Стивен Кинг - Мистер Мерседес
– Так в чем дело?
Ходжес достает удостоверение, показывает. Большой палец вновь закрывает дату.
– Детектив Ходжес. Как вас зовут, сэр?
– Джейми Голлисон. – Его взгляд смещается на Джерома и Холли.
– Я его напарница, – говорит Холли.
– Я его стажер, – говорит Джером.
Рабочие наблюдают. Некоторые торопливо гасят сигареты. Возможно, это совсем не табак. За дверью виднеется освещенное потолочными лампами складское помещение, заставленное бутафорией и разрисованными брезентовыми задниками.
– Мистер Голлисон, у нас серьезная проблема, – говорит Ходжес. – Вы должны вызвать сюда Ларри Уиндома, немедленно.
– Не делайте этого, Билл. – Несмотря на растущую тревогу, он отмечает, что Холли впервые называет его по имени.
Ходжес не реагирует на ее слова.
– Сэр, мне нужно, чтобы вы связались с ним по мобильнику.
Голлисон качает головой.
– Сотрудники службы безопасности не берут с собой мобильники, когда они при исполнении, потому что всякий раз, когда у нас такие большие шоу – я хочу сказать, большие детские шоу, со взрослыми иначе, – сети перегружены, и дозвониться невозможно. Охранники носят с собой…
Холли дергает Ходжеса за рукав.
– Не делайте этого. Вы его спугнете, и он приведет ее в действие. Я знаю, что приведет.
– Возможно, она права, – соглашается Джером. И, вспомнив свой статус стажера, добавляет: – Сэр.
Голлисон в тревоге смотрит на них.
– Спугнете кого? Приведет в действие что?
Ходжес поворачивается к сторожу.
– Так что при них? Рации?
– Да. Маленькие такие… – Он касается уха. – Напоминают слуховой аппарат. Как у ФБР и разведки. Что здесь происходит? Скажите мне, что это не бомба. – Ему не нравится выражение бледного и потного лица Ходжеса. – Господи, неужели?
Ходжес проходит мимо него в складское помещение, заставленное всяческой бутафорией, мебелью, пюпитрами; здесь же расположены столярная мастерская и пошивочный цех. Музыка все громче, дышать Ходжесу все тяжелее. Боль ползет по левой руке, в груди тяжесть, но голова пока ясная.
Брейди или побрился наголо, или оставил короткие волосы, которые перекрасил в другой цвет. Мог использовать тональный крем, чтобы изменить цвет кожи, вставить контактные линзы другого цвета, надеть очки. Но он все равно остался бы одиноким мужчиной, пришедшим на девчачий концерт. И после наводки, полученной Уиндомом, привлекал бы внимание и вызывал подозрения. Плюс взрывчатка. Холли и Джером знают о ней, но Ходжес знает больше. Стальные шарики, скорее всего много стальных шариков. Даже если его не остановили у дверей, как он сумел пронести все это в зал? Неужто служба безопасности работает так плохо?
Голлисон хватает его левую руку, а когда трясет, Ходжес чувствует, как боль добирается до висков.
– Я пойду сам. Как только увижу охранника, попрошу его связаться с Уиндомом, чтобы он пришел сюда и поговорил с вами.
– Нет, – возражает Ходжес, – вы этого не сделаете.
Холли Гибни – единственная, кто адекватно воспринимает ситуацию. Мистер Мерседес в зале. У него бомба, и только благодаря милости Божьей он ее еще не взорвал. Слишком поздно привлекать полицию, слишком поздно привлекать службу безопасности ЦКИ. И для него слишком поздно.
Но.
Ходжес садится на пустой ящик.
– Джером, Холли, идите сюда.
Они подходят. У Джерома круглые глаза. Он едва сдерживает панику.
– Одного обритого черепа недостаточно. Он принял меры для того, чтобы выглядеть безвредным. Возможно, я знаю, как он это сделал, а если я прав, то знаю, где его искать.
– Где? – спрашивает Джером. – Скажите нам. Мы его возьмем. Обязательно.
– Это будет нелегко. Он уже настороже, постоянно проверяет свое личное пространство. И он знает тебя, Джером. Ты покупал у него мороженое, когда он приезжал на этом чертовом фургоне «Мистер Вкусняшка». Ты мне сам это говорил.
– Билл, мороженое у него покупали тысячи людей.
– Конечно, но много ли черных живет в Уэст-Сайде?
Джером молчит. Теперь его очередь кусать губы.
– Насколько большая бомба? – спрашивает Голлисон. – Может, включить пожарную тревогу?
– Только если вы хотите получить гору трупов, – отвечает Ходжес. Говорить ему все труднее. – Он взорвет бомбу, как только почувствует опасность. Вам это надо?
