Елена Сазанович - Город призраков
— А как же мы? — пропищала зареванная Галка. — Что теперь будет с нами? Нас ведь вылечат? Да?
Я невозмутимо пожал плечами.
— Насколько мне известно, вы ведь сами все эти годы утверждали, что рак настигает отъявленных грешников. И ниспосылается самим господом Богом. Боюсь, мы ничем вам помочь не сможем. Вы безнадежно больны. Думаю, Гога со мной согласится. И проявит гуманность к больным, не возбуждая уголовного дела. Кто посягает на небо, тот и карается небом, — закончил я философской фразой, которую придумал сам. Хотя, возможно, ее придумала за меня жизнь.
Следующим утром мы сидели с Белкой на берегу моря, прислонившись к огромному гладкому камню. На том же самом месте, где она впервые назначила мне свидание. Было еще очень рано. Но солнце уже оторвалось от земли. И, казалось, повисло между морем и небом, едва согревая нас своими лучами. Оранжевые солнечные блики отображались в спокойной глади воды. И это утро не было ослепительно ярким. Тусклый дымчатый свет наполнил море и небо, которые сливались на горизонте в однотонном спокойном цвете лазури. Там, где-то вдали море было взволнованным, безумным. А здесь оно лениво расплескивало волны по песку и то ради того, чтобы не показаться усталой речкой. Все замерло. И даже неукротимое море покорилось утреннему солнцу, ниспославшему на нас оранжевую тишину. И только белые чайки ловко скользили по волнам. Вот-вот наступи жара. Вот-вот солнце в очередной раз отпразднует свою победу. Так, что даже вечно холодному морю станет жарко. Так и должно быть. И так будет всегда…
Мы прощались с Белкой. С рыжеволосой Богиней, для которой я так и не стал первой любовью.
Но я знал, что она ждет от меня не только слов прощания. Но и объяснений.
Я держал девушку за руку. И дрожь уже не пробегала по моему телу. И мне уже не хотелось любви. Наверное, я очень соскучился по дому. А Белка была здесь. Белка жила в том месте, откуда мне поскорее хотелось уехать. Наверняка, не в лучший город и не к лучшим людям. Туда, где не менее чем в Жемчужном хватало цинизма и зависти. И где так же любили игру в порядочность, честь и свободу. Насквозь пропитанную ложью.
Мне просто хотелось домой.
Белка еще попыталась что-то говорить про первую любовь. Но я сразу же остановил ее. И она рассмеялась. Своим прекрасным, задорным смехом. Она чувствовала то же самое, что и я. Удивительно красивая девушка с огненно рыжими волосами. Единственная в этом городе, кто откровенно лгала, так и не научившись лгать. И сохранившая до конца чистую душу, не тронутую ложью. И я ее совсем не любил. Но она была слишком красива, чтобы я не мог ею не увлечься. И этим я себя оправдывал.
Нам нужно было поскорее прощаться. А мне нужно было еще многое ей объяснить.
— Значит вы специально разыграли этот спектакль? — улыбнулась она.
Я кивнул.
— Конечно, по обрезкам фотографий, которые сделал Модест Демьянович, мы сложили лицо Сенечки Горелова. И мы уже знали, кто истинный режиссер всей этой трагедии. Однако нам нужны были более конкретные доказательства. Желательно — признание его самого. Вот мы и использовали твоего отца. И он солгал, будто опыт ему не удался. Конечно, мы не ожидали, что в этом деле замешана Галка. Сенечка подсыпал ей свой адский препарат просто за компанию. Его расчет был очень прост. Раз он болен и Галка — значит они автоматически выходят из круга подозреваемых. Конечно, он пошел на этот риск, уже зная, что Заманский изобрел лекарство. И их обязательно спасут. Но он не подозревал, что Модест Демьянович уже практически обо всем догадался. И разгадал этот кроссворд. При помощи своей фотомозаики. Учитель просто брал различные части лиц родственников графа и пытался составить портрет более или менее ему знакомый. И ему это удалось. Этим более-менее знакомым человеком оказался Сенечка.
— Но учитель ведь ни в чем не был виноват, правда, Ник?
— В этой истории фактически никто не виноват напрямую. И практически все виноваты косвенно. Поскольку закрывали на все глаза. Каждому был по-своему выгоден этот образ жизни. Вначале выгоден. Пока впоследствии он не перерос в фанатизм.
— И в религию…
— Нет, девочка. Фанатизм никогда не бывает религией. Просто люди придумывают идею, которую пытаются возвести до религии. Но она всегда остается лишь фанатизмом. Религия — это всегда гораздо больше.
— Но зачем Модест взял вину на себя? Он ведь оклеветал себя! Почему он не выдал Сенечку!
— Это еще проще. Потому что Горелов был его сыном. Как сам Модест был незаконнорожденным сыном графа Дорелова. Так и Сенечка был незаконнорожденным сыном Модеста. И это он узнал только перед смертью. Когда разгадал этот кроссворд с фотографиями. Вано раньше всех обо всем начал догадываться. И когда к Сенечке якобы явился призрак. И когда тот сцепился со стариком Котовым, который якобы на него напал… Но ведь все было наоборот. Котов видел, что к Модесту перед смертью приходил именно Горелов. Наверняка, у них там был серьезный разговор. И Модест согласился взять на себя вину своего сына и добровольно уйти в мир иной. А Котов видел, как Сенечка выходил из дома учителя. И потом пошел к нему. Возможно, шантажировать. Возможно, просто попугать. Это еще нужно будет выяснить… Сенечка не успел прикончить старика. Этому к счастью помешали мы. А в случае с призраком он попытался свалить всю вину на Ки-Ки. Сочинив нам сказку, что якобы схватил призрака за руку. А потом он невзначай толкнув Ки-ки, чтобы тот поранил руку…
Белка вздохнула и посмотрела на солнце, которое все дальше и дальше отрывалось от земли, уходя в небо.
