Дуглас Престон - Колесо тьмы
Путники достигли переправы через Цангпо. Мелкая и широкая у брода, она весело скакала по галечному руслу, воздух полнился веселым журчанием. Лошади опасливо ступили в стремительный поток, осторожно нащупывая дорогу.
— А дымный призрак? Этому тоже есть какое-то научное объяснение?
— Научное объяснение есть всему, Констанс. Не существует чудес или волшебства, — только научные знания, которые мы еще не открыли. Дымный призрак, так называемая тульпа, или мыслеформа, — сущность, созданная путем интенсивной фокусировки воображения.
— Монахи обучали меня некоторым техникам создания тульпы и предостерегали от таящейся здесь опасности.
— Это крайне опасно. Данный феномен впервые описала французский исследователь Александра Давид-Неэль. Она изучала секреты создания тульпы не так далеко отсюда, возле тибетского озера Маносавар. Француженка упорно и энергично экспериментировала и, похоже, начала визуализировать пухлого жизнерадостного маленького монашка по имени брат Тук [51]. Поначалу монах существовал только в ее воображении, но постепенно начал жить собственной жизнью и время от времени делался виден, когда мелькал над лагерем и пугал спутников Давид-Неэль. Далее дела пошли хуже: Александра потеряла контроль над монахом, и тот начал видоизменяться в нечто высокое, сухощавое и гораздо более зловещее. Порождение фантазии вышло из-под контроля — точь-в-точь как наш дымный призрак. Исследовательница попыталась уничтожить его, но тульпа энергично сопротивлялась, и конечным результатом стало физическое единоборство, в котором Давид-Неэль едва не погибла. Тульпу на борту «Британии» создал наш друг Блэкберн — и она же его и убила.
— Значит, он был мастером, адептом?
— Да. В молодости путешествовал и изучал эти науки в Сиккиме. Он сразу же понял, что такое Агозиен и как его можно использовать — к большому несчастью для Джордана Эмброуза. То, что дело кончилось именно Блэкберном, отнюдь не простое совпадение. В передвижении этого предмета по миру нет ничего случайного. Можно сказать, что Агозиен старался выйти на Блэкберна, используя Эмброуза в качестве посредника. Блэкберн, с его миллиардами и смекалкой владельца интернет-компании, находился в идеальном положении для того, чтобы распространить образ Агозиена по всему земному шару.
Некоторое время путники ехали в молчании.
— Знаешь, — проговорила Констанс, — ты никогда не объяснял мне, каким образом тебе удалось натравить тульпу на капитана Мейсон.
Пендергаст ответил не сразу. Было совершенно очевидно, что это воспоминание для него до сих пор болезненно.
— Когда я высвободился из его волчьей хватки, то позволил сформироваться в сознании одному-единственному образу — образу Агозиена. В двух словах: я внедрил этот образ в тульпу и дал ей новый объект желания.
— Ты поменял ее цель.
— Именно. Когда тульпа нас покинула, она стала выискивать тех, кто зачарованным взором смотрел на Агозиен. А в случае Мейсон — и стремившихся к разрушению. И тульпа истребила обоих.
— А потом?
— Понятия не имею, куда она ушла. Если считать, что события совершили полный цикл и все вернулось на круги своя, возможно, она вернулась на тот самый план тонкого мира, с которого была вызвана. А может, просто растворилась со смертью своего создателя. Интересно услышать точку зрения монахов по этому поводу.
— То есть в конце концов она послужила во благо.
— Можно сказать и так, хотя сомневаюсь, что добро — та идея, которую она была способна понять или которой озаботиться.
— Тем не менее ты воспользовался ею, чтобы спасти «Британию».
— Верно. И в результате чувствую себя чуть менее подавленным по поводу того, что оказался не прав.
— Не прав? В чем?
— В том, что полагал, будто все убийства — дело рук одного и того же лица, пассажира. В действительности же Блэкберн виновен лишь в одном убийстве — на суше.
— Причем весьма эксцентрично. Похоже, Агозиен словно приподнимает крышку, выпуская на волю наиболее потаенные, жестокие и атавистические из человеческих импульсов.
— Да. Вот это и сбило меня с толку — схожий почерк преступников. Я исходил из того, что все убийства совершены одним и тем же лицом, хотя следовало понять, что убийц было двое, но оба действовали под одним и тем же злобным влиянием — Агозиена.
Они достигли подножия тропы, взбирающейся по утесу. Пендергаст спешился и благоговейным жестом положил руку на установленный здесь огромный камень-мани. Констанс последовала его примеру, а потом они стали подниматься по тропе, ведя лошадей в поводу. Вскоре путешественники достигли вершины, миновали разрушенную деревню и обогнули выступ горы, за которым, уже привычно, взору открылись остроконечные крыши, башни и скошенные крепостные валы монастыря Гзалриг Чонгг. Путники проехали каменистую осыпь, усеянную побелевшими костями — стервятники улетели, — и наконец прибыли в монастырь.
