Виталий Гладкий - Подозреваются в убийстве
– Вы женаты?
– Что? Да… Нет! Впрочем, да…
– Как это понять?
– Живу… с одной женщиной. Не расписан.
– В отпуск собираетесь?
– Да.
– Летом?
– В августе.
– На юг?
Что-то неуловимо изменилось в лице Рябцева. Взгляд был по-прежнему тусклым и невыразительным, но в уголках глаз стало больше морщин, а худой острый кадык вдруг быстро задвигался вверх-вниз.
– Да…
Вскоре Калашников попрощался с Рябцевым и покинул территорию ликеро-водочного завода: продолжать разговор было бессмысленно; после упоминания об отпуске заместитель Басаргиной и вовсе замкнулся.
"Странно… – размышлял Калашников, ожидая лифт в подъезде дома, где жила секретарша Аллочка Сахнина.
– Почему разговор об отпуске ему был явно неприятен? Мне кажется, он даже испугался…"
Двухкомнатная квартира Сахниной напоминала фойе провинциального театра, столько было налеплено на стенах портретов известных артистов. Вперемежку с артистами висели изделия из макраме, выполненные довольно профессионально.
Мебели в комнатах было немного, ковер только один, недорогой, зато в зале на тумбочке красовался японский "Панасоник". Магнитофон, судя по всему, служил Аллочке чем-то вроде идола древним язычникам или чудотворной иконы первым христианам – тумбочка стояла в красном углу между двух напольных ваз, не хватало только лампадки, подвешенной к потолку.
Калашников не ошибся: первым делом Аллочка подошла к тумбочке и, благоговейно прикоснувшись к клавишам "Панасоника", спросила:
– Включить? У меня такие потрясные записи.
– Как-нибудь в другой раз. Спасибо, – многообещающе улыбнулся следователь.
Аллочка оценивающим взглядом окинула статную, плечистую фигуру Калашникова и, лукаво сощурившись, сказала:
– Ловлю на слове… Кушать хотите?
– Нет-нет, благодарю. По пути к вам перекусил, потому и опоздал чуток. Уж извините…
– Ну что вы, что вы! О чем разговор. Да вы присаживайтесь. Сюда… Вот так… Курите?
– Бросаю.
– Получается?
– На первой стадии.
– Как это?
– Свои курить бросил, побираюсь у приятелей. Аллочка рассмеялась и уселась напротив Калашникова, небрежно закинув ногу за ногу.
При виде ее круглых колен следователь почувствовал себя немного неуютно, но пришлось смириться: не заставишь же хозяйку квартиры надеть халат подлиннее.
– Алла Ивановна… – начал он.
– Почему так официально? – игриво перебила его Сахнина. – Зовите меня просто Алла, можно Аллочка…
– Хорошо, согласен. Алла, насколько мне известно, вы были дружны с Басаргиной.
– Да, представьте себе, – с оттенком гордости ответила Аллочка. – Варя была моей лучшей подругой. И вдруг заплакала по-бабьи, с причитаниями:
– Бе-едная, несчастная Ва-аря…
– Успокойтесь, Алла, – взмолился Калашников. Оплакивание Басаргиной не входило в план беседы с Сахниной.
– Конечно, я сейчас… – и Аллочка, прикрывая лицо руками, выскочила в прихожую, а затем в ванную.
Через несколько минут она возвратилась уже без грима.
– Извините… Жалко…
– Не хороните ее раньше времени.
– Вы думаете… она жива? Вы что-то знаете? Ну скажите же, скажите!
– Пока я не знаю ничего такого, что могло бы утешить вас. Поэтому и надеюсь на вашу помощь.
– Я вам расскажу все, о чем бы вы ни попросили.
– Алла, меня интересуют подробности ее личной жизни… ну, скажем, за период пребывания вашей подруги в качестве начальника тарного цеха.
– Но это будет между нами?
– Можете не сомневаться.
– Честное слово?
– Честное слово.
– Ну что же, спрашивайте…
Похоже, что Аллочка Сахнина пользовалась особым доверием Басаргиной. За час с лишним Калашников узнал такие детали личной жизни начальника тарного цеха, которые, случись ему покопаться в них без помощи Сахниной, отобрали бы уйму времени и сил, притом без особой надежды получить удовлетворительный результат. Правда, он еще не совсем ясно представлял, как все эти сведения можно заставить работать на те несколько версий, которые уже довольно четко обрисовались в его воображении, но, тем не менее, данные, которые касались знакомых Басаргиной мужского пола, были достаточно ценны и где-то даже неожиданны для следователя.
И все же был один пробел, который Калашников так и не смог заполнить: Аллочка ничего вразумительного не сказала по поводу тех двух мужчин – солидного, в годах, и молодого франта, которых видела Терехина, соседка Басаргиной. Значит, Басаргина не была откровенна до конца даже с Сахниной вопреки ее заверениям? Это было очень странно и необъяснимо…
– Спасибо, Алла.
