба, – сообщила бабушка.
И по тону ее я понял: эта проблема без меня не решается. Мелкие прихоти сына и дочки не требовали моего участия. Марисабель сама знала, что детишек, переживших такой кошмар, надо баловать, баловать и еще раз баловать – пока они не оттают окончательно.
– И что же они на сей раз хотят? – полюбопытствовал я. – Мне казалось, что у них есть все. Или мы что-то забыли?
– Они хотят… – В голосе бабушки Марисабель я внезапно расслышал кое-что необычное. Робость, смущение, чуть ли не суеверный страх. – Они, Павел Петрович, хотят… завести песика…
– Что? – подскочил я с места. – Что-о-о-о-о?!
– Песика. Собачку. Маленькую…
Наверное, в лице у меня проступило нечто жуткое, потому что глава моей администрации немедленно вцепилась в пульт управления мотоколяской, резко сдала назад и откатилась метра на два от моего рабочего стола.
– Ни за что! – громким задушенным шепотом произнес я, изо всех сил удерживаясь от того, чтобы не заорать в голос, не стукнуть по столу. – Что угодно, но только не это! Рыбок, морскую свинку, хомячка, попугайчика, зайчика, гремучую змею – пожалуйста, ради бога! Но собаку – никогда! Слышите меня? Ни-ког-да!
Октябрь 2004 – март 2005
ПРЕЗИДЕНТЫ, БОГИ, ПСИХИ И ТАК ДАЛЕЕ
Новая книга Льва Гурского – третий роман из его «президентской» серии (первым был «Убить президента», вторым – «Спасти президента»). Во всех трех книгах автор не отступал от своих правил игры: не претендовал на «серьезный» политический триллер, а всегда, попросту выражаясь, ломал комедию. Немаловажная деталь: психи, маньяки, слегка и не слегка сдвинутые и прочие вестники иррациональных миров есть непременная, жизненно важная составляющая его прозы.
