Александр Скрягин - Открытие, которого не было
– Это я раньше был специалист по заграничным разведслужбам. А теперь я работаю мальчиком на побегушках у таких пожарников, как ты, Олег Петрович. – мягко произнес подполковник Стеклов.
– Аркадий! Не забывайся! – посерьезнел лицом Олег Петрович.
– Больше не буду. Извини. – не стал нарываться подполковник. – Ты лучше скажи, а что это за калькулятор мы ищем? Может, в нем все дело?
– На самом деле, это не калькулятор. – важно произнес Кондрашов. – Это – спектрограф. Совершенно новая разработка. Способен моментально определять качество зерна, сколько в нем белка, клейковины и так далее. Очень дорогой. Защищен патентом.
– Да? – с сомнением произнес Аркадий.
– Да. – с едва заметной, но все-таки, уловимой нетвердостью в голосе сказал Олег Петрович. – Так сообщили из торгового отдела Нидерландского консульства. Прибор предъявлялся и на таможне при пересечении границы. Дежурный эксперт осматривал. Подтверждает… Ну, во всяком случае, это – точно не дозиметр радиоизлучения…
– Да ведь у нас тут и измерять вроде нечего… – озадаченно произнес Аркадий.
– Вот то-то! Друг мой! – наставительно произнес полковник. – А ты говоришь, нет пожара! Есть пожар!
– Что же тут им всем понадобилось-то, а? – вздохнул неудавшийся отпускник.
Кондрашов прошелся по своей прогулочной дорожке – от величественному окна к письменному столу, и остановился рядом с Аркадием.
– А вот это я вам и поручаю выяснить, подполковник Стеклов. – официальным тоном произнес он.
– Подожди, Олег, мне же с трупом голландца надо разбираться! – возмутился Аркадий. – Ты же сам утром поручил мне выяснять, кто его убил? И еще хвоста мне накручивал, про важность и срочность!…Так?
– Ну, так. – согласился полковник Кондрашов.
– Вот! А выяснение причин интереса иностранных спецслужб к поселку Каланчевка – это же отдельная большая тема для разработки… Я же не могу всем одновременно и срочно заниматься!
– Можешь! – отрубил Кондрашов. – Знаешь, есть в органах такое слово «надо!» И по трупу голландца работать надо! И прибор искать! И причины интереса иностранных спецслужб к Каланчевке выяснять!
– Ну, Олег, что же мне разорваться, в самом деле? – не сдавался Аркадий.
– Разрываться не надо! А вот заниматься надо и тем и другим! Ясно? Тем более, мне кажется, тут все связано! Ну, сам посуди, то не было никого, хоть шаром покати! Ни одного иностранца в Каланчевке днем с огнем не сыщешь! И вдруг, ни с того ни с сего, – один за другим! А? Это при том, что ни ракетных баз, ни секретных лабораторий в Каланчевке, как ты понимаешь, нет и никогда не было!
Полковник Кондрашов заложил руки за спину и несколько раз с размышляющим видом прошелся мимо сидящего Аркадия.
– Мы – отдел контрразведывательного обеспечения или что? – спросил он, остановившись рядом с подчиненным.
– Обеспечения чего, сначала хотелось бы знать? – проворчал подполковник Стеклов. – Секретных способов сортировки гречневой крупы?
– В спецслужбах, Аркадий, – не идиоты. Что-то же они в Каланчевке ищут? Значит, что-то же там есть! То, что мы обязаны охранять! – резонно заявил Олег Петрович и вернулся за свой стол.
Аркадий тяжело вздохнул.
– Так что, не сиди, голуба моя! – приняв суровый вид, сказал Олег Петрович. – План оперативных мероприятий по установлению причин обнаруженного интереса иностранных спецслужб к поселку Каланчевка – мне на стол! И вперед. Первые результаты попрошу завтра к вечеру!… – начальственно прихлопнул он ладонью по столу.
Заметив, что подчиненный собирается что-то сказать, опытный руководитель не дал ему этого сделать:
– Пан профессор чем-то недоволен? А зря! Когда вы добровольно, подчеркиваю, добровольно, шли работать в органы, профессор, отпуск в летний период вам никто и не обещал!
Со вкусом произнеся эту тираду, полковник Кондрашов добро, по-отечески, улыбнулся подполковнику Стеклову.
Аркадий недовольно опустил желтые бульдожьи глаза и отправился к себе в кабинет.
Войдя в бывшую спаленку гимназистки, служившую ему кабинетом, он сел за стол и открыл сейф. Потянулся было к папочке с информацией об убийстве голландца, но его рука как-то сама собой нырнула на нижнюю полку, а там в ладонь нетерпеливо впрыгнул дамасский кинжал.
Он достал клинок из сейфа, вытянул из ножен и покачал в руке. Потом, взял левой рукой лежащий на столе лист белой бумаги. Поднял его над головой и отпустил. Когда белый лист, неторопливо планируя, поравнялся с его лицом, Аркадий резко провел по бумаге лезвием кинжала.
