Назим Зейналлы - В Париж на поминки
Фофа нехотя поднялся с кресла, но возражать не стал, и мы ещё раз оглядели комнату.
Номер был обставлен старинной мебелью, с потолка свисал кремового цвета абажур времён наших бабушек, комната была светлой и уютной.
Пока я переключал программы по телевизору и приводил себя в порядок, Фуад появился с картой и потрясающей новостью.
− Номер нам забронировал Максуд сегодня утром и убедительно просил, чтобы комната была с одной кроватью. Представляешь! Каков…
− Всё понятно, шутник! Отомстил он нам, но ничего, мы в долгу не останемся. Попадёт он к нам в лапы… Хорошо, открывай карту, посмотрим, где эта улица.
Убрав вазу с цветами, мы на столе разложили карту Парижа.
− Где это, как ты думаешь? Город большой…
− Может, тебе к карте и компас дать,− предложил я.
− Точно, без компаса нам не найти.
− Остряк, найдём без компаса и навигатора. На визитке указано Вильсона, 12. Это, я понимаю, номер дома у них. Максуд сказал, в десяти минутах ходьбы от отеля вот и ищи.
Мы нагнулись над картой, искали недолго. Фуад вскрикнул и показал на улицу недалеко от реки:
− Вот она, видишь, латинскими буквами написано Wilson. Теперь посмотрим, как туда пройти. Вот наша площадь Терне, − и указал за балкон. Смотри, идём по улице Ваграм, проходим площадь перед Триумфальной аркой, затем улица Марсеау или что-то вроде этого, и мы на улице Вильсон. Всё!!
− Всё так всё. Вставай и пошли. Времени мало и карту не забудь.
Радостные, под улыбку нашей милой хозяйки, мы вышли на встречу с “городом любви”. Париж нас встретил солнечным днём, мы огляделись, посередине площади Терне была станция метро, газетная будка и несколько скамеек. У деревьев бегали дети, несколько пожилых что-то бурно обсуждали и тыкали пальцем в газету. Дислокация ясна, можно идти. Пройдя по левой стороне улицы Ваграм, мы увидели знаменитый проспект − Елисейские поля. Пока мы оглядывались, рядом встал двухэтажный экскурсионный красный автобус, кто-то Фуада окликнул, и он пошёл к синему “Fiat”, стоявшему у тротуара. Я продолжил рассматривать здания по обе стороны проспекта, ширина которого было не меньше шестидесяти метров. Что меня удивило, на главном бульваре Парижа здания были выдержаны в одном стиле и не выше семи этажей с мансардами. Я рассмотрел все ближайшие дома и людей в пределах видимости. Слева виднелась реклама, приглашающая в знаменитый ночной клуб на Елисейских полях— “Le Queen”. Пройдя вперёд, в окружении людей на крутящемся постаменте я увидел роскошные лимузины: “Jаguar XJ” серебристого цвета с изумительным дизайном, красавец “BMW Z4” с увеличенными габаритами, новый флагман “Audi” — представительский лимузин со спортивным характером, “Bentley Continental GT” c комфортабельным салоном класса «люкс» − все выглядели потрясающе. Автомобили окружали рекламу об открытии международного Парижского мотор-шоу 2002, на котором выставлялись лучшие моделями этого года. Стояла прекрасная осенняя погода, и поэтому народа было много, в основном, конечно, туристы со всего мира. Фуад, нагнувшись, стоял у автомобиля“ Fiat” и разговаривал с кем-то внутри машины. Надо было спасать водителя, я вернулся и подошёл к ним. Оказывается в машине сидели два жуликоватых молодых итальянца и старались продать Фуаду за пятьсот евро замшевый пиджак в пакете. Наивные, они думали о нём слишком хорошо. Я встал рядом и со смехом следил за этим спектаклем. Фуад, сбивая цену, довёл её до ста долларов, затем умудрился опустить ещё на сорок долларов. Итальянцы что-то доказывали, размахивая руками, кричали, показывая лейбл на пиджаке, но Фуад упорно продолжал сбивать цену. Даже на расстоянии было видно, что пиджак из искусственной кожи, цена которой не больше тридцати долларов. Если было бы время, я не стал бы мешать ему издеваться над ними, но надо было идти. Я взяв за локоть и оторвал Фуада от них, итальянцы радостно и с облегчением вздохнув, замахали на прощание. Фуад хихикнул и тут же, повернувшись ко мне, произнёс:
− Ну и зачем ты помешал, ещё немного и пиджак был бы наш за сто российских рублей,− и обернувшись, помахал итальянцам. − Чао! Коммивояжеры хреновы.
Мы перешли на другую сторону и, заглянув ещё раз в карту, пошли по улице Марсо по направлению к Эйфелевой башне, верхние этажи которой уже виднелись. Улица Вильсон открылась неожиданно. Подняв головы, мы увидели дом номер два с кондитерской на первом этаже. Под номером четыре был бутик женской одежды. Так, двигаясь по правой стороне, мы приблизились к дому номер двенадцать. Здание было угловое, шестиэтажное, хорошо сохранившейся постройкой с красивыми ажурными большими балконами, прошлого или, может, даже позапрошлого века. Я достал визитку Аслана и набрал номер. Незнакомый женский голос быстро и непонятно что-то сказал. Она говорила так быстро, что даже Фуад, прослушав несколько раз, не смог ничего разобрать.
− Интересно, что она сказала?
− Ты у меня спрашиваешь? Давай садись.
