Геннадий Паркин - Уран для Хусейна
Но этим мужество страдальца и ограничивалось. Лена с удовольствием соглашалась провести с ним вечер в приличном кабаке, благосклонно принимала цветы и мелкие сувениры вроде духов и шикарных стодолларовых сумочек, однако в постель воздыхателя не тянула. Сторонником платонической любви тот не был, но робость не позволяла ему решиться и потребовать от любимой полной взаимности. К тому же Бэбику казалось, что инициатива должна в таких случаях исходить от предмета его вожделения. Обычная, в общем, история любви человека, волею небес родившегося со значительным опозданием. Лет, как минимум, на сто пятьдесят.
Мишка, учуявший в поведении бывшего одноклассника перемены, теперь наведывался к Бэбику, как на работу. Его малость свихнувшийся от водки мозг аналитика мгновенно просчитал все плюсы и минусы охватившего Бэбика чувства. Никакой ревности он, естественно, не испытывал, зато выгоды создавшегося положения использовал максимально. Бэбик же надеялся, общаясь с Мишкой, разгадать, что же нашла в том некогда Лена. Пытался перенять некоторые черты Мишкиного характера и манеру поведения. И не замечал, что весь этот ликбез сводится к медленному, но верному спаиванию — общаться без бутылки на столе Мишка не мог…
Вчера они допоздна засиделись на бэбиковской кухне, ликвидируя под Мишкины воспоминания о семейной жизни четвертую бутыль. «Смирновской». Бэбик все еще грезил во сне, представляя себя с Леной на пляже Лазурного побережья Франции, а Мишка уже ломился в двери, прерывая чудесные видения длинным противным звонком.
— Пиво есть — ума не надо. — Батарея пивных бутылок выстроилась на подоконнике идеальным солдатским строем, сверкая новенькими околышами пробок. — Будем лечиться.
— Баночного не мог взять. — Бэбик присмотрелся к этикеткам. — «Бурштын Беларуски»… Что это еще за бурштын такой? — В последнее время он ощутил вкус мелких радостей, принесенных возможностью тратить валюту, и генная память подсказывала, что если покупать, то только качественные вещи. Копеечное местное пиво, по мнению Бэбика, к таковым вещам не относилось.
— Старик, ты не патриот. — Мишка сковырнул пробку и забулькал прямо из горлышка. — Фу-у… Оживаю… Да вся эта муть фирменная в сравнение с родимым свежаком никак не идет. Только что упаковочка красивая. А «Бурштын»?.. Эх, Эдик, — укоризненно покачал он головой, — в Белоруссии живешь, сало, картошку лопаешь. Пиво вот родное по утрам употребляешь, а языка предков не знаешь.
— Почему не знаю. Мы с мамой на идиш говорили.
— Во-во. Погоди, придут наши, разберутся, на каком-таком языке ты в детстве говорил. Заполнишь анкету — не были ли вы прежде евреем? Постановка будет такая: не знаешь, как по-белорусски будет лопата, дадут тебе эту лопату, и копай себе яму под ракитовым кустом.
— А как лопата будет? — заинтересовался Бэбик.
Мишка изобразил на лице укоризну. Как называется лопата, он и сам понятия не имел, но вопрос прозвучал с ноткой испуга, что понравилось и заставило продолжать ерничество:
— Э-э, не стыдно тебе? Бурштын и будет, зря я, что ли, этот разговор затеял. Ну ничего, поднатаскаю тебя в родной мове, как Янка Купала зашпрехаешь. Камоу, май френд, — расчехлил он очередную бутылку, — живыми мы им не дадимся.
Освежившись «белорусской лопатой», переключились на водку. Спустя полчаса Бэбик вдруг понял, что терзает себя напрасно. Зачем мучиться, когда можно просто взять да и спросить у Мишки, как добиться от Лены ответного чувства.
— …И этот человек каким-то боком относится к царю Соломону? — Двести граммов «Смирновки» настроили Мишку на волну психоанализа. — Тридцать лет прожил, не знаешь, чего бабам надо? Но моли Бога, что у тебя есть я. Помогу, не сомневайся. — Мишка запил очередную сотку пивом и закурил. — Сделаем так. Даешь мне полсотни баксов на представительство — цветы, шампанское и все такое. Сегодня же, прям счас, еду тебя сватать. Процентов восемьдесят, что дело выгорит. Понимаешь, Лена немножко антисемитка, но не дура же. Ты как-то рассказывал, что от деда приличные деньги остались, на Запад, мол, хочешь. Не бойся, не бойся, — успокоил он изменившегося лицом собутыльника, — я — могила, меня твои сокровища не интересуют. Но попытаюсь Ленке объяснить все как есть. Чего ей здесь мучиться, она и сама это поймет. Уедете — буду только рад.