Голлисон не отвечает, и Ходжес поворачивается к двум своим столь далеким от полицейской службы Ватсонам, которых этим вечером Бог или капризная судьба определили ему в помощники.
– С тобой риск слишком велик, Джером, и конечно, я сразу выбываю из игры. Он начал следить за мной задолго до того, как я узнал о его существовании.
– Я подойду к нему сзади, – говорит Джером. – Он меня не увидит. Тем более в темноте, когда освещена только сцена.
– Если он такой, каким я его представляю, твои шансы – в лучшем случае пятьдесят на пятьдесят. Этого недостаточно.
Ходжес смотрит на женщину с седеющими волосами и лицом подростка-невротика.
– Надежда только на тебя, Холли. Сейчас рука у него на спусковом крючке, и ты – единственная, кто может подойти вплотную без опаски, что он тебя узнает.
Она закрывает искусанные губы одной рукой, но, похоже, этого недостаточно, потому что добавляется и другая. Глаза у нее огромные и влажные. Господи, помоги нам, думает Ходжес. Слова эти не в первый раз приходят в голову, когда дело касается Холли Гибни.
– Если только вы пойдете со мной, – говорит она сквозь руки.
– Я не могу, – отвечает Ходжес. – У меня сердечный приступ.
– Еще и это, – стонет Голлисон.
– Мистер Голлисон. В зале есть сектор для людей с ограниченными возможностями? Должен быть, так?
– Да. На полпути от сцены к верхним рядам.
Он не только пробрался в зал со взрывчаткой, думает Ходжес, но еще и занял позицию, которая обеспечит максимальное число жертв.
– Теперь слушайте, вы двое, – говорит он. – И не заставляйте меня повторять.
35Вступительное слово диджея немного успокоило Брейди. Все это ярмарочное дерьмо или за кулисами, или подвешено над сценой. Первые четыре или пять песен – просто разогрев. Очень скоро декорации выкатятся из-за кулис или опустятся на сцену. Потому что главная причина присутствия здесь этих ублюдков – увеличение продаж последней порции их аудиодерьма. Когда детки – а для большинства это первый в жизни поп-концерт – увидят яркие мерцающие огни, колесо обозрения и задник с нарисованным на нем пляжем, они просто рехнутся от восторга. И тогда, именно тогда он нажмет выключатель Изделия два и полетит в темноту на золотистом шаре их счастья.
Ведущий вокалист с копной светлых волос заканчивает приторную балладу на коленях. Застывает, наклонив голову, омерзительно играя на публику. Певец он отвратный, и ему давно следовало принять смертельную дозу какого-нибудь наркотика, но когда он поднимает голову и кричит:
– Вам здесь нравится? – зрители отвечают предсказуемой овацией и диким визгом.
Брейди оглядывается – он проделывает это каждые несколько секунд, охраняет личное пространство, как и предположил Ходжес, – и его взгляд падает на маленькую черную девочку, которая сидит справа от него, двумя рядами выше.
Я ее знаю?
– На кого вы смотрите? – кричит миловидная девочка с ножками-спичками, перекрывая шум. Он едва ее слышит. Она широко улыбается, и Брейди думает, что для девочки с такими ногами улыбка – нонсенс. Мир подложил ей знатную свинью, напрочь лишив как секса, так и многого другого. Она должна сидеть мрачнее тучи, а не растягивать рот до ушей. Он предполагает, что девочка скорее всего обкурилась.
– На моего друга! – кричит в ответ Брейди, думая: Как будто у меня есть хоть один.
Как будто.
36Голлисон уводит Холли и Джерома к… ладно, куда-то. Ходжес сидит на ящике, наклонив голову, руки лежат на бедрах. Один из рабочих осторожно подходит к нему и предлагает вызвать «скорую». Ходжес благодарит, но отказывается. Он не верит, что Брейди сможет услышать вой сирены приближающейся «скорой» (или вообще что-то) за грохотом «Здесь и сейчас», но не хочет испытывать судьбу. Уже наиспытывал, и в итоге все, кто сейчас в аудитории Минго, включая сестру и мать Джерома, оказались в опасности. Он предпочтет умереть, чем рискнуть еще раз, и надеется, что умрет прежде, чем ему придется объяснять, как он влетел в такое дерьмо по самое не хочу.
Только… Джейни. Думая о Джейни, смеющейся, в его федоре, надетой набекрень под фирменным углом Филипа Марлоу, он знает: представься возможность все повторить, он пошел бы тем же путем.
Ну… почти. На втором заходе более внимательно прислушивался бы к миссис Мельбурн.
Она думает, они среди нас, сказал Боуфингер, и они посмеялись. Но, как выяснилось, смеялись они над собой, верно? Потому что миссис Мельбурн была права. Брейди Хартсфилд – на самом деле чужой, и он все время бродил среди них, ремонтируя компьютеры и продавая мороженое.
