Фридрих Незнанский - Свиданий не будет
Зря говорят, что понедельник – день тяжелый! Утром, выскочив из поезда и схватив на Курском вокзале такси на последние деньги, Гордеев мчал Лиду к себе домой. Садовое кольцо, Кудринская площадь с ветшающей высоткой, новые ворота зоопарка… Вот и знакомый двор, из которого он устремился в неведомое больше недели тому назад.
И что же! Как много произошло за эти десять дней, как много изменилось, сколько трагедий, катастроф, страстей, любви… А он, Гордеев, сделав, казалось, немало, не добился главного…
Не очень радостные размышления господина адвоката, позабывшего даже о том, к чему они с Лидой так нервно, так сладостно и так безысходно устремлялись уже многие часы, эти размышления Юрия Петровича Гордеева были прерваны тем, что он увидел во дворе, когда такси проезжало мимо, – возле соседнего с его, гордеевским, дома стоял автомобиль-фургон с подъемником-клетушкой на крыше, используемый обычно для ремонта троллейбусных линий и оборванных проводов.
А чтобы никаких сомнений не оставалось, на боку фургона было крупно начертано: «Московские электрические сети». Ниже, как это стало принято в наши времена, были помещены номера телефона и факса.
Глава 46. КОРОТКОЕ ЗАМЫКАНИЕ
Я уже видела, как «самые близкие» друзья будут пересказывать эту историю один другому.
Д. Дю Морье. Ребекка, XVПервой мыслью Гордеева было – развернуть такси и уехать отсюда, к чертовой матери, нет, прямо на Большую Дмитровку, в Генпрокуратуру, где незамедлительно пуститься на штурм высоких кабинетов. Рассказать, объяснить происходившее, произошедшее с ним в течение последних двух недель заместителю генерального, самому генеральному прокурору…
Гордеев мог теперь представить себе любую слежку за ним, однако ему все же необходимо было понять, почему тогда их с Лидой не перехватили где-нибудь на дороге. Конечно, путь их в Москву был довольно замысловат, и действительно, вероятно, надежнее караулить птичек у входа в клетку, где у одной из них имеется постоянная прописка (значит, и у квартиры Лиды кто-то пасется, решил он), но при этом так нахально…
Гордеев уже хотел было скомандовать таксисту поворот со двора, но вдруг увидел появившегося из подъезда и идущего ему навстречу добровольного помощника их домоуправительницы Анны Савельевны – доцента-пенсионера Михаила Кондратьевича.
Рядом с ним спокойно вышагивал, подлаживаясь к неторопливому шагу старика, высокий молодой человек со стремянкой.
«ЗИГ-зауэр» всю дорогу был у Гордеева наготове, а сейчас он лежал в боковом отделении портфеля и выхватить его оттуда было делом одной секунды. Правда, нередко как раз одной-то секунды и может не хватить… Надежда на то, что им в первую очередь нужна кассета, а кассета у него в кармане, но то, что она в кармане, еще надо догадаться…
Извинившись и попросив у таксиста минуту, Гордеев вышел из автомобиля – портфель на ремне через плечо – и окликнул общественника.
Тот, увидев господина адвоката, радостно махнул ему рукой, но, естественно, Юрий Петрович, глядя на него, боковым зрением видел парня, который отнесся совершенно безразлично к его появлению.
Они шли навстречу друг другу, и Гордеев был готов к любым неожиданностям, но то, что произошло через несколько мгновений, его потрясло.
Поздоровались с Кондратьевичем, пожав друг другу руки. Гордеев протянул ладонь и парню, хотя на правом плече у него висела стремянка.
– Гордеев Юрий Петрович, – внушительно произнес господин адвокат, одновременно прикидывая, как эта стремянка может заехать ему по лбу.
– Коля, – без церемоний ответил молодой человек.
– Что-то сломалось? – меланхолически спросил Гордеев.
– Да вот уж, не первый день возимся, – ответил за парня Михаил Кондратьевич.
– А что такое? – развивал разговор Гордеев.
– Частные предприниматели, понимаете! Установили на квартире хлебопекарню с печами электрическими… – возмущенно стал рассказывать Михаил Кондратьевич. – Вот проводка и не выдержала…
– А! – «вспомнил» Гордеев. – Это из-за них недели две назад во всем доме свет вырубился и у меня чуть компьютер не полетел?!
– Точно! – кивнул Михаил Кондратьевич. – Но сейчас-то мы нарушителей выявили!
– Да-да, – продолжал «вспоминать» Юрий Петрович. – Это не вы ли тогда обходили все квартиры… где жильцов не было… нас то есть… проверяли… чтобы короткого замыкания не было?..