— Мишка! — Бэбик схватил бутылку и напузырил стакан до краев. — Да я тебе… да ты для меня… Поговори, все для тебя сделаю!
— Ничего мне не надо. Так, по утрам, чтобы голова не болела, ну и вечером, конечно, было бы выпить. Назначишь стипендию пожизненную в СКВ, лады?
Бэбик хлопнул на стол стодолларовую купюру и забегал по квартире.
— Езжай сейчас, зачем откладывать. Прямо на работу, пригласишь ее пообедать куда-нибудь и поговоришь.
— Лошадей не гони. — Мишка посмотрел на уцелевшую еще бутылку водки и поредевший, но достаточно грозный пивной строй. — Времени море, надо настроиться должным образом. Думаешь, я каждый день собственных жен замуж выдаю? Пускай даже бывших?
Работа в престижном коммерческом магазине Лене не сказать чтобы нравилась, просто не угнетала. Да и соваться с дипломом филфака БГУ больше было некуда. В школе, где она прежде преподавала русский язык и литературу, оставили только одного преподавателя этих предметов, белоруссизация населения шла полным ходом. Впрочем, называлось это ростом национального самосознания и возвращением к истокам.
Директор, вернее хозяин шопа — магазин принадлежал акционерному обществу, но всем заправлял именно он, — определил Лену в отдел видеоаппаратуры. В основном с покупателями общался Витя, Ленин напарник, защитивший кандидатскую на радиоэлектронике, но сбежавший с кафедры РТИ на более высокооплачиваемое место, ей же следовало поощрять покупателей очаровательными улыбками и сердечно благодарить, вручая сдачу и выбитые чеки. Правда, держали здесь Лену не за красивые глаза. Давно бы сменила ее более молодая и менее принципиальная девица, но хозяин был чем-то обязан старому Лениному воздыхателю Владимиру Арнольдовичу, с которым у нее сохранились чисто дружеские отношения. Женщины старше двадцати пяти того уже не интересовали. Но, пообещав Лене помочь с работой, слово старый развратник сдержал, и конкуренции она не опасалась. Хотя и сознавала, что все это до поры до времени.
Обеденного перерыва в магазине не было, владелец-эксплуататор выжимал из персонала все соки. Но и платил неплохо, а перекусывать продавцы приноровились по очереди, подменяя друг друга на полчасика. Поэтому, когда у прилавка возник расплывшийся в счастливой пьяной улыбке Мишка с огромным букетом белоснежных роз, Витя вошел в положение и отпустил Лену на целый час.
О цели неожиданного визита Мишка умалчивал, просто пригласил в маленький ресторанчик неподалеку пообедать, ужасно Лену заинтриговав.
— Мириться пришел! — попыталась она угадать причину странного появления горького пьяницы с цветами и при деньгах.
— А мы разве ссорились? — засмеялся Мишка. — Просто ехал мимо, вспомнил, что скоро Восьмое марта. Дай, думаю, поздравлю благоверную.
Лена недоверчиво покачала головой, подобных подарков Мишка не делал со времен развода. Наоборот, приезжал и клянчил деньги то на похмелье, то на бутылку, которой всегда не хватало для полного счастья. Но вокруг действительно вступала в свои права весна, вдоль проспекта носились оживленные стайки воробьев, солнце слизывало с асфальта последние лужицы талой воды, а бездонное голубое небо, перечеркнутое троллейбусными проводами, внушало мысль о том, что вместе с зимой отступили навсегда всеобщая безысходность и прочие горести, отчего и в людях вновь пробудился искренний интерес к жизни. Могла же весна и на Мишку подействовать?
Засланный Бэбиком «сват» привел Лену в крохотный подвальчик, предлагавший посетителям под видом блюд из дичи рыночную свинину и говядину, правда, неплохо приготовленную. Денег не жалел, к довольно дорогим закускам присоединились бутылка «Абсолюта» и темно-синяя фляжка финского ликера.
— Я ведь на работе. — Лена прикрыла рюмку ладонью. — Зачем ты столько водки заказал?
— Ну, ликерчика рюмка не повредит, — Мишка капнул ей на самое донышко, — а я уж отмахнусь как-нибудь. Чего ради любимой не сделаешь?
— Домахался. — Лена повертела в пальцах рюмку и звякнула ею о край налитого с верхом фужера водки. — Ой, милый, помирать тебе под забором.
— Ну и пусть. Меня ведь уже не переделаешь. — Мишка беззаботно оскалился и залпом ахнул высококачественный шведский продукт. — Ну, хороша, — потянулся он к бутерброду с красной икрой, — скандинавы в водке понимают.
Да-а, меня не переделаешь, и переделываться, честно говоря, не хочется, — продолжил Мишка, наливая себе еще, — а вот с тобой, подруга, все еще поправимо. Тебе такая жизнь не надоела?
