Антон Леонтьев - Святой нимб и терновый венец
– Получается, ваша теория о том, что Христос не умер на кресте, лопнула? – подозрительно произнесла Элька Шрепп.
– Не о том речь, – отмахнулся Рональд Каррингтон. – Да, мы не обнаружили доказательств того, что Иисус не умер на кресте, и не нашли написанного им евангелия, но докопались до того, что плащаница – величайший шедевр гениального Леонардо, созданный по заказу Ватикана. И теперь никто не посмеет заткнуть мне рот!
– Нам, – мягко поправил его писатель. – Нам, профессор!
Падре Фелиппе Ортега
Быть братом, а заодно и личным секретарем нового папы – тяжкая доля. С того момента, как Антонио превратился в его святейшество Льва XIV, изменился весь ритм и привычный уклад не только его, но и моей жизни. Ему не было суждено более вернуться в свою прежнюю квартиру, где он обитал, будучи кардиналом и главой папской комиссии по Латинской Америке. Там побывал я, чтобы забрать его личные вещи, бумаги и книги и доставить их в Апостолический дворец, где на третьем этаже Антонио и занял апартаменты своего предшественника. Мне отвели комнаты недалеко от папских покоев.
Последующие дни были полны суматохи: приближалось посвящение Антонио в сан, что и произошло на следующей неделе – мой брат решил не затягивать церемонию в связи с трагическими событиями, предшествовавшими его избранию на папский престол, ведь церкви требовался новый кормчий. Ритуал коронования Льва XIV, имевший место на паперти собора Святого Петра, транслировали по всему миру, и я не смог сдержать слез в тот момент, когда голову моего брата увенчала тиара.
Сведения о том, что во время конклава скончались три человека (и один из них был избранным папой Иоанном XXIV), как и следовало ожидать, просочились-таки в прессу. Они вызвали шквал неприятных вопросов.
Антонио проявил мудрость, не пожелав утаивать факт гибели двух кардиналов и папы, однако велел мне распространить заявление о том, что их смерть вызвана естественными причинами: в Риме стояла нестерпимая жара, и кончина трех пожилых мужчин, находившихся в стрессовой ситуации, была объяснима.
На место покойного статс-секретаря Умберто Мальдини папа Лев назначил кардинала Джеймса Кеннеди, и я был уверен, что Антонио сделал хороший выбор: австралиец был предан ему без лести, а моему брату требовались не столько личности, сколько послушные орудия. Вначале мой брат упорно предлагал этот высокий пост кардиналу Плёгеру, которому, собственно, и был обязан своим избранием, но немец столь же упорно отказывался от такой чести, ссылаясь на свой преклонный возраст и заявляя, что в скором будущем подаст в отставку с поста главы конгрегации по делам вероучения и вернется в свой родной Мюнхен.
У Антонио были грандиозные планы: он желал войти в историю папства как самый деятельный понтифик. Он велел пресс-секретариату подготовить его первую зарубежную поездку и принялся за перетряску курии. Моему брату доставляло истинное наслаждение являться верховным понтификом и сюзереном государства Ватикан.
Он, и так всегда встававший ни свет ни заря, подымался теперь не позднее половины шестого, около часа проводил в приватной капелле, где горячо молился (присутствовать при этом имел право только я). Затем Антонио совершал утренний туалет, завтракал, одновременно знакомясь с обзором прессы и последними новостями. Мой брат уже отдал распоряжение об оборудовании в стенах Апостолического дворца фитнесс-центра (он привык тренироваться не менее двух раз в неделю и не хотел надолго забрасывать спорт). С десяти до трех он работал у себя в кабинете, выслушивая чиновников курии, визируя бумаги и принимая высоких гостей. С трех до половины шестого Антонио обедал, отдыхал и прогуливался по садам Ватикана. С половины шестого до половины девятого он снова удалялся в кабинет или перемещался в библиотеку, где давал частные аудиенции. С девяти до десяти мой брат снова удалялся в капеллу, чтобы помолиться на ночь, а в одиннадцать, приняв ванну и выпив на ночь стакан горячего молока, удалялся к себе в опочивальню, где зачастую допоздна читал – Антонио гордился, что, как император Наполеон, спит по четыре часа.
Я же никак не мог успокоиться: убийца, умертвивший трех человек на конклаве и, вероятно, еще кучу до избрания папы, а также покушавшийся на мою жизнь, оставался на свободе. Все улики указывали на то, что за преступлениями стоял таинственный орден «Перст Божий». Антонио велел мне выяснить все, что возможно, и сообщить ему, кто же является главой этой секретной организации.
На свою беду, я затребовал у швейцарских гвардейцев еще раз список тех, кто посещал папу Адриана одиннадцатого декабря. Холодный пот прошиб меня, когда я обнаружил одно имя, коего не было в списке, которым снабдил меня Антонио. Черным по белому там значилось, что и мой брат посещал святого отца!
