Эллери Куин - Тайна голландской туфли. Тайна испанского мыса
— Ее обуял страх, — тихо пояснил Эллери. — Страх. Их всех обуял страх. Должно быть, этот Марко в каком-то смысле был Макиавелли и Вельзевулом в одном флаконе. Он пригвоздил страхом…
Белокурая женщина вдруг метнулась словно кошка — прямо к выключателю. И сразу же наступила кромешная тьма.
Они лежали, застыв на месте. Только одно могло вызвать такой спонтанный рефлекс мышц — она услышала, как кто-то приближался.
Казалось, прошла целая вечность. Хотя на самом деле секундная стрелка на часах Эллери дернулась лишь несколько раз. Затем свет вспыхнул вновь. Дверь была снова закрыта, и спиной к ней стояла миссис Констебль, а ее рука все еще лежала на кнопке выключателя рядом с дверным косяком. Миссис Мунн исчезла.
Обвислая туша толстухи походила на застывшее желе. Ее всю словно раздуло изнутри: глаза, грудь и все заплывшее жиром тело выпятилось наружу. Но более всего выражали ее глаза, глядящие на изуродованную кровать, разбросанные на полу вещи и опустошенные ящички. Для Квина и судьи это было все равно, что смотреть замедленные кадры фильма. Они могли проследить каждую мысль, отражавшуюся в ее глазах и на ее измученном лице. Оно больше не казалось пустым и застывшим. Все ее тело под шелковым халатом дрожало, сотрясаясь каждой клеточкой жирной плоти. Изумление. Ужас. Догадка. Разочарование. И наконец, страх, растворивший все остальное. Миссис Констебль расплавилась от страха, словно огромная свеча, оплывшая в гору теплого жира.
Бесформенной грудой плоти осев на пол, она зарыдала так, словно ее сердце разрывалось на части. Женщина рыдала беззвучно, отчего ее горе выглядело еще более омерзительным. Они могли видеть красное нёбо ее широко открытого рта и огромные бусины слез, катившихся по ее лицу. Сидя на коленях, она раскачивалась из стороны в сторону в горестном экстазе, из-под халата торчали ее огромные голые колени.
Миссис Мунн по-кошачьи гибко вышла из-за спинки кровати и уставилась на бесформенную массу, рыдающую на полу. Звериное выражение исчезло с ее жесткого, красивого лица. Презрительный взгляд красавицы выражал едва ли не сочувствие. В руке она все еще сжимала забытый нож.
— Несчастная идиотка, — бросила Сесилия женщине на полу.
Эллери и судья слышали это отчетливо.
Миссис Констебль прекратила раскачиваться, очень медленно открыла глаза. Потом мгновенно вскочила на ноги и, запахнув на груди халат, уставилась на блондинку.
— Я… я… — Затем ее пораженный взгляд скользнул по ножу в руках миссис Мунн, и с толстых щек мгновенно сбежали остатки краски. Она попыталась заговорить, но голосовые связки подвели ее. Наконец пролепетала:
— Вы… Нож…
Миссис Мунн сначала не поняла. Но потом до нее дошло, чего испугалась толстуха, и она, улыбнувшись, швырнула нож на кровать.
— А, это, вам нечего бояться, миссис Констебль. Я про него совсем забыла.
— О, — приглушенно вырвалось из груди несчастной толстухи, ее руки принялись теребить край халата, глаза оставались полузакрытыми. — Я… должно быть, ходила… во сне.
— Вам незачем прикидываться перед крошкой Сесилией, дорогуша, — сухо произнесла миссис Мунн. — Я тоже одна из его милашек. Так, значит, он совратил и вас, да? Кто бы мог подумать?!
Толстуха облизала губы.
— Я… что вы имеете в виду?
— Мне следовало бы догадаться. Вы такая же светская дама его круга, как и я сама. Он вам тоже написал, да? — Ее жесткие глаза прошлись по уродливой, деформированной фигуре немолодой женщины все с тем же выражением презрительного сочувствия.
Миссис Констебль поплотнее закуталась в халат.
— Да, — с надрывом ответила она.
— И велел немедленно приехать сюда, я права? Немедленно? Это одно из любимых словечек моего драгоценного муженька. — Она непонятно почему вздрогнула. — Готова поспорить, что он написал вам, что вы приглашены миссис Годфри. Уверена, что-то в этом роде. Как если бы она знала вас всю жизнь, с тех самых пор, когда вы были еще девочками и носили косички… Со мной было то же самое. И вы приехали. Вау, и вы осмелились приехать! Вы побоялись отказать ему.
— Да, — прошептала миссис Констебль. — Побоялась.
Губы миссис Мунн изогнулись, глаза блеснули огнем.
— Проклятый…
— Вы… — начала было миссис Констебль и замолчала. Ее руки описали дугу вокруг. — Это все сделали вы?
