Андрей Троицкий - Смерть по вызову
– Жаль, что вы не можете поехать. А я бы заколотил дверь в свою комнату двумя досками, крест на крест, и подождал, пока все кончится. Вы все-таки профессионал и сможете защитить Ирошникова лучше, чем я.
– Если вы останетесь дома, неделями не будете вылезать из норы, просто спятите от страха. Любого шороха станете бояться. Один мой знакомый сутками сидел дома и смотрел фильмы про мертвецов и вампиров, читал книжки про всякую нечисть и таким способом на свой лад развлекался: сам себя пугал до полусмерти. Может сперва это ему и нравилось, самозапугивание. Но, в конце концов, нервы у бедняги совсем расстроились, а позже и крыша поехала. На нервной почве он оглох.
– А потом?
– Его судили, – сказал Егоров. – Естественно, не за то, что оглох.
– Значит, судили за то, что он смотрел страшные фильмы?
– Он совершил преступление. Взял гвозди, сотку, и приколотил этими гвоздями к двери свою родную тетку, между прочим, заслуженную учительницу России. Он надел на неё собачий ошейник и намордник с шипами. Мучил её, стягивал ремень на шее. А потом отпилил ей ножовкой голову, а в грудь вогнал какую-то палку. А там и вовсе разошелся: взял топорик и накрошил кровавый винегрет. Не знаю уж, кем он себя воображал, великим инквизитором или ещё кем. Но в той учительнице он видел воплощение пришедшего на землю дьявола.
– И какой срок получил ваш добрый знакомый? – Ларионов, погруженный в себя, хмурился.
– Его лечили, но это лечение хуже, мучительнее реального срока на зоне. Можно сказать, он попал в ад на земле. Не советую вам идти его дорогой, жить наедине с собственными страхами. Мне лично ближе другая позиция: будь, что будет.
– У вас просто дар художественного слова, вы все так здорово рассказали, выпукло, выразительно. Прямо видишь эту учительницу в собачьем ошейнике, приколоченную к двери длинными гвоздями. Пожалуй, я поеду в Питер, убедили. А то задохнусь в этой комнате собственными страхами. И, в конце концов, накрошу винегрет из соседки бабы Кати.
– Вот и договорились, – Егоров положил на письменный стол конверт с билетами и деньгами. – Думаю, все закончится хорошо. В городе держитесь вместе, а в гостинице снимите соседние номера. К тетке Ирошникова лучше не суйтесь. А дня через три-четыре можете смело возвращаться. Здесь все уже успокоится. И ещё просьба: заберите у Ирошникова паспорт и военный билет на имя Шеваловского, порвите эти бумаги и утопите в унитазе. А то задержат с такой паспартиной – будут неприятности.
– Хорошо, – кивнул Ларионов. – А с Максименковым вы, разумеется, хотите разобраться по-мужски?
– Хочу, но не могу, не смею лишать вас этого удовольствия, – Егоров поднялся. – Можно сказать, это ваше семейное дело.
– Вы правы, – Ларионов проводил гостя в прихожую, когда тот оделся, с чувством пожал руку. – Спасибо за то, что меня не шлепнули.
– И вам спасибо за то, что вы живы, – ответил Егоров. – Мои извинения. Людям свойственно ошибаться.
Заперев за Егоровым дверь, Ларионов вернулся в комнату, несколько минут расхаживал из угла в угол, наконец, сел, поставил на колени телефонный аппарат, набрал номер бывшей жены.
– Максименкова нет дома? – спросил он, когда Вера подняла трубку.
– Его нет, и даже не знаю, когда он вернется, – ответила Вера сонным голосом. – У них на работе какие-то важные дела. Возможно, его сегодня совсем не будет.
– Тогда сделай мне одолжение, – попросил Ларионов. – Передай ему вот что. Передай, что я уезжаю в Питер вместе с Леной Романовой и Ирошниковым. Не перебивай, он знает, с каким Ирошниковым. Но я скоро вернусь. И как только у меня появится свободная минута, одна только минуточка, я к Максименкову непременно зайду. Чтобы в его морду плюнуть. А потом разобью эту харю всмятку. Именно всмятку – так и передай. Так разобью, что ни один косметолог не выправит. Пусть собирает своих друзей, адвокатов и прокуроров, и судится со мной за нанесение вреда здоровью. Только на этом суде твой засранец будет иметь очень бледный вид. А там, глядишь, и сам станет обвиняемым, а не потерпевшим. Передашь? Большое спасибо, – Ларионов положил трубку.
Он заглянул в оставленный Егоровым конверт и полез в шкаф собирать вещи.
* * *Сев за руль, Егоров покружил по Москве, на полчаса завернул в гостиницу «Космос», где приобрел у знакомого перекупщика краденый сотовый телефон. Выехав на Проспект мира, он, сверившись с записной книжкой, набрал номер старшего следователя прокуратуры Владыкина, попросил позвать его к аппарату.
