Софи Ханна - Полужизни
Горящие точки стали маяками, Саймон зашагал к ним через рощицу. Он был еще далеко и не мог разобрать лиц, когда раздался голос:
– Сэр, извините нас, извините, пожалуйста! Мы признаем свою вину и чистосердечно раскаиваемся...
– Вы ведь должны нас наказать? – поинтересовалась другая девочка, превратив утверждение в вопрос. – Чтобы мы впредь не совершали таких непростительных ошибок
Девчонки снова захихикали, явно не веря в возмездие.
– Я не учитель, – успокоил невидимых во тьме нахалок Саймон. – Я из полиции. Хоть до одури обкуритесь, мне все равно.
– Мамочки, неужели во мраке ночи по доброму старому Виллерсу крадется полицейский?!
– Вот так дела! – воскликнула третья девчонка.
Тем временем Саймон приблизился и смог разглядеть лица. «Лет по шестнадцать, – решил он. – Ишь, в одних пижамах, ни курток, ни пальто! Ржут как лошади, а сами от холода трясутся!»
– Я ищу Гарстед-коттедж, – сказал он.
– Тогда что здесь делаете? – с презрением спросила одна из нарушительниц.
– Здесь ему лучше! Вы же не хотите попасть в лапы к Кровавой Мэри, да, дядя полисмен?
– Таша!
– Что? Конечно, не хочет! Она жуткая, отвратительная карга!
– Вы о Мэри Трелиз? – вскинулся Саймон.
– Девочки, вдруг она его подружка?
– Или он арестовать ее хочет?
– Где Гарстед-коттедж? – снова спросил Саймон. – Не покажете?
Девчонки издевательски захмыкали.
– Ну конечно! И завуч не убьет нас, если поймает среди ночи в одних пижамах...
– Кровавую Мэри испугалась! Я отведу вас, дядя полисмен, только сигаретку докурю!
– Ну и трепло ты, Флавия! Будто сама ее не боишься!
– От трепла слышу!
– Почему ее нужно бояться? – спросил Саймон, искренне надеясь, что Нил Даннинг не приедет именно сейчас и не застанет его в темной роще с тремя полуодетыми малолетками.
– Господи, он же не в курсе!
– А вы поверите, если скажем?
– Мэри отлавливает девочек, убивает и пьет их кровь!
Девчонки так и прыснули.
– Эй, а она вообще существует? Я в глаза ее не видела, хоть с тринадцати лет здесь торчу!
– Нет, по правде Мэри никого не убивает и кровь не пьет, но из дома выходит исключительно по ночам...
– Что тут странного? С таким лицом я бы и ночью не выходила!
– Мэри голодом себя морила, а когда сошел жир, лицо сморщилось и стало как у столетней карги. Вот это чистая правда!
– Мэри – живая легенда Виллерса.
– Истории о ней передаются из уст в уста, из поколения в поколение... – фальшиво-взрослым голосом пропела маленькая нахалка, изображая учительницу, и подружки покатились от хохота.
– Заткнись, убожище! Не дай бог разрешение на отлучку из-за тебя потеряю!
– Если поможем полиции, нас наказывать не станут!
– Обе заткнитесь! У дяди полисмена нет времени цацкаться с маленькими девочками! В общем, точно мы не знаем...
– Еще как знаем! И мисс Уэстуэй об этом говорила, и миссис Дин...
– Все это мерзотные сплетни!
– Не мерзотные, а мерзейшие, слова «мерзотный» нет. Простите мою соседку, сэр, она обкурилась! – сказала девочка, стоящая ближе всех к Саймону. – Это не сплетни, а страшная правда. Кровавую Мэри бросил бойфренд, и она от горя пыталась повеситься. В Гарстед-коттедже...
– На глазах бойфренда! – вставила другая девочка.
– Ах да, я и забыла... Мэри вызвала его на ужасный спектакль, – девочка по имени Флавия – если, конечно, Саймон не ошибся, – изобразила в воздухе кавычки. – Когда он приехал, Мэри стояла на обеденном столе с петлей на шее. Другой конец веревки она привязала к лампочке...
– Нет, к люстре, к люстре!
– Ага, в коттедже люстра, конечно!
– Я слышала, что к люстре!
– Неважно! Короче, бойфренд вызвал «скорую», Мэри повезли в больницу, но по пути наступила, как ее... клиническая смерть? Целых три минуты сердце не билось и кислород не поступал в мозг...
– Не три, а десять!
– Детка, после десяти минут клинической смерти не воскресают! Я видела Мэри, она, конечно, чокнутая, но вполне живая. Так о чем я? Ах да! Врачи «скорой» с того света ее вернули. Думали, она умом повредилась, а нет, ничего подобного. Но это только на первый взгляд, ведь именно после той трагедии она превратилась в Кровавую Мэри. Даже имя изменила...
– Подожди! – скомандовал Саймон. – Что значит – имя изменила?
– Стала Мэри Трелиз.
– Кровавая Мэри – это же как коктейль, а Кровавая Марта звучало бы фигово.
– Марта? – Если бы не специфический наряд девочки, Саймон чувствовал бы себя увереннее и расспрашивал бы настойчивее.