– Не за что.
– Алла, вы бывали в квартире Басаргиной?
– Конечно. И не раз.
– И, наверное, достаточно хорошо знакомы с ее гардеробом?
– Очень даже хорошо. Варечка всегда со мной советовалась, прежде чем приобрести очередную обнову. Вы знаете, у нее был, пожалуй, единственный недостаток, если это можно так назвать, – не умела она одеваться со вкусом. Варя ведь родилась и выросла в деревне.
– Вы не хотите прогуляться со мной?
– Ой, так сразу… – "сделала глазки" Аллочка, но тут же начала собираться. – И куда мы пойдем, если не секрет?
– Какой тут секрет. На квартиру Басаргиной.
– Зачем?
– Мне нужно знать, какие вещи из ее гардероба отсутствуют.
– Всего лишь… – Аллочка явно была разочарована… Осмотр вещей Басаргиной не отнял много времени.
– Странно… – задумчиво сказала Аллочка, оборачиваясь к Калашникову, который расположился на пуфике.
– Как вас понимать?
– Здесь практически все то, что она надевала.
– Вы в этом уверены?
– Абосолютно.
Новость была совершенно неожиданная. Если ушла из дому, то в чем? А если ее убили, то что же, совершенно раздетую? Впрочем, здесь ничего необычного нет, бывали и такие случаи в его следственной практике. Но ведь тогда ее нужно было, по меньшей мере, во что-то завернуть, спуститься по ступенькам с довольно не легкой ношей в подъезд, наконец, погрузить в машину и куда-то увезти. И все это без уверенности, что жильцы или случайные прохожие не заметят происходящего.
Еще одна версия начала разваливаться, словно карточный домик. Ко всему прочему, судмедэксперты не смогли идентифицировать кровь в ванной, поскольку группа крови Басаргиной не была известна. Рожала она в глухой деревне у родственников, где была только старенькая фельдшерица, а других данных не оказалось.
– Аллочка, я вас прошу, осмотрите вещи еще раз, – с мольбой в голосе обратился Калашников к Сахниной. – Может, чего-то из старой одежды нет…
Но результат оказался прежним: все вещи, как верхние, так и нижние, за исключением драгоценностей, были на месте. По поводу поношенной одежды Сахнина не была уверена, и это обстоятельство послужило утешением, правда, довольно слабым, для расстроенного следователя.
Распрощавшись с Аллочкой возле подъезда дома, где жила Басаргина, Калашников после некоторого раздумья поднялся на второй этаж в квартиру стариков.
"Неужели никто ничего не заметил в ту ночь? – раздумывал он, нажимая на кнопку звонка. – Ведь в квартире Басаргиной кто-то был, это, будем считать, факт. И, видимо, мужчина, может, двое, если судить по расположению табуретов на кухне… А фужер был только один, разбитый… И на нем отпечатки пальцев хозяйки. Что за дьявольщина!"
– А-а, это вы. Заходите, – дверь открыл Петр Васильевич.
Он был одет в синий тренировочный костюм, в котором выглядел моложе своих лет.
Заметив взгляд Калашникова, весело подмигнул ему:
– Не узнаете? Чтобы тело и душа были молоды… Бегаю, знаете ли. По утрам, в основном. А вот сегодня лень одолела, так я решил вечерком поразмяться.
– Извините, что помешал.
– Да ладно, чего там. Завтра наверстаю. Что же мы у порога стоим? Проходите в комнату.
Жены Петра Васильевича дома не было.
– К соседке ушла. Покалякать о том, о сем, – объяснил старик. – Я сейчас чайку… – и скрылся на кухне.
А Калашников стоял, остолбенело уставившись на книжную полку, где на видном месте красовалось полное собрание сочинений… Джека Лондона! Он мог поклясться, что в прошлый раз там книг не было.
Следователь вынул наугад один томик, полистал, затем взял второй, третий…
Крохотная бумажка запорхала в воздухе; Калашников поймал ее на лету. Квитанция. Бледно-лиловые буквы с трудом складывались в слова. Квитанция банно-прачечного комбината. Белье… Перечень… Вес… Сумма… Фамилия… Басаргина В. П.!
8
В кабинет вошел старший оперуполномоченный угрозыска капитан Чокин с папкой в руках.
– Здорово, Виктор Емельяныч.
– Привет. Чем порадуешь?
– Работаем согласно плану, но новостей особых нет.
– Садись и давай все по порядку, – Калашников знал, что Чокин страдает излишней скромностью, поэтому приободрился.
– Ага…
Чокин, низенький и круглый, словно колобок, с сомнением посмотрел на видавший виды стул.