Ворота во внешней каменной стене открылись едва ли не прежде, чем прибывшие их достигли. Встречали два монаха; один увел верховых лошадей, а Пендергаст развьючил пони. Он сунул длинный ящик под мышку, и они с Констанс последовали за вторым монахом через окованные железом двери по темным коридорам, пропахшим сандаловым деревом и дымом благовоний. С медным подсвечником появился еще один монах и повел гостей в недра монастыря.
В комнате с золотой статуей Падмасамбхавы, тантрического Будды, монахи только что расселись на каменных скамьях под председательством древнего настоятеля.
Пендергаст поместил ящик на пол и сам опустился на одну из скамей. Констанс села рядом.
Поднялся Цзеринг:
— Друг Пендергаст и друг Грин, мы рады вновь приветствовать вас в монастыре Гзалриг Чонгг. Пожалуйста, выпейте с нами чаю.
Принесли чаши со сладким, сдобренным маслом чаем, и все молча насладились трапезой. Затем Цзеринг заговорил вновь:
— Что вы нам привезли?
— Агозиен.
— Это не тот ящик.
— Подлинный ящик не уцелел.
— А Агозиен?
— Находится внутри — в первоначальном состоянии.
Некоторое время все молчали, потом заговорил древний настоятель, а Цзеринг стал переводить:
— Настоятель хотел бы знать: кто-нибудь смотрел на него?
— Да.
— Сколько человек?
— Пятеро.
— И где они теперь?
— Четверо мертвы.
— А пятый?
— Пятым был я.
Когда эти слова были переведены, настоятель резко поднялся с места и вперился в Пендергаста взглядом. Затем приблизился к нему, схватил его костлявой рукой и с удивительной силой потянул вверх, заставляя подняться на ноги. Патриарх смотрел прямо в глаза, и несколько минут прошли в напряженном безмолвии. Наконец старик нарушил тишину.
— Настоятель говорит, что это поразительно, — перевел Цзеринг. — Ты выжег демона. Но ущерб остался, поскольку тот, кто испытал экстаз полной свободы зла, уже никогда не сможет забыть эту радость. Мы поможем тебе, но не сумеем вернуть всю целостность.
— Мне это известно.
Настоятель поклонился и, подняв ящик, передал подошедшему монаху.
— Тебе наша бесконечная благодарность, друг Пендергаст. Ты совершил великий подвиг — дорогой ценой.
Спецагент остался стоять:
— Боюсь, дело еще не совсем закончено. Среди вас есть вор. Судя по всему, один из монахов счел, что мир уже созрел для очищения, и организовал кражу Агозиена. Мы должны найти этого человека и остановить, не то Агозиен снова вырвется на волю.
Как только это перевели, настоятель повернулся и посмотрел на Пендергаста, чуть приподняв бровь. На лице его явно читалось замешательство. Потом он заговорил.
— Настоятель говорит, что ты прав, дело еще не завершено. Это не конец, а начало. Он просит меня сообщить тебе некоторые важные факты. Пожалуйста, сядь.
Пендергаст опустился на скамью, настоятель — тоже.
— После вашего отъезда мы выяснили, кто выпустил Агозиен в большой мир и зачем.
— Кто же это?
— Святой лама, заточенный в стене. Тот древний старец.
— Затворник?
— Да. Джордан Эмброуз был очарован этим человеком и беседовал с ним. Лама позволил Эмброузу войти во внутренний монастырь и уговорил похитить Агозиен. Но не для того, чтобы очистить мир. Лама преследовал другую цель.
— Какую?
— Это трудно объяснить. Прямо перед вашим предпоследним приездом умер его святейшество Раланг Ринпоче. Он являлся восемнадцатой реинкарнацией того Ринпоче, который давным-давно основал этот монастырь. Монастырь не может продолжать существование без нашего реинкарнированного учителя. И потому, когда Ринпоче умирает, мы обязаны выйти в мир, чтобы найти его перевоплощение. Приводим в монастырь ребенка, которого растим и воспитываем как следующего Ринпоче. Таков был всегда наш путь. В тысяча девятьсот девятнадцатом году, когда умер семнадцатый Ринпоче, Тибет оставался еще свободной страной и было возможно выйти в мир и найти его перевоплощение. Но вот умер восемнадцатый Ринпоче, а Тибет оккупирован. Свободное перемещение монахов очень затруднено и опасно. Китайцы арестовывают наших братьев, посланных с этой миссией, бьют их, иногда даже убивают. Святой человек, замурованный в стене, знает очень много. Он знает предсказание, которое гласит: когда мы не сможем выйти и найти нового Ринпоче, тогда новый Ринпоче сам придет в Гзалриг Чонгг. Мы узнаем его, потому что он исполнит пророчество, данное в основополагающем священном тексте нашего монастыря.
