Лидия Ульянова - Размах крыльев ангела
– Я не знаю, – в растерянности протянула Маша, досадуя на то, что перебил, – много, надо думать. Там колье с сапфирами и бриллиантами, серьги с крупными рубинами и еще такая штучка, как масоны на грудь вешали, тоже с драгоценными камнями. Мишка сказал, что его мама их оценивать ходила, сказали, что особенно эта штучка ценная, она имеет отношение к религии и выполнена каким-то очень известным мастером.
Марию, что называется, понесло, врала она легко и вдохновенно, рисуя в собственном воображении все эти предметы, особенно «масонскую штучку». Элементарно: сокровища Алмазного фонда сложить с сокровищами Золотой кладовой, поделить, и получается как раз то, что нужно.
– Нет, они все прямо-таки неземной красоты, ты не представляешь!
– Понял, красивые. И где они все время лежали?
– В сейфе. У меня в спальне, в сейфе. Там, оказывается, сейф с секретом. Что-то надо нажать, и открывается вторая камера, маленькая совсем. Там они и лежали. Хорошо, что Карина про вторую камеру не знала, только Миша знал.
Ох, какое это, оказывается, упоительное занятие – блефовать. Прав был Степаныч, главное – самой верить.
– И что, он все так, с бухты-барахты, тебе оставил? Самому не надо, что ли? – с недоверием спросил Вадим. Трудно представить, что нашли они вместе, а досталось одной Машке.
– Так ведь это мое, моя часть. Бабушка с сестрой из-за них поругались, Миша сказал. Бабушкина сестра их нашла и отказалась делиться, сказала: кто нашел, тому и принадлежит. А потом, когда узнала, что бабушка умерла, пожалела. Ей-то казалось, что бабушка долго будет жить, успеется поделиться, а вон как все вышло. Она мне хотела отдать, но, когда собралась, у нас уже финансовые трудности в семье начались, мы квартиру продали, и бабушкина сестра решила, что Македонский драгоценности промотает. Короче, не отдала. Она, бабушкина сестра, свою долю продала и жила много лет на эти деньги, а мое осталось нетронутым.
– А что же тебе твой дружок целый год мозги пудрил? – не уставал допытываться Вадим. – Почему сразу не сказал, что ты у нас наследница?
Ох ты! Довралась, называется. Действительно, если все так, как она напридумывала, то почему же до сих пор никто ей не сказал? Да, бред получается.
Маша замялась, потупила глазки, жеманно повертела в руках салфетку.
– Ну… Ну, в общем… – Надо как-то понатуральней, как Степаныч умел делать, когда у него на руках одни мелкие карты. – Они все считали, что я… что я маленькая еще. Я для них для всех всегда была маленькой, самой младшей. Они все думали, что потом скажут, когда я вырасту.
Вот уж вправду бред бредячий!
Но Вадим, как ни странно, поверил. Кто же тут не поверит, на нее глядя? Он бы тоже считал ее маленькой и несмышленой, если бы все по-другому повернулось. Долго бы считал, всю жизнь…
– Маш, так делись давай. Че, ты делиться не хочешь? Даже маленькие девочки знают, что нужно делиться. Показывай красоту неземную, авось и я проникнусь.
Легко так сказал, в шутку, но смысл был совершенно не шуточный, и оба они это понимали.
Вот мы и приплыли, Мария Константиновна. Как веревочке ни виться… И что теперь делать прикажешь? Эх, была не была!
– Что, не терпится? – спросила заинтересованно. – А чего тебе больше не терпится – полюбоваться или заграбастать побыстрей?
– Маш, не тяни, – миролюбиво попросил он, – ты же знаешь, для меня они художественной ценности не представляют. Не подначивай.
– А у меня их нет, – внезапно поведала Мария, дурашливо разводя в стороны руки. – Нету.
– Погоди, что значит нет? Куда же они делись? – Тьфу ты, снова-здорово.
– А то и значит, что нет. Мне Мишка сказал, что нельзя дома держать, я их утром с собой взяла, хотела в банке ячейку арендовать и положить. А в банке сказали, что можно только завтра будет положить, и я на работе оставила, в сейфе.
– Зачем? – закричал, не выдерживая, Вадим. – Зачем? У тебя дома сейф отменный, зачем ты их где-то оставила?
Одно из двух: или она ему врет, или же судьба никак не желает повернуться к нему лицом. Если врет, то он ее убьет за это. А впрочем, если не врет, тоже. Парадокс.
– Знаешь, как страшно ходить с ними в сумке, – жалобно проскулила Маша. – У меня целый день поджилки тряслись, я ни на минуту сосредоточиться не могла, потому что я помнила, что в сумке такие ценности лежат. Я даже в туалет боялась выйти, сумку в кабинете оставить. Я даже в торговый зал не выходила.