– Прежде ее звали Марта Вайерс, но после клинической смерти и чудесного воскрешения она запретила себя так называть. Типа Марты Вайерс больше нет...
– Ж-жуть! Как ни услышу эту историю, каждый раз мурашки по коже.
– Она рвала на части всех, кто звал ее Мартой, поэтому вскоре даже ее родители переключились на Мэри...
– Рвала на части? – перебил Саймон, решив расставить все точки над i.
– Перевод с языка Виллерса: очень сердилась на всех, кто звал ее Мартой.
– Став Мэри, Марта сбросила вес. Прежде-то была настоящей пышкой!
– Совсем зачахла от тоски по своему любимому!
В присутствии полуодетых девчонок Саймон не мог рассуждать здраво.
– Не знаете, почему она выбрала имя Мэри Трелиз?
Девочки переглянулись и впервые притихли.
– Нет, не знаем, – наконец ответила одна, явно недовольная, что ее застали врасплох. – Да и какая разница, это же только имя!
– Да, только имя, тебе ли не знать, Флавия Эдна Сирайт, – поддела одна из подружек.
– Но после чудесного воскрешения изменилось не только имя. – Флавия попыталась вернуть беседу в прежнее русло.
– Ага, история вообще странная!
– До трагедии она была писательницей, у нее даже книга вышла.
– Точно, она есть в библиотеке колледжа.
– Значит, Мэри училась в Дарвилле?
– Нет, в Марджерисоне!
– Какая разница, в каком колледже она училась! Она была писательницей, а после того, как решила повеситься, да не вышло, не написала больше ни слова, зато живописью увлеклась. Сама я не видела, но многие болтают, что встречали Мэри ночью с сигаретой в зубах. Дескать, у нее вся одежда в краске...
– Так Дамарис Клэй-Хоффман не остановила Кровавую Мэри и не попросила угостить ее сигареткой?
– Дамарис Клэй-Хоффман – мерзкая лгунья!
– Где Гарстед-коттедж? Провожать меня не надо, просто объясните, где он. – Саймону хотелось подобраться к коттеджу неслышно, без верещащей свиты.
Едва Флавия Эдна Сирайт показала налево, тихую ночь вспорол грохот, как от небольшого взрыва.
– Господи! – девочка схватила Саймона за руку. – Это уже не смешно! Там что, стреляют?
27
5 марта 2008 года, среда
– Глупая ошибка, – качает головой Мэри. – Ты сказала «поезжай к родителям», и я поняла, что ты имеешь в виду Сесили. Ты плохая лгунья, Рут!
По всему телу растекается боль. Во мне пуля, бездушная, безжалостная. Я видела, что увернуться не успею, и теперь лежу на полу и тянусь к Эйдену, но он слишком далеко.
– Зато ты... отличная лгунья, – с трудом выдавливаю я. – Ты Марта.
– Нет, Марта умерла! Ее сердце остановилось. Ее мозг задохнулся от нехватки кислорода. Человек не может умереть, воскреснуть и совершенно не измениться.
– Аббертон... Те девять имен... – Я поднимаю голову, но слишком больно. Думать и при этом двигаться я не способна, поэтому буду только думать.
– А что с теми именами?
– Эйден... Эйден не уничтожал твои картины. Это ты... ты купила... – На конец фразы сил не хватает.
Мэри смотрит на меня сверху вниз. Пуля словно разъедает мое тело, в голове мерный гул, такое чувство, что я уже не человек, а невесомый поток боли. Раствориться бы в нем, чтобы унес далеко-далеко...
– Нет! – кричит Мэри. – Это он, он виноват!
– Имена... это... названия колледжей... Ты скупила его картины под теми именами... – Каждый вдох дается ценой огромных усилий, но я должна бороться, чтобы дышать, чтобы жить. – Заставила... сюда приехать... – На языке крутятся слова, но произнести их я не в силах. «Эйден не хотел тебя видеть, но ты подкупила его: пообещала целых пятьдесят тысяч, если он напишет картину на заказ».
Эпизоды истории, рассказанной Мэри, оживают передо мной. Эдакая полуправда-полуложь... Дверь коттеджа открыта, как и говорила Мэри. Эйден заходит, ищет Марту и вот видит – на обеденном столе, с петлей на шее. Пол усеян останками его картин... Марта выдает страшную правду и прыгает со стола... Вот почему Эйден отреагировал с опозданием и не сразу бросился ей на помощь. Его парализовал шок – два невероятных потрясения, два страшных, одновременно нанесенных удара сделали свое дело.
– Мои сады... – От двух коротких слов на лбу проступает пот. – Не Эйден... Ты их разрушила... Один прошлым летом, в наказание... в наказание за стычку в галерее Сола. Я... напугала тебя. Ты... обожаешь... привыкла держать все под контролем.
Конец мне опять не произнести... Второй сад ты, Мэри, разрушила в понедельник после разговора с Чарли Зэйлер. От нее ты узнала, что я живу с Эйденом. Ты не была в курсе, когда подарила мне «Аббертона». Ты снова потеряла контроль и снова наказала меня.
