Эдуард Фикер - Современный чехословацкий детектив
— А товарищу капитану?
— Его тут нет.
— Не понимаю, товарищ поручик, как это «нет»?
Беранек широко распахнул дверь.
— Смотрите, его тут нет. Я должен его дождаться.
— Но... — заикаясь, начал бедняга. — Он же не выходил. Товарищ поручик, — почти выкрикнул он, — он никуда не уходил! Не сплю же я, господи!
— Все в порядке, — успокоил его Беранек. — Вот вам двадцать крон. Я его подожду. Наверняка придет.
И поручик Беранек похлопал вахмистра по плечу.
— Капитан не пропадет, — сказал он с легкой грустью. И покачал головой. — Где там... Такое, наверно, вообще невозможно...
89Поручик Беранек знал, что говорил: в эту самую минуту капитан сидел на лавочке, которую смастерил Мартин Калаб.
— Вы, наверно, испугались? — спросил Экснер.
— Еще бы, — прошептала Вера. — Страшно было — жуть.
— Почему?
— Та фигура... шла одна. Здесь в парке ходят и ночью. И вечером. Но редко в одиночку.
— Да нет, — проговорил Мартин Калаб. — Не в этом дело, Вера. Жутко было не потому, что фигура была одна...
— Стоп, — перебил их капитан Экснер. — Итак, прежде всего: шел, шла или шло. Договоритесь насчет рода.
— По-моему, шел, — сказал Мартин. — Но... это могла быть и женщина.
— Или привидение.
— Ну нет, какое там привидение. — Мартин Калаб смущенно засмеялся. — Хоть я и не знаю, как выглядит привидение. А ведь я родился в замке.
— Привидения выглядят жутко, — поучительно изрек Михал Экснер.
— При чем тут привидения, — проговорила Вера. — Скорей всего, это был мужчина, потому что у него были короткие волосы. То есть у этой фигуры волосы были не длинные, не до плеч. Может, у него даже было что-то на голове. Фуражка или вроде того. И я знаю, почему было так жутко.
— Ну?
— Потому что он шел ужасно медленно.
— Ладно, — вздохнул капитан Экснер, — повторим все сначала: вы сидели здесь и разговаривали. Но как же тогда вы услышали шум и шаги внизу? Что это был за шум?
— Да мы, собственно... не разговаривали... — смутился Мартин Калаб.
— Да, мы как раз молчали, а шум... Его трудно описать. — Вера даже вздрогнула. — Хруст веток, словно что-то волокли, шаги, дыхание, такое громкое, будто человек запыхался. Вот мы и посмотрели вниз, нас это сначала не слишком удивило...
— Почему?
— Мы бываем здесь довольно часто, — объяснил Мартин Калаб. — Из «Лесовны» после танцев проходит много народу. Мы стали смотреть, что там такое. Та фигура вышла на дорогу вон там, у лестницы, наклонилась...
— Наклонилась?
— Да. Вроде бы. Словно шнурки завязывала.
— Минутку! Где наклонилась эта фигура?
— Вон там. У самой лестницы. Возле нижних ступенек. Потому я и подумал, что шнурок. Шнурок ведь завязывают на ступеньке.
— Пожалуй, — согласился Экснер. — И что же дальше?
— Потом эта фигура пошла вверх по лестнице. Довольно медленно. Но не слишком, не то чтобы еле тащилась. Постояла немного на второй площадке. А потом поднялась уже до самого верха, до двора.
— Замок в это время закрыт?
— Да.
— И вам не показалось странным, что туда кто-то идет?
Они переглянулись.
— Показалось, — ответила Вера Финкова. — Но потом загорелся свет у пана Рамбоусека. И мы решили, что это был он.
— А потом?
— Потом свет у пана Рамбоусека погас. И тогда опять было тихо, и мы услышали, что кто-то спускается по лестнице. Мы снова посмотрели. Тот человек был уже почти внизу, — объяснила она. — Нес какую-то белую тряпку. Вдруг споткнулся и схватился за перила.
— И все озирался по сторонам, — добавил Мартин Калаб. — После я подумал, что это был вор, который в субботу вечером украл у матери скатерть. И он все поправлял этот белый сверток.
— Вот как! В субботу вечером у мамы пропала скатерть? — удивился капитан Экснер.
— Да.
— А откуда? Со стола?
— Нет. Она повесила ее сушить на балюстраду.
— Мама по ночам сушит скатерти на балюстраде?
— Нет, — ответил Мартин Калаб. — Но в субботу у нас были гости, играли в карты и залили скатерть вином. Ну, мама постирала ее и повесила на балюстраду, а к утру она исчезла.
— Та-ак. А дальше? Что этот мужчина делал дальше?
— Он опять стал возиться с чем-то внизу у лестницы. Опять вроде бы завязывал шнурок.
— А потом?
— Ушел из парка с белым свертком под мышкой.
— Прямо по дороге?
— Ага.
— Сколько было времени?
