Леонид Словин - Дополнительный прибывает на второй путь
- Товарищи пассажиры! - врубился динамик. Шалимов счел возможным наконец передать составленное Денисовым объявление. - Механик-бригадир убедительно просит зайти пассажиров, которые вчера после отправления проходили по составу через вагон номер одиннадцать... - В этом месте Шалимов откашлялся, добавил от себя: - Кто хоть что-нибудь знает про этот дикий случай... Большая просьба, товарищи, и наш с вами гражданский долг... Передача не закончена. Пассажир, едущий в вагоне тринадцать, место двадцать третье, - Шалимов непосредственно обращался к человеку, о котором сообщила проводница, - прошу срочно зайти в свое купе. Повторяю...
Объявление бригадир прочитал дважды и перед Мичуринском повторил.
Антон повеселел.
- Дело будет...
Астраханский наконец набрал скорость. За Хоботовом стали появляться короткие платформы пригородных поездов - дополнительный проследовал их не останавливаясь.
Денисов посмотрел на часы:
"Одиннадцать часов пятнадцать минут".
Мичуринск угадывался в веере путей, за катившими по обе стороны дополнительного контейнеровозами, спиртными и кислотными цистернами, хопперами, в продолжавших мелькать названиях посадочных площадок - Новое депо, Кочетовка.
Инструкция могла ждать в Мичуринске.
- А может, преступление раскрыто, только мы ничего не знаем? Незаметно для себя Антон тоже склонялся к такому варианту. Представляешь? Я домой, а ты дальше, в отпуск...
Антон достал "Беломор".
- Как вчера посадка была? Тебя провожали?
- Зачем? - Денисов показал на полку, под которой лежал рюкзак. - Да и поздно отправлялись...
В начале третьего, на переломе ночи, с опозданием прибыл почтово-багажный. Его приняли на третий путь, из чего Денисов и все носильщики заключили, что посадка на астраханский дополнительный начнется с пятой платформы, не с четвертой, как думает большинство. А на четвертой окажется нерабочая сторона состава.
Носильщики погнали тележки назад, молчало радио. Под Дубниковским мостом низко, над самыми путями, горели красные огни, дальше по горловине виднелись разбросанные в видимом беспорядке синие и все виды сигнальных белых - лунно-белые, прозрачно-белые, молочно-белые. Ничего не происходило на вокзале и на всем железнодорожном узле. Когда Денисов ненадолго забежал в отдел, чтобы проститься, телетайп деловито выстукивал:
"...Направить делегатов на конференцию первого райсовета
"Динамо"..."
Денисов заглянул в папку "Для оперативного использования" - все-таки путь пролегал по его же участку обслуживания, перечитал на всякий случай:
"...Мостовой М. З. (Стоппер) будучи вызванным на беседу
инспектором по особо важным делам после свидания с женой заявил
ввиду изменившихся обстоятельств он решил не дополнять ранее
данные им на предварительном следствии показания о всех
выявленных связях Мостового-Стоппера прошу срочно сообщить...
приметы..."
Он вздохнул, вышел на платформу.
Темное пятно в горловине станции появилось незаметно. Чуть слышно стали подрагивать рельсы, дежурная по вокзалу подтянулась к справочной в начале перрона. Дополнительный подавали на посадку, он был совсем рядом, между блокпостом и технической библиотекой - скрытый от глаз торцевой стенкой последнего, шестнадцатого вагона.
Прошли мимо коллеги, работавшие в ночную смену, и с ними Апай-Саар, младший инспектор, подшефный Денисова.
- Привет, патрон, - Апай-Саар, в переводе с тувинского "козленок", махнул рукой. - Счастливо отдохнуть!
- Удачи!
Денисов знал, как это бывает, когда провожаешь других, - теперь он уезжал сам.
До стрелки оставалось несколько десятков метров. Три хвостовых огня астраханского все еще терялись в панораме других, разбросанных в горловине станции.
Наконец - негромкий стук! Вагон, шедший впереди, пересек стрелку...
На кривой астраханский дополнительный открылся внезапно и сразу весь. В тамбурах замелькали фонари проводников. Вспыхнул свет. Вагон за вагоном, равномерно потряхивая, весело катил к вокзалу.
- Граждане пассажиры!..
Но и без объявления было ясно. Мирное войско с чемоданами, с детьми с четвертой платформы устремилось на пятую. В сутолоке Денисова несильно задели зачехленным остовом разборной байдарки, какой-то пассажир, чтобы упростить задачу, попробовал открыть дверь с нерабочей стороны состава, она не поддалась, через минуту попытку повторил еще кто-то, груженный рюкзаками и сетками. Последний, кого увидел Денисов, был невозмутимый Апай-Саар с раскрытым блокнотом и карандашом, читающий мораль кому-то, успевшему просунуть сумку в одно из окон.
