Марина Серова - Побег из ада
— Андрей Богданович сказал мне, что вы не хотите принимать мой маленький подарок, — проговорил он, бесшумно присаживаясь напротив меня.
Я вскинула на него глаза.
— Что?
Кажется, замешательство было сыграно мной вполне сносно. Он немного грустно улыбнулся и проговорил:
— Молодые женщины редко ужинают здесь в одиночестве. Конечно, ни я, ни Андрей Богданович не напрашиваемся к вам в компанию… — По его губам скользнула добродушная усмешка, и Ринат Ильдарович продолжил: — Но все-таки не откажите мне в удовольствии выпить с вами по бокалу вину.
…Понятно, что я охотно согласилась. Для вящего эффекта сыграла нерешительность, а потом уступила. Да мне, как говорится, того и нужно было.
Ринат Ильдарович оказался удивительно интересным собеседником. Хотя, безусловно, в этом плане он все-таки несколько уступал Андрею Богдановичу Шкапенко. Сам он — да и подавляющее большинство его друзей, знакомых и коллег, как выяснилось несколько позднее, — предпочитал называть себя просто Шкап.
При Салихове, кстати, он состоял в качестве начальника службы безопасности. Вот тебе и гиппопотамообразный увалень из Хохляндии.
Он начал разговор с того, что рассказал анекдот по поводу моего замечания о том, что цены в салиховском ресторане довольно умеренны по сравнению с московскими, при этом сервис и многое другое практически не уступают лучшим столичным заведениям, но для тарасовцев, бесспорно, это дороговато.
Шкап поднял указательный палец и назидательно сказал:
— Вы совершенно правы, дорогая Иля. — Так он назвал меня сокращенно от моего нового имени: Ильмира. — Все относительно. По этому поводу есть замечательная притча, которую мне рассказал один знакомый. Еврей. Покойный.
То, что в устах другого прозвучало бы двусмысленно и даже угрожающе, у него получилось забавно.
— Называется «Эволюция еврейской мысли». Великий еврей Моисей сказал: все дело в этом. И указал на небо. Великий еврей Соломон сказал: все дело в этом. — И Андрей Богданович дотронулся до своей головы. — Великий еврей Христос сказал: все дело в этом (Шкап схватился за сердце с таким видом, словно с ним случился инфаркт). Великий еврей Маркс сказал: все дело в этом. И почесал свое диалектическое брюхо. Великий еврей Фрейд сказал: все дело в этом, — и Андрей Богданович лукаво улыбнулся и полез под стол куда-то в район ниже поясного ремня. — А вот великий еврей Эйнштейн взял да и сказал: все относительно.
Шкапенко засмеялся и снабдил свой пространный рассказ коротким комментарием:
— Вот так и дурят нашего брата незалежнiва вкраiнца жiды та москалi!
— Что-то ты сегодня не в меру болтлив, Богданыч, — покачал головой Салихов. — Выпил, что ли, лишнего? Не смущай Ильмиру Маратовну. Не то она подумает невесть что о том персонале, который я себе подобрал.
— Ничего подобного, Ринат Ильдарович, — серьезно возразила я. — Благодарю вас за приятный вечер, но, пожалуй, мне пора.
— Вот как? Очень жаль. Вас не подвезти?
— Нет, благодарю.
— Быть может, тогда вы не откажетесь принять мою визитку? Фирма «Ратмир»… не слыхали?
— Я недавно в вашем городе, — ответила я, — к сожалению, еще мало с чем и с кем успела познакомиться.
— Но сегодня вы познакомились не с самыми ненужными людьми в нашем городе, — в тон мне, серьезно и выдержанно отозвался Салихов, а потом все-таки дружелюбно улыбнулся и сказал: — Если что, обращайтесь. Не стесняйтесь.
…Я вышла из «Королевской кобры» уже за полночь. В некотором отдалении от входа, отдельно от остальных машин, стоял серый «Кадиллак». Присмотревшись, я убедилась, что на нем салиховские номера, которые были мне прекрасно известны из той информации, что предоставил мне о шефе ЗАО «Ратмир» вице-мэр Калитин.
Все прошло так удачно, что я снова подумала о том, что это не было игрой обстоятельств. Что все подстроено. Но кем? И с какой целью?
Впрочем, потом я повторно отказалась от этой вздорной мысли. Я уже собралась было поймать такси, чтобы доехать до дома, как вдруг увидела, что вдоль корпуса «Кадиллака» скользнула тень, склонилась и замерла на несколько секунд.
Я медленно двинулась вдоль стены и вскоре оказалась в нескольких шагах от злоумышленника. В этот момент из ресторана вышли двое мужчин; послышались приближающиеся шаги, громкие голоса.