Водка потихоньку делала свое черное дело, соображать и говорить становилось все трудней. Еще одна рюмка, и ее просто вырвет. Бросила на него страдальческий взгляд, в сердцах добавила заплетающимся языком:
– Не было печали! Ты себе, Вадик, даже не представляешь, что это такое – с ними ходить. Я и сейчас про них думаю. У нас, разумеется, магазин на сигнализации и ключи от сейфа только у меня, а все равно тревожно. Даже если бы они в банке лежали, я бы все равно переживала. Ты себе не представляешь.
Конечно, именно благодаря ей он себе и не мог представить такое удовольствие. Что ж, если она не врет, то скоро он ее избавит от тяжкого бремени.
– Ключи давай, – скомандовал Вадим. И добавил, глядя на недоуменное ее лицо:—От сейфа рабочего давай сюда ключи.
– Возьми сам, в сумке у меня, на рабочей связке, – устало, несвязно предложила Маша.
Что ж, это хорошо, если он уберется из квартиры и оставит ее в покое. Надо полагать, он что-то придумает, чтобы вернуться, не оставит ее так просто, но у нее будет время, пока его нет. И если за это время она ничего не придумает, будет совсем тяжко, когда он поймет, что она наврала, и ничего в сейфе нет. А придумать что-либо было проблематично, Машу упорно клонило в сон от спиртного. Есть, правда, еще надежда на то, что он не сумеет правильно снять сигнализацию, и выедет группа захвата.
Вадим без лишних уговоров метнулся за сумкой, вывернул на пол все ее содержимое. По полу в беспорядке рассыпались монетки, ручки, начатые упаковки жевательной резинки, вскрытые пакетики носовых платков, губная помада и прочая дребедень. С самого верху оказались пухлый кошелек, документы на машину, ключи от магазина.
– Разберешься? – лениво поинтересовалась она. Ключей на магазинной связке было несколько, все разные.
– Не переживай, не держи меня за дурака, – успокоил Вадим. – Я же с тобой был несколько раз, когда ты магазин закрывала. И ты даже не надейся, что приедут злые дяди из охраны и меня повяжут, я прекрасно помню, куда ты звонишь, чтобы снять сигнализацию, и что говоришь.
Что ж, значит, злые дяди не приедут, жаль. Рассчитывать придется только на себя. А что она может? Похоже, что ничего, немного продлить агонию. А лучше – поспать.
Вадим налил в бокал немного водки, достал из кармана упаковку каких-то таблеток, бросил одну в бокал, поболтал.
– На, пей, – протянул он бокал Маше.
– Ты что? Я это пить не буду, – испугалась Мария, замотала головой. Сон сняло как рукой.
Еще совсем недавно мысль о смерти совершенно ее не страшила, все напоминало пусть и остросюжетную, но игру. А эта маленькая белая таблеточка, легко брошенная в бокал, подводила черту подо всеми играми, переводила события в другую, фатальную плоскость. И оказалось, что только в игре умирать легко, потому что игра закончится, наши победят или же наступит «Game over».
– Маша, ты что думаешь, я тебя сейчас отравить могу? – удивился Вадим. Еще недавно такая милая и желанная, она начала раздражать – просто пьяная девка. – Я, пока драгоценности не найду, беречь тебя буду. Вот когда вернусь – это будет другое дело. Не боись, я недолго, ночью пробок нет, туда и обратно минут за сорок уложусь. Пей, это старый, добрый клофелин, поспишь покрепче. Я же должен быть спокоен, что ты без меня глупостей не наделаешь.
– Не буду, – упрямо отказалась Маша. Ничего, она и так прекрасно спит, без таблеток. Он же все врет, как и прежде ей врал. Он все выяснил, она больше не нужна, можно прощаться. Она сейчас выпьет и отправится на тот свет без лишних разговоров.
– Маша, тогда мне придется привязывать тебя к батарее, кляп в рот засовывать. Это, знаешь, очень неудобно, тело затекает, и дышать трудно. Пей, не выкобенивайся.
Он решительно взял бокал, подошел вплотную. В тщетной попытке защититься, Мария замахала перед ним руками, ударила его по руке, и содержимое волной выплеснулось наружу, разлилось по его рубашке. Он резко отвел руку назад, сделал движение, показавшееся Марии неуловимым, после чего тело ее откинуло на диванные подушки. С усилием выбравшись из мягких диванных недр, Маша почувствовала, как наливается болью щека и что-то щекочет уголок рта. Недоверчиво провела тыльной стороной ладони по лицу – на руке остались следы крови. Все происходящее казалось ненастоящим, и кровь тоже, как в кино, казалась кетчупом или клюквенным вареньем. Но так казалось только Маше, Вадима вид крови, наоборот, вернул к реальности, подстегнул к действиям. Кровь на ее лице как будто перечеркнула само ее существование, превратила в обыкновенный объект, а с объектом не церемонятся. Пьянчужка с бланшем под глазом.