– Я и есть Владыкин. Кто говорит?
– Мое имя в данном случае ничего вам не скажет, – ответил Егоров немного гнусавым голосом. – Главное, я честный человек. Я честный предприниматель, бизнесмен. И хочу сделать важное заявление.
– Слушаю вас, – голос Владыкина сделался напряженным, чувствовалось, что он навострил уши.
– Это вы ведете дело об исчезновении доцента Олега Олеговича Десятникова? Он преподавал современную экономику в вузе, а недавно бесследно исчез. Вы этим делом занимаетесь?
– Не я лично. Этим делом занимается милиция, ну и мы, прокуратура, следим за событиями. Могу соединить вас с нужным следователем.
– Не надо, я хочу поговорить с вами. Я о вас в газете читал в связи с делом этого серийного убийцы и вообще, вам я верю. Но если вам не хочется разговаривать…
– Нет, нет, я вас слушаю, – поспешил ответить Владыкин. – Мы ведь одно дело делаем, милиция и прокуратура. Какая разница, с кем именно разговаривать?
– Вот и хорошо, – обрадовался Егоров. – У меня есть ещё и сюрприз лично для вас, но об этом позже. Так вот, я хочу заявить, что стал свидетелем убийства этого несчастного доцента. Можно сказать, его застрелили на моих глазах. В затылок ему пальнули.
– Вы знаете имя убийцы?
– Знаю, иначе не стал бы вас беспокоить, – Егоров проехал Крестовский мост и на красный сигнал светофора остановился на перекрестке возле Рижского вокзала. – Убийц было двое. Один – хозяин магазина автозапчастей Чемоданов Владик. А второй его друг, некто Пахов Федор Михайлович. За имя и отчество его ещё Достоевским называют. Так вот, убийцы – они. Каждый по разу выстрелил в затылок Десятникова из пистолета ТТ.
– А какие-то доказательства их участия в преступлении у вас имеются? – спросил Владыкин. – И меня поймите. Я ведь не хочу, чтобы ваше заявление, безусловно, очень важное, оставалось голословным. Хотя лично я в ваших словах не сомневаюсь, нужно хоть какое-то подтверждение. Чемоданов был убит неизвестными в собственном магазине. Убийцу ищут. И ваше заявление приобретает особую ценность в этом свете.
– Читал в газете о том, что Чемоданова шлепнули, – прогнусавил Егоров, делая поворот в Грохольский переулок. – Если бы Чемоданов здравствовал, я бы не стал вам звонить. Мне самому жить не надоело. Чемоданова я боялся: он большой и очень жестокий человек, с ним лучше не связываться. А его друга Пахова я не боюсь: он просто сутенер, хоть и богатый.
– Так что вы ещё хотите показать по поводу исчезновения доцента Десятникова? Мы говорили о каких-то доказательствах. Ну, хотя бы мотивах.
– С покойным доцентом я знаком не был, так, видел пару раз, – вырулив на ухабистую Большую Переяславскую, Егоров снизил скорость. – Говорили, он большой бабник. Ну, бабы его и сгубили. Десятникову все время нужны были деньги на развлечения. Такая жизнь: все дорожает, а женщины дорожают. Сейчас такие цены, что к приличным бабам и не подступишься, сами знаете. Десятников несколько раз одалживался то у Чемоданова, то у Пахова. Набежала круглая сумма. Они предупредили Десятникова, что включат счетчик, а позже и двойной счетчик, и двойной на проценты… А откуда у преподавателя вуза деньги возьмутся? Небось, он над каждым грошем трясся. В конце концов, Десятников испугался всерьез, хотел отдать им свою машину в счет части долга. Но тут одной машиной уже не отделаться. Тогда Пахов предложил расчет натурой. Два-три раза в месяц Десятников поставляет ему новую студентку на постоянную работу в это срамное бюро интимных услуг. Так они постепенно и рассчитаются.
– То есть живым товаром? – переспросил Владыкин.
– Точно, самым живым. Десятников говорил, что это не реально, две-три свежих девочки в месяц. Одна – ещё куда ни шло, одну можно. А Пахов говорил, что у него поток, конвейер, большой бизнес, а от одной в месяц ни вару, ни навару. Нужно, мол, хотя бы две, а для начала ты мне свою жену приведи. Она хоть и не первой молодости, но на любителя сойдет. И с пьяными ей можно случки устраивать. Тем все равно, старая или молодая. А этот хрен моржовый, Чемоданов, говорит, что жену сразу нельзя к людям допускать, даже пьяным. Ее сперва надо своим ребятам дать, на крепость проверить. И вообще от неё толку мало, хлипкая, такая через себя за ночь много клиентов не пропустит. Уставать сильно будет, пока привыкнет.
– Откуда вам известны эти подробности? – перебил Владыкин.