Целую ночь я ворочался в постели, будучи не в состоянии сомкнуть глаз. Антонио обманул меня! Он не только скрыл, что был у Адриана в день, когда тому размозжили голову, но и намеренно подсунул мне список, из которого вымарал собственное имя.
Я боялся признаться самому себе, что это могло означать. Папа Адриан убит (а ведь Антонио навещал его в Кастель Гандольфо в числе прочих кардиналов!), все самые опасные противники моего брата тоже отправились на тот свет, и папой стал он! Неужели ради тиары Антонио...
Со святым отцом я увиделся в капелле – застал Антонио коленопреклоненным перед алтарем. Заслышав мои шаги, Антонио обернулся и улыбнулся:
– Доброе утро, Фелиппе!
– Антонио, – заговорил я сиплым из-за спазма в горле голосом, – скажи мне правду, – это ты убил папу Адриана?
Антонио ретиво встал с колен, подошел ко мне и надменно произнес:
– Фелиппе, я не знал, что ты увлекаешься спиртным. Или принимаешь наркотики? Учти, такой секретарь мне не требуется!
– А какой тебе требуется? – завопил я, схватил Антонио за плечи и с силой тряхнул. Мне было плевать, что за этот проступок я подлежал отлучению от церкви. – Такой, который покрывает твои гнусные преступления? Я знаю, что ты снабдил меня фальшивым списком, – ты был в Кастель Гандольфо одиннадцатого декабря!
На лбу у Антонио заблестели капли пота. Святой отец прошептал:
– Я так боялся, что ты докопаешься, Фелиппе... Да, я был у Адриана...
– Так почему же ты скрываешь это? – сурово спросил я. – Если ты невиновен, то нечего насиловать правду!
Мой брат обернулся по сторонам и тихо промолвил:
– Адриан доверял мне, он лично позвонил и сказал, что я должен немедленно прибыть к нему. Святой отец был крайне взволнован. Когда я под вечер приехал в Кастель Гандольфо, Мансхольт проводил меня в кабинет, где... где я нашел его святейшество с проломленным черепом!
– И ты скрылся, не вызвав помощь? – изумленно произнес я.
Антонио зло ответил:
– Я сразу сообразил, что на папу напали, и мне не хотелось быть включенным в число потенциальных подозреваемых! Мансхольт, который меня терпеть не мог, с радостью бы подтвердил, что последним посетителем у Адриана был кардинал делла Кьянца, а значит, он и размозжил папе голову.
Я поджал губы. Антонио заверещал:
– Фелиппе, ты должен мне верить! У меня не было причин убивать Адриана!
Я продолжал молчать, и тогда Антонио выпалил:
– Так и быть, скажу тебе всю правду! Когда я вышел из кабинета папы, найдя Адриана на полу, в крови, то почувствовал, что у меня сильно кружится голова, и присел в кресло в уголке. Минуты через две дверь приоткрылась, и оттуда выскользнул кардинал фон Тротт.
– «Наш Адольф»... – выдохнул я. – Антонио, ты не лжешь, пытаясь выгородить свою грешную душу?
– Я говорю правду! – рявкнул Антонио. – Ты забываешься, Фелиппе, ведь я – папа римский! Я сидел в углу, скрытый тенью, и фон Тротт меня не заметил. Он был там, Фелиппе! Это значит, что он и пытался убить Адриана!
– Тогда зачем ты врал мне, заявляя, что ничего не знаешь? О, понимаю! Ты элементарно трусил, Антонио. Срочно вызвал меня из Южной Америки, чтобы взвалить на мои плечи расследование. И поставил под удар меня. Ты всем разболтал, мол, я ищу убийцу папы Адриана, что отвлекло внимание убийц от тебя и сделало меня мишенью их злодеяний!
Антонио, фальшиво всхлипнув, воскликнул:
– Фелиппе, я очень боялся! Фон Тротт наверняка действует не один. Он, я слышал, член «Перста Божьего»!
– Так, так... – протянул я. – Антонио, поклянись мне, что сейчас ты поведал мне правду и ничего не утаил. Или, выложив только часть истины, ты умолчал о своей собственной роли в череде смертей?
– Да как ты смеешь! – взвился Антонио и, перекрестившись, принес торжественную клятву, что рассказал мне правду и ничего не утаил. Мог ли я не поверить собственному брату, более того, папе римскому?
Оставив Антонио в капелле, я отправился на квартиру к кардиналу фон Тротту. Как я мог забыть, что он во время конклава дважды пытался внести чью-то кандидатуру, и если бы не вмешательство Божье, то папой избрали бы не Антонио, а его кандидата! Похоже, мой брат говорит правду...