Напротив входа у кромки тротуара стояла скамейка. Широкая входная дверь была изумрудного цвета с двумя бронзовыми ручками и барельефом над дверью. Справа от двери был установлен домофон. Я подошёл к двери и наугад нажал на несколько кнопок, дверь не отреагировала. Зайти запросто не получилось. Значит, будем сидеть и ждать. Ничего нет хуже, чем ждать и притом на голодный желудок. Посидев пятнадцать минут, Фуад вскочил и огляделся:
− Всё, я не могу. В самолёте мы еду проспали и неизвестно сколько нам сидеть. Я пойду и принесу что-нибудь из кондитерской. Тебе что принести?
− Люля-кебаб, пити и побольше зелени. Фофа, а вдруг дверь откроется. Мне что, её ногой держать?
Фуад уже нёсся направо и не слышал меня, а вернее делал вид, что не слышит. Слева в конце квартала за решёткой виднелся сад, из которого доносился детский смех. Окна на первом этаже были большие, слева от входа было только одно окно, наверное, эта комната консьержки. Может, постучать ей в окно, попросить, и она откроет дверь. Открыть, может, и откроет, а впустить вряд ли. Хотя окна на первом этаже без решётки, получается, квартирных краж у них нет. Время тянулось долго и хотелось кушать. Размышления мои прервал прибежавший Фуад:
− Вот, держи, только круасаны и кофе. Эта кондитерская клуб для пожилых людей, живущих поблизости, такие прелестные старушенции в шляпах, умрёшь. Надо было взять побольше, тебе вряд ли хватит,− сказал, увидев, как исчезают один за другим круасаны.
Я жевал и слушал Фуада.
− Теперь они все уже мои подружки. Я рассказал им, как мог, откуда мы приехали, про нашу страну и народ. И даже спел им немного. Сейчас, наверное, придёт одна из них и поможет войти. Они уже идут. Поцелуй ручку, им будет приятно.
− Всем? − поперхнувшись кофе, спросил я.
− Нет, через одну, − с усмешкой ответил он.
Я вынул из кармана платок, вытер губы и приготовился к поцелуям, лишь бы они открыли двери. Старушки, толкая друг друга, долго что-то говорили, из чего я понял только отдельные слова. Приходилось мило улыбаться, кивать головой и делать понимающие глаза. Беспрерывно щебеча, они окружили нас, перебивая друг друга, мы увидели открытую дверь и нас пригласили войти. Фуад на прощание сказал им всем “merci” и обещал старушкам обязательно посетить их… Лифт оказался таким же скрипучим, как в отеле, и поднимался он так же медленно и долго. Внутри стояло маленькое бархатное кресло, такое же древнее, как и лифт. Фуад сел в него, кресло под ним угрожающе заскрипело.
− Разбуди, когда приедем.
Наконец мы оказались на пятом этаже. Дверь лифта открывалась обычной защёлкой, такой, какие ставят в амбаре. На этаже были три двери с медными табличками, стены покрыты дубовыми панелями с резьбой. Одна дверь была полуоткрыта, и мы заглянули внутрь. Где-то из глубины квартиры доносились голоса. Пару раз кашлянув, мы попали в большую комнату с окнами, выходящими на реку. Пройдя через две большие и светлые комнаты, мы оказались в угловой комнате с балконом, выходящим на боковую улицу. Около окна, спиной к нам, стояла женщина в длинном строгом вечернем платье тёмно-серого цвета с глубоким вырезом на спине и весело мурлыкала по телефону. Если судить по хорошенькой фигурке, то это должна быть молодая девушка. Как бы эта фигурка не устроила нам истерику и не собрала всю парижскую жандармерию. Между нею и нами стоял низкий стол и канапе с креслами. Первым делом, пока мы не испугали её, надо задвинуть этого «обросшего» с ног до головы, подальше хотя бы на первый момент.
− Стой за спиной. Выйдешь, когда я толкну локтём. И сделай доброе лицо, не гримасу, а доброе, я сказал. Может быть истерика!
Неожиданно она повернулась, продолжая говорить по телефону. Мы застыли как минёры, ожидающие взрыва, с жалкими улыбками на лицах. Она продолжала говорить по телефону, не замечая нас, стоящих перед ней. Затем снова отвернулась. Фуад заёрзал за моей спиной и пришлось локтём успокоить его. Мы продолжали молча стоять. Затем она резко повернулась, бросила трубку и уставилась на нас. Мы онемели. Я поправил галстук и пригладил волосы. Фуад, посмотрев на меня, погладил бороду. Долгую гробовую тишину в комнате прервала она, спросив что-то на французском языке. Я сходу толкнул локтём Фуда, поняв, что самое страшное позади, и всё благополучно закончилось. Появившись из-за моей спины, он начал, как я понял, объяснять, кого мы ищем. Открыл карту Парижа и разложил её на низком столике, а я вытащил визитку. Мы, как генералы, ведущие войско в атаку, нагнулись над картой и показали маршрут нашего поиска. Она стояла в стороне и слушал, нахмурившись, но по мере того, как мы рассказывали, вернее, Фуад рассказывал, я только водил пальцем по карте и размахивал визиткой перед ней, она менялась в лице. Затем на губах появилась улыбка, она прошла к канапе, села вполоборота, как бы немного боком. Небрежно закинула ногу на ногу и протянула руку за визиткой, а прочтя, заразительно засмеялась и пригласила сесть.