— Кто же еще! — фыркнула блондинка. — Неужели вы думаете, что я могла бы это так оставить? Он достаточно заставил меня страдать, проклятый сукин сын! Я решила, что это мой единственный шанс. Коп отправился спать… — Она передернула плечами. — Но все напрасно. Их здесь нет…
— О, — прошептала толстуха. — Нет? Я думала… Но они должны быть здесь! О, невозможно даже представить, что их здесь нет. Я не могла бы жить… я сначала подумала, что вы пришли сюда и нашли их. — Неожиданно она схватила блондинку за плечи, ее глаза дико блеснули, и прохрипела: — А вы не лжете? Может, вы это скрываете? О, пожалуйста. Пожалуйста. У меня дочь — невеста. Мой сын недавно женился. Мои дети уже взрослые. Я всегда была уважаемой женщиной. Я… я не понимаю, как это случилось. Я всегда мечтала о таком, как он… Пожалуйста. Скажите мне… скажите мне, что вы нашли… скажите, скажите, пожалуйста! — Ее голос сорвался на крик.
Миссис Мунн залепила ей пощечину. Крик оборвался, и толстуха попятилась, схватившись за щеку.
— Простите, — проговорила блондинка. — Своим криком вы поднимете даже мертвых. Рядом спит старикашка… я только что по ошибке попала в его комнату… Ладно тебе, сестренка, возьми себя в руки. Мы отсюда уходим.
Миссис Констебль позволила взять себя за руку. Теперь она плакала по-настоящему.
— Но что мне теперь делать? — простонала она. — Что мне делать?
— Сидеть тихо и молчать. — Миссис Мунн пожала плечами. — Завтра здесь черт знает что будет, когда этот коп вернется и обнаружит весь этот погром. Но мы об этом ничего не знаем, понятно? Ничего. Мы всю ночь проспали как невинные младенцы.
— Но ваш муж…
— Да. Мой муж. — Глаза блондинки стали еще жестче. — Он преспокойно храпит у себя в комнате, — отрезала она. — Пойдемте, миссис Констебль. В этой комнате… нездоровая атмосфера. — Она потянулась к выключателю.
Свет потух. Через несколько секунд мужчины у окна услышали, как защелкнулась дверь.
— Представление окончено, — констатировал Эллери, не без труда поднимаясь с затекших колен. — Отправляйся поскорее обратно в постель, мой друг. Ты что, хочешь поймать пневмонию?
Судья Маклин подхватил свое одеяло и, не говоря ни слова, осторожно двинулся по узкому балкону к своему окну. Эллери последовал за ним и вошел в дверь, которую лишь слегка приоткрыл. Потом закрыл ее за собой и беспечно зажег свет.
Пожилой джентльмен сидел на краю кровати, глубоко задумавшись. Эллери зажег сигарету и с облегчением опустился в кресло.
— Итак, — негромко произнес он, не спуская глаз с судьи, — каков вердикт, ваша честь?
Судья пошевелился.
— Если ты расскажешь мне обо всем, что произошло, пока я спал, сын мой, я смогу дать более вразумительное объяснение.
— Рассказывать почти нечего. Самая главная новость — это то, что миссис Годфри во всем призналась.
— Не понимаю?
— В саду, под луной, жена призналась в неверности мужу. Детективу посчастливилось это слышать. — Эллери передернул плечами. — В этом смысле кое-что прояснилось. Я знал, что она в конце концов сломается, но не думал, что перед Годфри. Поразительный тип этот Годфри! В нем что-то есть. Принял новость с достоинством, как того требовали обстоятельства… Она также призналась в том, о чем мы уже говорили раньше, — она ни разу не встречалась ни с миссис Констебль, ни с Муннами, до того как пригласила их на Испанский мыс. Как выяснилось, это Марко заставил ее пригласить всю эту компанию.
— А-а, — протянул судья.
— И миссис Констебль и миссис Мунн — по крайней мере, миссис Констебль точно — попали в затруднительное положение, не меньше, чем она сама.
Пожилой джентльмен рассеянно кивнул:
— Да-да, понимаю…
— Однако самый интересный момент откровения был прерван внезапным появлением миссис Констебль. — Эллери вздохнул. — Не то чтобы это было так уж важно. Но мне хотелось бы услышать это из уст самой миссис Годфри.
— Хмм. Ты хочешь сказать, что она рассказала мужу не все?
— Несомненно.
— Но ты знаешь, что она собиралась сказать Годфри?
— Думаю, что да, — ответил Эллери.
Судья распрямил длинные ноги и направился в ванную. Когда он вернулся снова, его лицо было скрыто полотенцем.
— Теперь, — начал он приглушенно, — когда я собственными глазами видел эту драму в соседней комнате, мне кажется, что я тоже знаю.
— Хвастаешься? Давай сравним. Твой диагноз?
— Мне кажется, я понимаю таких женщин, как Стелла Годфри. — Судья Маклин отбросил полотенце и растянулся во всю длину кровати. — Не важно, кем мог оказаться Годфри в социологическом отношении, его жена — жертва небезызвестной болезни голубой крови, носящей название «гордость касты». По рождению она Руздал. Ты не слышал, чтобы кто-то из их рода был замешан в крупном скандале. Одна из первых фамилий в деловых кругах Манхэттена, чистая порода. Они не слишком благосклонны к торговле, современным экономическим условиям как таковым, по это истинные набобы, когда дело доходит до Рембрандтов, Ван Дейков, старых голландцев и прочих традиций. Это у нее в крови.
