Мишель Лебрен - Одиннадцать часов на трупе
- Черт побери! - забывшись, воскликнул Фред. - Это же Тайней!
- Отец того парня! - уточнил Макс.
Но они быстро взяли себя в руки и подошли к вновь прибывшим, чтобы их поприветствовать. Советник представил всех друг другу:
- Господин Макс, господин Фред... а это мой друг Паскаль Тайней, у которого я давно распалил желание стать членом нашего клуба.
Оба компаньона выразили свое восхищение состоявшимся событием и усадили месье за столик, где играли в шмен-де-фер.
Затем они обменялись репликами:
- То, что Тайней здесь, может оказаться опасным. Если он расскажет сыну, что побывал...
- Тот не сопоставит местонахождение виллы, если только отец не сообщит ему точного адреса, но это маловероятно. Этот человек никогда не признается сыну, что провел ночь в игорном доме в Сюси-ан-Бри!
- И все же кто знает... Надо как можно скорее менять место.
- Да, видимо, ты прав. Пойдем выпьем чего-нибудь.
Они спустились в бар, где, как всегда, толпились члены клуба, поскольку угощение было бесплатным, и заказали фруктовый сок. Ночь только начиналась, и оба директора намеревались после закрытия подсчитывать выручку на свежую голову.
Постепенно, час за часом, игроков за столиками становилось все меньше и меньше, а к четырем часам утра осталось лишь несколько самых фанатичных приверженцев рулетки. Персонал спустился вниз перекусить, а мадемуазель Роза доложила своим шефам о положении дел:
- Банкир попросил дать ему номер телефона Жозет-ты. Я его сообщила в обмен, как всегда, на десять тысяч франков.
- Хорошо.
- А комиссионер с Чрева Парижа* пожелал узнать сразу два номера Жанны и Клары. Итого - двадцать тысяч франков.
* Описанный Э.Золя оптовый продовольственный рынок Парижа.
- Превосходно. У этих мясников слишком играет кровь. Это от мяса.
- Жильда, кажется, околдовала новенького, и я сказала ему, как можно до неё дозвониться.
Глаза молодой женщины округлились при виде той реакции, которую вызвало её в общем-то банальное сообщение. Оба патрона поперхнулись, стали хлопать друг друга по спине, а господин Макс даже процедил дурное слово, в то время как господин Фред безрассудно стукнул себя по лбу кулаком.
- Что, этого не надо было делать? - осведомилась Роза. - Но вы ведь ничего мне не сказали, а я хотела сделать как лучше, не так ли...
Оба директора наконец относительно успокоились. Они переглянулись, казалось взвешивая все "за" и "против". Наконец Макс заявил:
- По-моему, все может ещё уладиться. Роза, будьте добры, оставьте нас вдвоем.
Они довольно долго молчали, когда она покинула тесную комнатку, служившую компаньонам временным кабинетом. Первым заговорил Макс:
- Да, это действительно необыкновенная игра случая. Чтобы именно этот политикан явился сюда ночью и именно он заинтересовался той самой женщиной, с которой его сын не позже чем позавчера...
Фред нашел разгадку. Мрачный, как туча, он изрек:
- Ты знаешь, что я думаю? Что этому типу все известно. Его дурень-сын тотчас же помчался к папеньке и рассказал о своих злоключениях, сообщив ему адрес, где это произошло, то есть как раз здесь, и имя женщины, которая устроила ему ловушку. Придя сюда, отец узнал место, описанное его отпрыском, а через десять минут столкнулся с женщиной по имени Жильда... Так что, старина Гастон, он знает все!
- Макс, - поправил его Гастон.
- Старина Макс, - послушно повторил Фред. - Мы погорели! Что будем делать?
Он с беспокойством уставился на дверь, будто ожидая, что сейчас она откроется и войдет комиссар полиции, перепоясанный трехцветным шарфом. Однако Макс его быстро успокоил:
- Нет, это невозможно, и ничего ему не известно. Если бы ты видел, как струхнул этот мальчишка, когда я угрожал ему рассказать обо всем отцу! Нет, он наверняка ничего не сказал, и мы можем спать спокойно. Более того, теперь, когда парень и Эвелин порвали между собой, практически не осталось шансов на то, чтобы Тайней как-то сопоставил меня с отцом той девушки, с которой встречался его сын.
На Фреда эти аргументы не подействовали. Он налил полную рюмку "Бенедиктина" и улыбнулся, глядя на потолок. Этажом выше последние, самые отчаянные игроки просаживали оставшиеся ещё у них фишки. Выручка должна была быть отменной.
- Прикинем, как шли дела сегодня, - предложил он.
Макс развернул на столе записочки, на которых крупье и девушки, менявшие деньги, отмечали поступления. Почти на всех столах они были более или менее в выигрыше. Только на размене денег они приобрели четыре миллиона. За вычетом всех расходов каждый получил за вечер чистой прибыли в полтора миллиона франков. Фред потер руки:
- Пожалуй, теперь можно позволить преподнести Лили норковую шубку взамен старой, о чем она так настойчиво твердит уже полгода.
- А я, - сказал Макс, - куплю боны казначейства.
Они ещё раз пересчитали свои выкладки, затем сложили в два чемодана банковские билеты, предварительно перетянув резинкой пачки по сто тысяч франков. Это заняло у них час. За это время их оповестили, что самые упорные игроки уже разъехались. Им оставалось только расплатиться и попрощаться с персоналом. Затем они обошли все помещания, замаскировав столики и все, что напоминало об игорном доме, который вновь принял вид тихой загородной виллы.