Порядок на посадке постепенно налаживался. Перронное радио щелкнуло в последний раз:
- ...Администрация вокзала приносит извинения в связи с допущенным опозданием... Счастливого вам пути!
4
- Мичуринск!..
Знакомое мрачноватое здание возникло неожиданно посреди залитой солнцем платформы. С торца его были тоже пути - там шла посадка на пригородный.
Яростно скрипнули тормоза, загремело перронное радио.
- Штоянка... - Дикторша словно перекатывала во рту что-то горячее. Денисов разобрал два последних слова: - Опожданием... шокращена...
Мимо бюста великого садовода Денисов пробежал в вокзал. Дежурный располагался в первом этаже мрачноватого здания, против парикмахерской. И на этот раз удушающий запах шипра наполнял помещение.
- Оперативная группа? С поезда? - Молодой незнакомый лейтенант, моложе Денисова, с выгоревшими напрочь ресницами, черным от загара лицом, был наготове.
- Телеграмма!
В конверте лежала свернутая вдвое узкая полоска бумаги. Денисов нетерпеливо развернул:
"...Смерть Голея последовала результате повреждения области
сердца режущим предметом односторонней заточкой клинка шириной
уровне погружения одного сантиметра длиной не менее семи тчк
примите меры розыска..."
Это была ориентировка "Всем, всем", отправленная после вскрытия трупа.
Дежурный уже подавал трубку.
- С Москвой говорить будете?
В Москве, в старом, не подвергавшемся реконструкции крыле вокзала, долго не отвечали. Наконец послышался знакомый голос:
- Слушаю.
"Апай-Саар..."
- Денисов.
- Привет!
- Ты тоже занимаешься убийством в астраханском? - Он не стал никого звать к телефону: каждая секунда была на учете. Кроме того, ему как раз и был нужен этот маленький невозмутимый инспектор.
- Подняли в шесть. Можно считать, занимаюсь, - сказал Апай-Саар.
- Пострадавший - москвич?
- Голей? Иногородний. Прописанным в Москве не значится.
- По Кировограду?
- Тоже нет.
- Гостиницы проверяли?
- Все делается.
- Осмотр перегона дал результаты?
- Пока нет. Что у вас?
- Пассажир пропал ночью... Из тринадцатого вагона. Я послал сообщение, приметы.
- Вот это новость!
- Ш-шештого пути... - донеслось с перрона. - Отправляется...
Денисов заторопился.
- Кроме того, потерпевший прямо-таки настойчиво искал пассажира с собакой... Надо проверить! На багажном дворе около часа ночи произошел инцидент: кто-то ударил собаку. Вызвали постового... Кому что известно?
Было слышно, как там, в Москве, кто-то щелкнул зажигалкой.
- Вы же сами были на посадке!
- В качестве пассажира... Что я видел! Обязательно проверь...
Дежурный с выгоревшими ресницами тревожно встал у окна. Перронное радио молчало. Сколько прошло после объявления дикторши: минута? три?
- Теперь главное: ты кого-то записал на платформе... - Закончить он не успел.
- Отправился! - тонко, почти фальцетом крикнул дежурный. - Пошел! Быстрее!
- Телеграфируй по ходу астраханского. Сейчас каждая мелочь...
Девушка-сержант, которую Денисов сразу не заметил, настежь открыла дверь - волна приторного запаха ворвалась в помещение. Дежурный почти силой выхватил у Денисова трубку.
Рослая, в кожаной юбке проводница тринадцатого, Галя Пятых, встретила Денисова и Антона как давних знакомых...
- Чайку? Кофе? Хотите в ресторан за лимоном сбегаю?
В ней все было чрезмерно - голос, доброжелательство.
- Не стоит, пожалуй. Пришел пассажир? - спросил Антон.
Пятых покачала головой:
- По всем вагонам прошла. И по радио объявили. Пропал.
- Покажите его купе.
Она пошла впереди, занимая почти весь просвет узкого коридора. Остальное закрыл собою Антон. Купе было последним в ряду.
- Открывать?
- Пригласите двух пассажиров, - Антон поправил форменный галстук-регату, который надел, несмотря на жару. - Можно из соседнего.
В присутствии понятых Денисов "тройником" открыл дверь.
Вагон был поставки до шестьдесят третьего года - с шестью пепельницами в купе - четырьмя внизу и двумя над верхними полками. Вместо пластика для внутренней облицовки был использован линкруст с унылым рисунком цвета старости.
- Тишина и покой, - сказала Пятых.
Следов ехавшего в купе пассажира не чувствовалось. Три полки были застелены, к ним никто не прикасался, на четвертой - постель была смята в середине. Денисов осмотрел пикейное покрывало - его не поднимали, подушка выглядела только что взбитой.
