Николай Оганесов - Играем в «Спринт»
— Понимаешь, старик, — возбужденно говорил Игорь, — все зависело от русского устного. Если б трояк — я б пролетал. Представляешь положеньице? Приплелся на экзамен, захожу, сажусь и смотрю на экзаменаторшу, изучаю. Вижу — мучает одного, дополнительными вопросами засыпала прямо, а тот понимает, что все равно горит, возьми и состри что-то. Ну, такое, чему и смеяться-то лень. А она, экзаменаторша, аж закатилась от смеха. Ну, я, конечно, мотаю на ус. Выхожу отвечать. На первый вопрос — слабо, на второй — еще хуже. Пара светит! Но третий знал хорошо: вводные слова и предложения. Отбарабанил ей, она и спрашивает: «Есть у вас пример на вводное слово в начале предложения?» Я делаю вид, что усиленно ищу, а у самого этот пример давно готов, у меня на него вся ставка была. Ты слушай, старик, слушай… — Игорь отправил в рот огромную порцию пломбира. — Она уже начинает нервничать, а я ей: «Минуточку, сейчас… Такой пример: «КОНЕЧНО, ВЫ МОЖЕТЕ ПОСТАВИТЬ МНЕ ЛЮБУЮ ОТМЕТКУ…» «Конечно», — говорю, — вводное слово, отделяется запятой». Она улыбается: «Правильно, но предложение не закончено, оно у вас, кажется, сложносочиненное?» Тут я опускаю глаза и скромненько так, негромко, говорю: «Вы правы». Она даже руки от удовольствия потерла — так ей интересно. «Хорошо, — говорю, — раз вы требуете, я закончу. И выдаю полностью… — Игорь расплылся в улыбке: — «КОНЕЧНО, ВЫ МОЖЕТЕ ПОСТАВИТЬ МНЕ ЛЮБУЮ ОТМЕТКУ, НО МНЕ НЕОБХОДИМА ЧЕТВЕРКА, ИНАЧЕ Я НЕ ПРОЙДУ ПО КОНКУРСУ». Риск, знаешь ли, дело благородное…
— И поставила? — поражаясь находчивости своего нового приятеля, спросил Антон.
— Как видишь, — с выражением некоторого превосходства ответил Игорь. — Посмеялась, поругала, что готовился слабо, но «хор» поставила. Она ведь тоже на этом выиграла: сто лет будет рассказывать этот анекдот своим студентам. Так что я — ей, она — мне.
В августе ездили на уборочную в колхоз. Игорь тоже собирался, но в последний момент не явился на сбор. Позже принес справку об освобождении по болезни.
Длинными летними вечерами Антон жалел, что его нет рядом, могли бы вместе ходить на рыбалку, в кино, на танцы в местный клуб, но очень скоро он втянулся в работу, сдружился с ребятами и до отъезда не вспоминал об Игоре.
А в сентябре начались занятия. Они снова сблизились, подолгу бродили по городу, отчаянно жгли сухие листья в заброшенном студенческом парке, говорили. Мало что сохранилось в памяти, и, наверное, были какие-то разногласия — иначе невозможно объяснить полный разрыв, последовавший за столь близкой дружбой, — но какое это имело значение сейчас, если в целом то время отложилось как самое беззаботное, счастливое и радостное?
Когда оставались вдвоем, Игорь шутил, мог часами говорить о всякой ерунде, строил фантастические проекты переделки мира, но среди сокурсников, в группе, он терялся, держался особняком, становился незаметным, поэтому и друзей у него, кроме Антона, не было. Учился он средне, и то, что Антон часто ходил в библиотеку, часами просиживал в читальне, раздражало его. Правда, вскоре он тоже нашел себе занятие: купил по случаю «Сочинения Козьмы Пруткова», и с тех пор они стали, пожалуй, единственной книгой, которую он читал с удовольствием. Игорь вызубрил ее наизусть, и взял в привычку к месту и не к месту вставлять в речь прутковские афоризмы…
Первая крупная размолвка произошла из-за девушки.
Как-то вечером, возвращаясь с занятий, они познакомились на улице с двумя подружками. Одна была низкорослой и вызывающе некрасивой. Отсутствие восхищенных поклонников, видимо, сказалось на ее характере, он у бедняжки был скверным. Девушка клокотала от злости и охотно изливала свое презрение на всех мужчин подряд. Зато вторая — ее звали Тамарой — была ей полной противоположностью. Стройная, с нежным овалом лица, высокой, взбитой по моде тех лет прической, она сразу понравилась Антону. Игорю тоже. Но классический треугольник не сложился: Антон, заметив, что девушка не спускает зачарованного взгляда с Игоря, забыв обо всем на свете, слушает его украшенную чужими афоризмами болтовню, без борьбы уступил место и весь вечер плелся рядом с невзрачной подружкой, выслушивая ее ядовитые замечания о знакомых, приятелях и просто гуляющих по проспекту ребятах.