В шесть утра они покинули Сюси-ан-Бри. В машине Макса, ставшего опять Гастоном, Филипп сообщил своему родственнику:
- Кстати, ты будешь доволен. Я порвал с ней. Не спуская глаз с дороги, Макс поинтересовался:
- Не очень переживала?
- Довольно остро. Горевала.
- На сколько?
- На два миллиона.
- Вот это да! Она тебя действительно любила. Кто она? Я её знаю?
Филипп ответил не без иронии:
- Дорогой мой, сдержанность, являясь основой доверия...
Гастон кивнул. Впрочем, ему хотелось спать.
* * *
Франсуаза Беррьен не сомкнула глаз в течение всей ночи. Заботы матери семейства - тема неисчерпаемая. Особенно если имеешь двойняшек, которые достигли того деликатного возраста, когда они ещё подростки, но уже и взрослые. Тем более если близнецы разного пола, что порождает противоположные для каждого из них проблемы. И уж совсем трудно матери, когда они больше тянутся к отцу, чем к ней. Так и идет жизнь: выходишь замуж, появляются дети, чувствуешь себя счастливой до того самого момента, когда вдруг замечаешь, что произвела на свет почти уже мужчину и почти уже женщину, которые оказываются совершенно чужими тебе людьми. К материнским надо добавить ещё и супружеские заботы. А густо поперчив и посолив это все хлопотами по хозяйству, получишь одну из тех мигреней, которые мешают заснуть, но зато чрезвычайно усиливают слух.
Все это объясняет настроение Франсуазы, которая услышала, как где-то в половине одиннадцатого её супруг вышел на цыпочках из дома и уехал в неизвестном направлении, а в одиннадцать пятнадцать куда-то отбыл на мотороллере сын. Чуть позже, к полуночи, нечто подобное предприняла и её дочь, с той только разницей, что она пошла пешком
Когда уходил муж, Франсуазе захотелось встать и спросить его, куда это он собрался, но, вспомнив об инциденте по аналогичному поводу несколькими месяцами ранее, который закончился ужасной сценой, она отказалась от своего намерения.
Она могла подняться и потребовать разъяснений и тогда, когда дом покидал сын. Но она не стала делать и этого, будучи уверена, что у того уже наготове какое-нибудь убедительное объяснение.
Велико было искушение забросать вопросами и выходившую из дома дочь. Но она и тут не решилась что-либо предпринять, боясь услышать ответ, который чересчур ужаснул бы её.
Поэтому с десяти часов вечера она извелась в тревоге за всех, не осмеливаясь даже пойти за таблеткой аспирина - до такой степени она боялась обнаружить, что тюбик пуст.
К четырем часам утра из ночных странствий возвратилась Эвелин. Около пяти прошел в свою комнату Фредди. Последним пришлось дожидаться Гастона. И только после этого, зная, что весь экипаж на месте, она заснула.
* * *
Эвелин не спалось. От счастья её сердце распирало грудь и тысячами ручейков наполняло все тело: плечи - счастьем, шею - блаженством, грудь восторгом, руки - радостью, кисти - экстазом, чрево - благополучием, стопы - безмятежностью.
Еще днем Ги все ей объяснил. Все оказалось так просто! Она помнила каждое его слово, малейшую интонацию.
- Так вот, я оказался жертвой чьих-то чудовищных махинаций, направленных против нашей любви. До того как я с тобой познакомился, у меня была интрижка. О! Это было мимолетное увлечение, и она для меня ничего не значила. Но эта девушка, её звали... как это... ага, Жанин, после того, как я порвал с ней, влюбившись в тебя, вбила себе в голову идею женить меня на себе. Она решила отомстить, понимаешь? Это она послала тебе то грязное анонимное письмо. Мне она тоже написала, изменив почерк... К сожалению, её письмо не сохранилось, поскольку я сжег его. Она сообщала, что... как это тебе сказать... что мой отец имеет любовницу и что каждую неделю он встречается с ней в этом особняке в десять часов вечера! Ты же понимаешь, как кровь ударила мне в голову! Мой отец связался с падшей женщиной! И тогда я помчался в Сюси-ан-Бри потребовать от неё оставить моего отца в покое! Пойми: я считал, что она его шантажирует и был намерен заставить её замолчать... Я приехал туда, эта женщина открыла мне Дверь. Я тут же принялся обзывать её всякими словами и... видишь ли... она мне предложила чего-нибудь выпить. У меня к этому времени пересохло во рту, и я согласился на коктейль, который она мне и приготовила. Понимаешь, она положила туда снотворное. Я почувствовал себя плохо, она помогла мне снять пиджак и галстук, усадила на диван, а сама пошла раздеваться. Пойми меня! Это ужасно! Она оказалась сообщницей Розетт... то есть, я хочу сказать, Жанин! Как раз в этот момент появляешься ты со своим отцом, и внешне все выглядит не в мою пользу! Но ты же видишь, что я не виноват! Под действием снотворного я ничего не мог толком объяснить твоему отцу... Тем более что меня застали врасплох... Впрочем, вскоре я уже почувствовал себя лучше и ушел, но эта женщина, она мне рассказала все... Никакой любовницы у отца не было! Вот так. Ты же видишь, как просто все объясняется.