– Конечно, мы, – кивнул парень. – А разве зря? Сколько одних только продуктов спасли, времени для уборки сохранили…
– Здорово, – согласился Гордеев, хотя мозги его начали идти набекрень. – А кто же за все это платит? Я имею в виду за проводку…
– Пекари эти новоиспеченные и будут платить, – желчно ответил Михаил Кондратьевич. – Сейчас ребята нам выставят счет, а мы – им… Возможно, еще к вашей юридической помощи придется обратиться, Юрий Петрович…
– Это пожалуйста…
Гордеев попытался, ради собственного успокоения и понимания происходящего, еще выяснить, что же это за такая замечательная организация так внимательно и тщательно ликвидирует электрические аварии, однако ему помешал таксист, терпение которого иссякло.
– Командир, – вырос он рядом с господином адвокатом. – Ты что же, хочешь, чтобы я твою девушку в счет оплаты увез? Смотри, таких красивых нельзя оставлять без присмотра!
Спохватившись, Юрий Петрович попрощался с Михаилом Кондратьевичем и электриком, который действительно, как оказалось, был ни при чем, и, расплатившись с таксистом и подхватив Лиду, устремился по месту постоянной прописки.
Да, господин адвокат! Не будет тебе покоя! Не будет тебе страсти, когда нет ни дней, ни часов, ни минут, когда облака в вышине словно белые птицы плывут… Злокозненные лжеэлектрики оказались добропорядочными работягами, однако история кокаиновых пакетиков ему не примерещилась, и, главное, тот, что обнаружил у него Елисей в конфетнице, никуда не девался и теперь был предметом исследований в прокуратуре и соответствующей экспертной лаборатории.
Однако согрешить на Елисея Гордеев никак не мог. Его непроизвольный приятель был способен не только на многое, он был способен почти на все. Однако даже очень изощренная фантазия не смогла бы заплести бомжа-интеллектуала Елисея в эту интригу с Андреевым, Вялиным и всеми остальными…
Квартира Гордеева оказалась в сохранности. Лида сразу бросилась в ванную, а господин адвокат связался с Райским.
– Наконец-то, – с облегчением вздохнул Вадим. – Беглец-интриган! Впрочем, не ты первый! Володя тебя опередил.
– Иноземцев? – не сдержал своей радости Гордеев. – Прилетел?
– Да, еще вчера. Очень волновался, что девушку свою потерял… Только сегодня до этой вашей Баскаковой дозвонился и узнал, что она с тобой… – Вадим помедлил. – Послушай, Гордеев, надеюсь, помыслы твои были чисты? Вы когда ко мне?
– Погоди! Дела прежде всего. Клиент-то по-прежнему за решеткой. Сейчас я побреюсь, помоюсь… Давай в три в коллегии. Надо посоветоваться с нашими. Сам понимаешь, дело очень серьезное.
– Хорошо. Резников сегодня будет. До встречи.
Гордеев положил трубку и, слушая, как шумит вода в душе, опустился в кресло.
Все было бы прекрасно или почти прекрасно, если бы…
И они с Лидой, и Володя, если говорить честно, счастливо унесли из Булавинска ноги. Конечно, Андреев и Новицкий пока оставались в СИЗО, конечно, на Баскаковой и Пантелееве вялинцы еще вполне могли отыграться, но все же…
В руках у Гордеева теперь была кассета с предсмертными признаниями Ландышева, оставались надежды на то, что будет найдена и видеокассета… Это уже не говоря о таких «мелочах», как обнаруженный «ЗИГ-зауэр», конкурентная борьба за рынок авиационных услуг, исчезнувшие деньги КПРФ, предназначенные для выборов, и многочисленные нити, которые тянутся не только к таким экзотическим фигурам, как отец Эдуард или доктор энергоинформационных наук Вантеев…
Гордеев поднялся с кресла, достал записанную Володей кассету, вставил ее в свой «Панасоник» и начал копировать.
Да, Володя… Вот здесь-то и было Гордееву тяжелее всего. Сколько сделал для него этот парень, какие бы мотивы им ни двигали! А что взамен? Конечно, есть вечные отговорки, самая ходкая из которых: «Сердцу не прикажешь», но, собственно, что им с Лидой приказали сердца?
Шум воды тем временем стих, и через мгновение перед Юрием Петровичем Гордеевым, господином адвокатом, вратарем и плейбоем, явилась Лида во всей своей ослепительной двадцатилетней красе. А в двадцать лет прятаться за одежду не обязательно.
– Ну, Петрович! – улыбнулась она. – Готов ли ты…
И Гордеев забыл все.
Вплоть до минувшей субботы красавица Лида казалась Гордееву даже не просто сдержанной, а холодноватой. Несколько раз он замечал, сколь сильные чувства овладевают ею, но он думал, насколько, разумеется, позволяла круговерть событий, что Лида склонна к флегматике, отчасти даже к меланхолии.