С того вечера Игорь начал встречаться с Тамарой. Почти ежедневно он, как сводки с места боевых действий, сообщал другу о своих маленьких победах, а Антон, испытывая легкие уколы ревности, делал вид, что страшно занят, и под любым предлогом сбегал в читальню, где обкладывался учебниками, а сам запоем читал бунинские «Темные аллеи».
Пришел день, и Игорь сказал ему то, о чем Антон предпочел бы не знать. Был первый день занятий после ноябрьских праздников, студенты сонно слушали лекции, а на переменах в коридоре собирались кучками, делясь впечатлениями и строя планы на приближающийся Новый год. Красильников держался еще тише, чем обычно, избегал разговоров о Тамаре, а когда заинтригованный Антон спросил, как он провел праздники, снисходительно процедил сквозь зубы:
— Ничего, терпимо.
— Был в компании?
— Да как тебе сказать, старичок, — неопределенно протянул он. — Не до этого было. Нельзя объять необъятного, как говорили классики.
— А Тамара? — не смог сдержать любопытства Манжула. — Она была с тобой?
Неожиданно схватив его за плечи и рванув к себе, Игорь перешел на шепот:
— Я овладел ею, мой юный друг! В полночь! Когда мои наручные часы пробили двенадцать раз!
И, почти силой увлекая Антона в укромный уголок у запасной лестницы, начал излагать подробности. Говорил, торопясь, избегая смотреть в лицо, скороговоркой и непоследовательно, то забегая вперед, то возвращаясь к началу, посмеиваясь, отпуская остроты. От того, как смачно он описывал детали, как охотно и бесстыдно раздевал перед ним свою девушку, Антону стало не по себе.
— Как ты можешь?! — сорвался он. — Говорить о таких вещах вслух — пошло. Цинично, наконец!
Игорь ошарашенно уставился на него:
— Ты что? Ты это серьезно? — И брезгливо выпятил губы: — Эх ты, старичок! Я-то думал, ты мужчина, а ты просто завистливый девственник!
— Ничего подобного…
— Ладно, вегетарианец, катись на лекцию, изучай размножение инфузорий-туфелек — это для тебя в самый раз будет.
С неделю они не разговаривали, но постепенно острота ссоры сгладилась, и Антон стал испытывать угрызения совести. Игорь, безусловно, грубоват, но ведь и он перегнул палку. Подошел, извинился, и все снова стало на свои места.
По-прежнему сидели на занятиях рядом, вместе готовились к сессии. Оба избегали говорить о Тамаре, пока однажды, после обеда в университетской столовой, Красильников не сообщил, что Тамара, кажется, беременна.
— Не забудь пригласить на свадьбу, — предупредил Антон вполне серьезно, но Игорь пропустил его слова мимо ушей, отмахнулся и больше к этой теме не возвращался.
Прошел Новый год. Манжула видел, что Игорь мучается, ходит сам не свой, но не хотел новой ссоры и не вмешивался.
В начале февраля Красильников отозвал его в сторонку.
— Знаешь, старичок, ты был прав — меня окольцевали. Придется тебе раскошеливаться на подарок. Приходи вечером, дам тебе свой новый адрес. — И в заключение изрек: — Женатый повеса воробью подобен. Побегу покупать градусы.
На свадьбе Антон не сводил глаз с Тамары. Он не видел ее несколько месяцев, с самого дня их знакомства, и она показалась ему еще прекраснее, чем была. Улучив минуту, Игорь вывел его в прихожую и зашептал горячо, в самое ухо:
— Ну как, старичок, недурна? Правда? А уж в постели… — он плотоядно зажмурил глаза, — это что-то неподражаемое! — И пьяно подмигнул: — Я выбирать умею, будь спок!..
Окончательный разрыв произошел неделю спустя.
Однажды в перерыве между лекциями к ним подошел только что избранный секретарь комсомольской организации — симпатичный, но недалекий парень со спортивной фигурой, вечно куда-то спешащий. Поглядывая на часы, он безапелляционным тоном скомандовал:
— Вот вам, ребятки, бланки заявлений. Заполните и сдайте мне. На следующем собрании прием.
Заметив на их лицах недоумение, пояснил:
— Комсомол — организация массовая. Охватывать надо. Должны понимать, не маленькие…
После занятий Антон возмущался формальным подходом к важному делу, горячо доказывал порочность автоматического приема в комсомол. Игорь с ним соглашался и даже предложил написать в студенческую многотиражку. Обсудили детали. Антон взялся составить письмо. Просидел над ним до полуночи, а утром принес в университет.
Игорь прочел, похвалил.
— Одобряю, старик. Очень даже толково написано, — и протянул письмо Антону.
— Подожди, — остановил его Манжула. — Ты что, не понял? Его подписать надо. Видишь, я поставил свою подпись.
— И напрасно. Напрасно ты это сделал, — сказал Красильников. — По-моему, старик, лучше послать анонимно.