Бернар Миньер - Не гаси свет
Туман приникал к окнам, но свет нигде не горел. Опера… Музыка разносилась по дому, голос взлетал, падал и снова взлетал, как паруса под ветром. Кристине казалось, что звуки проникают через кожу прямо ей в кровь.
Она взглянула на темноволосую женщину с красивым, хоть и тронутым возрастом лицом.
— Ты ждала кого-то другого? — обратилась та к своей пленнице. — Думала, что вот-вот разгадаешь загадку…
— Где Дениза? — повторила журналистка свой вопрос.
— Нет тут никакой Денизы. — Хозяйка дома щелкнула выключателем, на кухне зажегся яркий свет, и Кристина увидела блестящие поверхности шкафчиков из нержавеющей стали и ряды сверкающих кастрюль. — Сообщение послала я. — Она повернулась к Маркусу. — Она чиста? Ты ее обыскал?
Мужчина кивнул — едва заметно, небрежно, давая понять, насколько неуместен этот вопрос: он свое дело знает.
Брюнетка снова повернулась к Кристине:
— Вернее будет сказать, Дениза не имеет никакого отношения к этой истории… если не считать того, что спит с твоим Жеральдом. Это началось задолго до того, как он тебя бросил. Хороший номер она сыграла с тобою в кафе!.. Брось, не злись: кто может устоять перед Денизой? Какой нормальный мужик? Уж точно не Жеральд. Слишком трусливый, слишком ленивый и слишком нудный: не волнуйся, он ей скоро наскучит.
Женщина говорила небрежным тоном, но Штайнмайер угадывала в ее словах нечто зловещее и даже угрожающее.
— Кто вы? — спросила она и удивилась про себя: «Надо же, голос почти не дрожит…»
— Меня зовут Мила Болсански, — ответила хозяйка. — Тома! — позвала она затем, и Кристина уловила справа от себя звук открывающейся двери и легких, почти невесомых шагов. В кухню вошел мальчуган лет четырех или пяти с грустными карими глазами.
— Это мой сын Тома. Поздоровайся, малыш, — сказала Мила. — Тома — сын Лео.
— Здравствуйте, мадам, — послушно произнес ребенок.
— А теперь возвращайся к себе, дорогой, — велела ему мать.
Мальчик исчез — так же тихо, как появился. Он явно не страдал излишним любопытством. На долю секунды Тома напомнил Кристине сестру Мадлен в последние дни ее жизни, когда она закрылась, замкнулась в себе и не проявляла никаких чувств. Сын Лео… Журналистке показалось, что у нее в голове возникла истерическая каша идей и впечатлений, что стрелка ее внутреннего компаса сбилась и сошла с ума, что она ищет и не может найти север.
Маркус, убравший пистолет, когда появился ребенок, снова наставил его на пленницу, а та посмотрела на мать Тома. Почему ей знакомо это лицо? Она чувствовала, что вот-вот вспомнит…
— Идем… — Женщина открыла дверь в комнату и включила свет.
Кристина увидела огромную, во всю стену, фотографию Земли, сделанную из космоса. Снимок был фантастически четким, несмотря на размеры. При взгляде на него возникало ощущение, что ты сам паришь в ночном небе и смотришь на континенты и острова, ледники и города, пустыни, циклоны и тайфуны. У стены с фотографией стояли белый диван и низкий столик с книгами. Журналистка сразу заметила, что все они были посвящены одной и той же теме. Она подумала о Лео и внезапно все поняла. Мила Болсански. Ну конечно: женщина-космонавт… Она видела ее по телевизору несколько лет назад. Вторая француженка в космосе. Если память ей не изменяет, на орбите тогда что-то произошло и миссия была прервана… Лео участвовал в той экспедиции, но никогда об этом не рассказывал. Они встречались два раза в неделю и говорили о множестве вещей. Но не о происшествии на МКС. Неужели мальчик — его сын? Это уж слишком…
— Слышишь музыку? — спросила Мила. — Опера «Гибель богов». В финале бывшая валькирия Брунгильда, сидя верхом на лошади, бросается в погребальный костер Зигфрида. Я всегда любила оперу… Многие из них посвящены теме самоубийства. Но ты, Кристина, слишком любишь жизнь, это твой главный недостаток.
Штайнмайер обвела взглядом комнату. Черное лаковое пианино, на крышке — партитуры и фотографии в рамках. В глубине, перед балконной дверью, беломраморный камин. Пустой, без дров. Над трубой клубится туман…
— Опера — это первозданные эмоции. Когда страсть, печаль, страдание и безумие достигают такого накала, что словами их не выразить, в дело вступает пение. Это выше человеческого понимания, выше логики: этого не описать словами.