— Удивительное свойство солнца, — некстати сказала она. — Чем дальше оно от нас, тем сильнее светит. Наверное, все далекое кажется лучшим…. Все-таки так много в этом деле неясно…
— Очень много. Но, слава Богу, основные его части становятся на свои места. И что самое удивительное, все эти убийства — и адвоката, и библиотекарши и Модеста — мы разгадали правильно. Но не было лишь главного — самого преступника.
— Кто бы мог подумать… Сенечка Горелов. Единственный парень, который здесь мне внушал симпатии. Легкомысленный, веселый, почти ребенок.
— Вот именно. Ребенок. Он здорово сыграл на своей внешности. И благодаря этому запутал все следы. Никто не мог на него даже подумать. Меньше всего подозрения падали на него. А ведь Модест говорил, что единственному, кому показал книгу-летопись — это своему сыну. Сыну, которого никогда не видел. Но они переписывались и он четко знал его год рождения. Но он не знал другого. Он не знал и не мог знать, что мать Сенечки давно умерла. И мальчика воспитывала ее подруга. Которая и приехала сюда с Сенечкой. И объявила по его просьбе, что именно она его мать. Она тоже была родом из Жемчужного. Вот почему Сенечку никогда и не принимали за приезжего. Он словно здесь вырос. Возможно, Модест и догадался бы, но его сбил возраст Сенечки. Он ведь знал, что его сын гораздо старше.
— Но ведь так и должно быть! Его сын действительно старше.
— Так оно и есть, Белка. Потому что Сенечка гораздо старше, его внешность принесла ему множество неприятностей и укоренила в нем массу комплексов. Которые впоследствии он даже специально развил. У него было замедленное физическое развитие. Он всегда выглядел младше ровесников. Был хлипким, веснушчатым, маленьким и лопоухим. И всех возненавидел. Но насколько у него было медленное физической развитие, настолько быстро он развивался умственно. Единственное, что у него вообще не развивалось — это душа. Его черная, насквозь прогнившая душонка. И чем она становилась чернее, тем моложе и приятнее было его лицо. Впоследствии оказалось, что его ровесники рано постарели и подурнели. А он все еще оставался мальчиком. Вполне милым, обаятельным. И эта маска вечного мальчишки как бы застыла у него на лице. Приросла к коже. И отодрать ее было уже фактически невозможно. Это страшные люди, Белка. И они не от Бога, это точно. Их распознать очень трудно. И хуже всего, когда они желают тебе счастья. С милой улыбкой на устах. И тогда не миновать беды.
Белка поежилась. И еще ближе прильнула ко мне.
— Фу, как страшно! — выдохнула она.
— Страшнее врагов с маской приятности на лице не бывает. Открытый враг — самый лучший. Сенечка никогда не был никому открытым врагом. Но от всей гаденькой душонки он всех ненавидел. И в его вполне созревшем, вполне развитом мозгу рождались бредовые мечты и идеи. И потом. На стороне таких людей играет сам дьявол. Потому что они, скорее не люди… Дьявол подыграл и Сенечке. Который с удовольствием этому дьяволу и продался. Сенечка возненавидел всех женщин, поскольку они его не любили. Впрочем, ему эта любовь была и не нужна. Сенечка возненавидел всех мужчин, потому что они могли быть сильнее и мужественнее его. Сенечка возненавидел все грехи на свете. Но из-за своих убеждений и высокоморальных принципов. И уж конечно не по религиозным мотивам. Просто для него самым огромным удовольствием стало — уничтожение других. Я не солгал, рассказывая про однокурсника. Поначалу он был таким же как и Горелов. Святой и непогрешимый. Но впоследствии, когда это переросло в навязчивую идею, он уже мечтал, чтобы люди, отличные от него, умерли. Как и у любого фанатика, у него не все в порядке было с психикой. И поэтому свою идею он как бы оправдывал идеей свыше. Он хотел, чтобы она совпадала с божественной религиозной идеей. А она совпала с идеей дьявольской. Его настоящая мать, подруга Модеста Демьяновича умерла от рака. И он решил, что все, не вписывающиеся под его идею, именно так и должны умирать. От болезни, которая неизлечима. Умирать по законам неба. И желательно, чтобы эти законы придумывал сам Сенечка. Он и придумывал. И свято поверил в них. Заставив поверить и других… Поначалу он написал своему отцу, Модесту, чтобы узнать, что это за человек. И, при возможности, отомстить ему по своим законам. Но… Как я уже говорил, сам дьявол сыграл на его стороне. Сенечка писал, что увлекается историей… Кстати его звали тогда не Сенечка. Это имя, безобидное и веселое, он придумал, когда приехал в Жемчужный со своей приемной матерью. Модест крайне обрадовался. По письму он понял насколько умен и совершенен его сын. И когда, частенько переписываясь, они стали друзьями. Учитель и послал ему книгу-летопись Жемчужного. Так как знал, что Сенечка увлекается старинными шрифтами и рукописями. А поскольку эту книгу никто толком так и не прочитал, он и попросил Сенечку ее перевести.