Лист мгновенно распался на две ровные половинки. Они сначала изумленно застыли в воздухе, а, затем, будто супруги, давно мечтавшие расстаться друг с другом и наконец-то получившие развод, радостно устремились в разные углы комнаты.
В свое время тайна восточной сверхстали очень интересовала Аркадия Михайловича.
Над разгадкой удивительных свойств булатов в первой половине девятнадцатого века ломали головы десятки выдающихся ученых Европы. В том числе король эксперимента, создатель теории электромагнетизма англичанин Майкл Фарадей, для которого, казалось, вообще не существовало не раскрываемых тайн природы.
Все они потерпели поражение.
«Что острее дамасской стали? – спросил себя Ар-кадий строчкой древней восточной присказки. – Только голова! – ответил он ее же словами. – Что-то все разворачивается слишком быстро… Хотя, если в Каланчевке случилось то, что случилось, то нет ничего удивительного.»
6. Взрывоопасное изобретение Толи Эдисона
Маршрутка снова везла Аркадия в Каланчевку.
Он покачивался на мягком сиденье рядом с водителем и думал о вещах, очень далеких от оперативного плана, который ему предстояло осуществлять.
На его составление он потратил почти час. Полковник Кондрашов план внимательно прочитал. Занимаясь этим, он поджимал губы, недовольно морщился, задавал многочисленные вопросы, но, в конце концов, все-таки утвердил. В итоге, за всеми этими хлопотами пообедать подполковник Стеклов так и не успел. А на город уже незаметно надвигался вечер.
И когда, маршрутное такси неспешно проезжало мимо необычного сооружения, размещенного на пришвартованном к берегу дебаркадере, Аркадий тронул своей широкой лапой водителя за плечо:
– Останови, друг!
На дебаркадере размещался единственный каланчевский ресторан. Он назывался «На пристани».
Подполковник решил поужинать здесь. Но, это была все-таки не главная причина его посещения этого места, пользующегося в поселке не слишком хорошей репутацией. Если уж на то пошло, поужинать он мог и у Паши Папаса. В ресторане «На пристани» он собирался осуществить пункт номер один плана оперативных мероприятий, утвержденного полковником Кондрашовым.
Своим обликом ресторан напоминал Зимний дворец, только уменьшенный в десять тысяч раз.
Когда-то эта узорчатая шкатулка, действительно, была пассажирской пристанью. Над входом в нее до сих пор проступали сквозь многочисленные слои краски черные буквы «Пароходство «Пороховщиков и К.» В ноябре девятнадцатого года владелец частного пароходства отбыл из города вместе с отступающими колчаковскими войсками. И с начала двадцатых годов в миниатюрной модели дворца российских императоров навсегда поселился ресторан.
Он пришелся настолько к месту, что, казалось был тут всегда, а существование в нем какой-то пассажирской пристани было просто красивым мифом, дающим основание для романтического названия. Не одно поколение каланчевцев именно с ним связывали свои представления о красивой жизни, необузданных загулах и сладком, как сибирский гречишный мед, разврате.
Много лет назад только что окончившие школу Аркадий Стеклов и Паша Папас сидели здесь за столиком, смотрели сквозь высокие, разделенные мелким переплетом окна, на гранатовый сибирский закат и мечтали.
Закат манил в свой таинственный огонь. Тогда им казалось высшим счастьем – убежать из Каланчевки в большой кипящий мир. Теперь и Паше и Аркадию счастье представлялось по-другому.
Подполковник прошел по слегка вибрирующему под ногами переходному мостику на дебаркадер и ступил на его дощатый настил.
Старые стеклянные двери, напоминали своей легкостью и гнутым переплетом, блестящие крылья гигантских стрекоз.
Когда-то за стеклянными дверями, сразу у входа посетителя ресторана встречал тяжелый резной буфет. Это была буфетная. За ее высокой стойкой, еще до того, как посетители проходили в большой зал и садились за покрытые белыми скатертями столы, буфетчик наливал гостям рюмку водки или бокал шампанского, что повторялось и при прощании.
Ритуал этот был непреложным, как, допустим, текущая внизу река. И на того, кто осмелился его нарушить, посмотрели бы как на сошедшего с ума. И, если проверять счет у официанта, обслуживающего столик в зале, считалось делом вполне нормальным и даже обязательным для уважающего себя посетителя, то, при расчете с буфетчиком считать деньги было дурным тоном. Тут уж, сколько бросил на широкую стойку, столько бросил. Сдачи никто не ждал. Каждый боялся не того, чтобы дать слишком много, а, наоборот, дать слишком мало. Вдруг подумают – скупердяйничает, жадничает, на дармовщинку выпить хочет. Понятно, должность буфетчика была и престижной и доходной.