— Это по чистой случайности мы знаем точно, — сказала Вера Финкова. — У Мартина на часах было полдвенадцатого.
— Долго горел свет у пана Рамбоусека?
— Долго... А сколько именно, мы не знаем. Очень долго. Когда лампа загорится или погаснет, сразу видно. Свет из окон падает вон на те деревья.
— Что ж, вы рассказали мне интересные вещи, — заметил капитан Экснер. — Но это не все.
Они недоуменно переглянулись.
— Нет, — продолжал Экснер. — Не все. Кто это был?
Они покачали головой.
— Мы в самом деле не знаем, — произнесла Вера. — Приходите сюда — ну хоть сегодня вечером, если будет луна. Вы сами убедитесь, что человека отсюда узнать невозможно.
— Я думал, это пан Рамбоусек, — сказал Мартин Калаб. — Только потом, когда мы узнали, что случилось, что с ним произошло... Нам пришло в голову...
— А почему вы не отправились к поручику Шлайнеру, когда это пришло вам в голову?
— Мы боялись, — ответила она. — Потому что поручик Шлайнер дружит с моим папой, а папа не знает...
— Чего не знает?
— Что я поздно прихожу домой. Мы живем на первом этаже. Я с вечера закрываюсь в комнате, говорю, что боюсь.
Капитан Экснер взглянул на Мартина Калаба.
Тот кивнул с серьезным видом.
90— Ну, и когда же мы подведем итоги? — деловито спросил сидевший за обеденным столом поручик Беранек, едва в окне показалась голова капитана Экснера.
Экснер, вздрогнув от неожиданности, прижался к стене и ухватился за подоконник.
— Черт возьми! — пробормотал он вполголоса. — Ведь подо мной три метра.
— Я, между прочим, пью пиво и ничем тебе не мешаю, — заметил Беранек.
Капитан Экснер только безнадежно мотнул годовой и влез в комнату. Потом высунулся из окна.
— Спасибо. Лестницу отнесите на место. Не бойтесь. Все останется между нами. Спокойной ночи, — Он оправил одежду и пошел к умывальнику сполоснуть руки. — Итоги подведем часиков в девять-десять, — сказал он Беранеку,
— А где?
— По-моему, здесь, место вполне подходящее.
— А кто будет подводить эти итоги?
— Только мы трое. Влчек проснулся?
— Вот он обрадуется, увидев тебя.
— Ну, тогда пойди скажи ему. — Экснер огляделся по сторонам.
— Что ты ищешь?
— Клочок бумаги и карандаш.
Поручик Беранек, не торопясь, полез в нагрудный карман и достал свой черный блокнот. Вырвал из него чистый лист (предварительно убедившись, действительно ли на нем нет пометок), из второго нагрудного кармана извлек две шариковые ручки.
— Какую тебе — зеленую или синюю?
— Синюю.
— Бери зеленую. Она лучше пишет.
— Смотри. — Капитан Экснер подтянул брюки, стал коленями на стул, оперся локтями о столешницу и наклонился с бумажкой к Беранеку. — Вот лестница с внутреннего двора, — рисовал он. — Это внутренний двор, лестничные площадки, первая, вторая, тут лестница разветвляется, здесь сходится, а здесь ее конец.
— Интересно, — заметил Беранек. — Весьма. А дальше что?
— Скажешь Влчеку, — капитан Экснер обвел низ лестницы на своем не очень искусном чертеже неровным овалом, — пусть он здесь все основательно осмотрит. И особенно вот здесь. — Он нарисовал кружок в том месте, которое изображало конец перил. — До наступления темноты. Два раза шел дождь, — вздохнул он. — И все же чем черт не шутит...
91Без нескольких минут восемь капитан Экснер заглянул в запасник.
— Добрый вечер, — вежливо поздоровался он. — Я и не предполагал, что здесь такое общество...
— Что вам угодно, товарищ капитан? — вскочил доктор Медек.
Экснер мягко покачал головой: дескать, ничего ему не угодно — и едва заметным жестом успокоил Медека. Потом перевел взгляд на Лиду Муршову и поманил ее пальцем.
Она встала и поплыла к дверям. В этот день она облачилась в длинную джинсовую юбку, слегка тесноватую в бедрах.
Доктор Медек проглотил слюну.
Капитан Экснер учтиво поклонился, кивнул Эриху Муршу, посторонился, пропуская тесноватую юбку в коридор, и закрыл двери.
Она поцеловала его.
— Тебе очень идет, — похвалил он. — Но у меня не будет для тебя времени. Только для Эриха,
— Только для Эриха?
— Мне надо с ним потолковать.
— У тебя вообще не будет времени?
Он беспомощно пожал плечами.
— Если б я знал!.. Милая Лида...
— Милый Михал, — проворковала она, — поговори с Эрихом. В таком случае я посвящу свой свободный вечер доктору Медеку.
— Завидую тебе, — заметил он кротко, с насмешливой серьезностью. — Мне такое счастье не улыбнется. Где ты будешь ночевать?