Музыка звучала торжествующе громко, разносясь по всему дому. Кристина подумала о маленьком мальчике — стены толстые, но он тоже ее слышит. Игрушки Тома — фигурки-трансформеры, красная пожарная машинка, баскетбольный мяч — остались лежать на ковре: хозяйке дома было не до уборки…
— Знаешь, как написать хорошее либретто? — продолжала Болсански. — Очень просто: действие должно развиваться быстро, а ударные моменты — множиться до самой развязки. Трагической, само собой разумеется… Ключевой момент — это ария da capo в трех частях, причем третья повторяет первую. Но музыка не должна быть помехой драматизму действия, так что главное — чувство меры.
Сопрано взяла высокую ноту.
— Вот, слышишь? — сказала хозяйка.
— Что именно? — спросила Кристина, не давая вывести себя из равновесия. — Это нелепое воркование? По-моему, она перебарщивает, тебе так не кажется?
По лицу Милы промелькнула тень сомнения.
«Ну что, съела? — мысленно фыркнула Штайнмайер. — Ты думала, что сломала меня, уничтожила и можешь праздновать победу. Жаль тебя расстраивать, но в этот раз у тебя не вышло. Твой план не сработал. С Селией получилось куда “забавней”… Особенно ее самоубийство в финале. Совсем как в одной из чертовых опер, которые ты так любишь…»
Болсански повернулась к Маркусу.
— Ты достал то, что я велела?
Он кивнул, сунул руку в перчатке в карман куртки, достал маленькую ампулу и посмотрел на Кристину пустым взглядом из-под длинных светлых ресниц.
Брюнетка протянула руку к графину с водой и налила полстакана. «Не показывай, что боишься», — приказала себе журналистка. Мила вылила содержимое ампулы в воду и помешала, а потом вынула ложечку.
— Пей, — приказала она.
— Снова хочешь споить меня? — огрызнулась Штайнмайер. — Повторяешься…
— Пей!
— Слушайте, я… — начала было Кристина, но затем, не договорив, взяла дрогнувшей рукой стакан.
— ПЕЙ, — угрожающим тоном произнес Маркус и наставил на нее пистолет. — Не тяни. У тебя три секунды… две… одна…
Женщина поднесла стакан к губам — вкус воды в нем напоминал витамины, которые в детстве мать покупала для нее в аптеке, — и выпила залпом.
— Значит, с Селией поработали вы? — спросила она после этого.
Взгляд Милы стал ледяным.
— Она считала, что имеет право на Лео, цеплялась за него. А он собирался бросить ради нее жену. Это была самооборона: Лео принадлежит мне, он отец моего ребенка.
— Но ведь он женат…
— Ты называешь это браком? Я бы сказала иначе — балаган. Кстати, они разводятся, ты не знала? — Хозяйка дома пожала плечами. — Рано или поздно он ко мне вернется. Когда поймет наконец, что осталась только я. Идиотка Селия стояла у нас на пути — как и ты… Я превратила ее жизнь в ад. Все вокруг начали считать ее сумасшедшей, она исхудала, подурнела, потускнела, перестала быть забавной умницей… и у нашего дорогого Лео открылись глаза… Приходится признать, что с состраданием у него слабовато… — Пауза. — Он ее бросил, а она этого не вынесла. Финал тебе известен…
Кристина кивнула.
— Ясно. Теперь моя очередь. Жаль только, что ты зря старалась. Месяц назад я порвала с Лео. Он мог бы тебе это подтвердить, пожелай ты поинтересоваться.
— Врешь! — воскликнула брюнетка.
— Зачем мне врать?.. Уже поздно давать задний ход, верно?
Еще один удивленный взгляд. Мила наверняка думала, что ее жертва будет рыдать, молить о пощаде…
— Как ты нашла Маркуса? — спросила тем временем Штайнмайер.
Обе женщины посмотрели на маленького человечка с бритым черепом, бледной кожей и женоподобным лицом.
— У меня есть друзья в Москве, — сказала Болсански. — Бесценные друзья… Мы сошлись, когда я работала в Звездном городке. Маркус — один из их… представителей во Франции… Он приехал три года назад, но язык выучил в России. У него и у таких как он особый дар: они шарят по помойкам в поисках информации, проникают по ночам в дома, узнают о людях то, что те хотят скрыть, вырывают признания, вскрывают любые замки, взламывают компьютеры…
Мила коснулась ногтем татуировки на шее коротышки и продолжила:
— Маркус нелюбопытен. Он не задает вопросов. Это одно из его главных достоинств. Он интересуется только размером гонорара. Ты знаешь, что есть страны, где убийцу можно нанять за пригоршню долларов или пакетик дури?