Высокий, в черном полупальто, и среднего роста, плотный, в куртке.
Я не могла не узнать Салихова и Шкапенко.
Они направлялись к машине. Я перевела взгляд с моих сегодняшних новых знакомых на «Кадиллак» и на копошащегося возле него неизвестного.
Но его уже не было.
Я присела на корточки, не обращая внимания на то, что под плащом угрожающе затрещало платье, и посмотрела на четко прорисовывающийся на фоне залитой светом ночных фонарей площади благородный силуэт автомобиля.
…Я находилась довольно близко от него, поэтому и увидела блестящую жестяную коробочку. Вероятно, из-под сигар. А может быть, это была сплющенная баночка из-под кока-колы. Прикреплена к днищу машины. Возможно, я и не заметила бы ее, не блесни она тускло металлом.
Все ясно.
Это самодельная мина.
Тем временем Салихов и Шкапенко минули меня, благо я удачно выбрала место у стены, где сужающимися клиньями сходились две тени, отбрасываемые столбами ворот автостоянки. Ринат Ильдарович и его главный телохранитель уже подошли к машине, и Андрей Богданович протянул руку к двери, чтобы распахнуть ее перед шефом…
Ни секунды промедления более!
Я упруго выпрыгнула из мрака, сгустившегося у глухой стены ресторана, и с силой оттолкнула Салихова от «Кадиллака» так, что он кубарем полетел на землю и растянулся во весь рост.
В тот же самый момент Шкапенко потянул дверцу на себя…
Ослепительное пламя с глухим ревом охватило лимузин. Шкапенко разинул рот в беззвучном вопле ужаса, и тотчас же его отбросило на несколько метров и с силой ударило о тот самый столб, в тени которого я пряталась.
Прозрачную серую дымку тут же разорвало порывами ветра, и стал ясно виден горящий «Кадиллак». Весь салон его был разворочен, на переднем сиденье, присыпанная осколками тонированных стекол, виднелась фигура водителя с начисто снесенной верхушкой черепа.
Словно сняли скальп.
Я тоже не устояла на ногах и упала прямо на Салихова, который, кажется, даже не успел испугаться. По всей видимости, он больно стукнулся при падении, потому что на его лице было ошарашенное выражение, словно его ударили обухом по голове.
А может, это было и не от боли.
— Что… это? — только и сумел выговорить он.
— Вашу машину взорвали, — быстро ответила я, поднимаясь с него. — Вот что.
На место взрыва уже бежали охранники ресторана… несколькими длинными шагами я достигла неподвижного тела Шкапенко и, перевернув его, отшатнулась от неожиданности и ужаса.
Лицо его превратилось в кровавое месиво, в котором нельзя было различить, где нос, где рот, а где глаза. Одежда на груди и на животе висела обгорелыми лохмотьями, быстро пропитывающимися кровью. Она буквально хлестала из разорванной осколком стекла брюшины.
— Господи…
В следующую секунду меня повалили и прижали к земле, и я почувствовала на своем затылке неприятное прикосновение холодного пистолетного дула.
Но это длилось только две секунды.
— Отпустите ее, болваны! — раздался резкий окрик хозяина.
Надо отдать ему должное, Салихов быстро пришел в себя. Подошел ко мне вплотную, посмотрел в упор и горько усмехнулся.
— Я обязан вам жизнью, Ильмира, — проговорил он. — Извините, что все так вышло… такое знакомство, и так смазать… бедный Андрей.
Последнее восклицание относилось, разумеется, к Шкапенко.
— Ему уже ничем не поможешь, — кратко откликнулась я.
— Как вам это удалось?
Я в нескольких словах рассказала ему то, что видела. Он задумчиво посмотрел на меня и вдруг засмеялся.
— Такого не бывает, — сказал Ринат Ильдарович. — Я думал, что такого просто не бывает. Но сегодняшнее знакомство с вами сохранило мне жизнь.
— Я должна идти, — напомнила я.
— Но мы еще обязательно увидимся, — быстро сказал он. — Позвоните мне завтра… или нет. Лучше… лучше зайдите ко мне в офис. Московская, 36. Я понимаю, это звучит не совсем… но какие могут быть… так вы зайдете?
— Даже не знаю, что и сказать вам, Ринат Ильдарович, — ответила я, внутренне ликуя. — Откровенно говоря, вы могли бы оказать мне ответную услугу.
— Вот и прекрасно, — подхватил он. — Приходите, и все, что в моих силах… извините, но сейчас я должен заниматься этим делом. Я не могу позволить… — Он не закончил фразы, лицо его на глазах закаменело, на скулах заиграли желваки, и я невольно подумала, что этот человек в самом деле не позволит безнаказанно шутить с ним такие шутки.
