Никита Филатов - Огненный лис
Контролер помялся, переступил с ноги на ногу, стрельнул по сторонам опасливым взглядом и процедил:
- Ладно, давай.
Рогов сунул ему на пятерку больше и ещё раз взглянул на фанерное голое чудище над вахтой.
- Сам-то куда сейчас? - Поинтересовался для приличия контролер.
- Как это - куда? Домой, конечно! Это тебе, браток, в зону... А я, слава Богу, свое уже отсидел.
Не прощаясь, Виктор обернулся и зашагал в сторону поселка, на железнодорожную станцию, чтобы сразу же сесть на поезд до Ленинграда.
... От ворот колонии к станции вела широкая, ухабистая дорога, отсыпанная невесть когда из смеси мелкого гравия, песка и шлака. В начале своем она проходила по самому краю глубокого оврага, заглянуть в холодную бездну которого было жутковато даже самым отчаянным из местных смельчаков. На самом дне этой пропасти, сквозь пожухлую от постоянного недостатка солнечного света листву кустарника, просматривался узкий, извилистый ручей.
Поговаривали, что впадает он где-то недалеко в полноводную реку Альдой и называется Черным. Никто не знал, где именно берет ручей начало, но считалось, что за десятки, а то и сотни километров от этого места.
Разумеется, были у Черного ручья и свои жутковатые тайны, и свои легенды. Старожили уверяли. что является он единственной путеводной ниточкой, по которой чистый сердцем и помыслами путник может добраться до затерянной в глубокой таежной глуши староверской деревни. Якобы, живут в той деревне одни столетние старухи, занимаются ворожбой и никого постороннего к себе не пускают.
А уж слишком настырного искателя могут и погубить в пути до смерти!
Виктор остановился у самого края оврага и попробовал заглянуть в его холодную глубину. Ему захотелось воочию, самому увидеть ту таинственную водяную тропинку, о которой он так много слышал в последние годы от "вольняшек" и бывалых зэков.
Тропинку в неведомое...
Впрочем, овраг оказался глубже, чем можно было ожидать. Видимо, от непривычной высоты у Рогова закружилась голова, в глазах потемнело - и чувствуя, что теряет сознание, он вынужден был присесть на корточки. Упершись руками в землю, Виктор попытался справиться с приступом внезапно накатившей боли.
- У-у, злочинец! Душегуб, кровопийца! - Раскаленный воздух вокруг будто треснул пополам, наполнившись криками и поросячим визгом.
Виктор упал навзничь и сжал ладонями уши. Корчась в судорогах, не в силах произнести ни звука из-за подступивших к горлу потоков желчи, он уже готов был отдаться на милость удушливой фиолетовой бездны... И в этот момент чьи-то руки оттащили его в сторону от края оврага.
Через мгновение Рогов уже начал приходить в себя и даже узнал своего спасителя:
- Коваленко?
- Что с тобой, парень? - Это был тот самый контролер, который принес в санчасть известие о досрочном освобождении Виктора. - Уже успел нажраться? Во, народ!
"Сильно же я Господа прогневил, - подумал Рогов, пытаясь встать. - На ручей мне даже взглянуть не позволено..."
Но вслух ответил:
- Все в порядке. Спасибо! Все в порядке...
- Приступ? - Понимающе кивнул вчерашний добрый вестник. - Может, врача надо?
- Нет, Коваленко. Нет! Обошлось... Просто - жара, да? До Питера доеду - все пройдет.
- Тоже верно, - согласился контролер. Он отряхнул колени, заправился и готов уже был идти дальше:
- Дома, как говорится, и стены помогают. Легкого тебе пути, Рогов!
- Счастливо оставаться...
Вскоре Виктор добрался до станции. На примитивном перроне из битого кирпича, закатанного поверху тонким слоем асфальта, не было ни души. Впрочем, как и в зале ожидания крохотного одноэтажного вокзала.
"Обед". Изготовленная из подручного материала табличка почти полностью загораживала окошко билетной кассы.
- Серьезное дело, - хмыкнул Виктор, и собравшись с духом решительно постучал костяшками пальцев о картон.
- Ну, чаво? Чаво надо? - Проскрипел откуда-то из-за стены довольно противный старушечий голосок.
Рогов чуть наклонился, сдвинул в сторону табличку и пытаясь хоть что-то разглядеть внутри поскреб ногтем по мутному стеклу. С противоположной стороны на него возмущенно уставился чей-то глаз:
- Чаво безобразишь?
- Билет давай! - Рявкнул Виктор, что было сил.
Получилось довольно грозно, однако должного впечатления на обладательницу глаза и голоса не произвело.
- Не дам. Нюра в Сковородино уехавши, а я без ней на ентой аппарате, какие куды кнопки давить не знаю.
- Что же делать? - Растерялся Рогов.
- Завтра приходи.
Наконец, Виктор сообразил, с кем имеет дело. Бабка Агриппина являлась чуть ли не единственной достопримечательностью захолустной Тахтамыгды когда она родилась, не ведомо, но говорят, что свое столетие бабка справляла ещё перед полетом Гагарина.
Разумеется, в поселке её знали все. В соседней зоне - тоже.
На железнодорожной станции старуха числилась уборщицей, но на общественных началах вырастала иногда даже до поста начальника диспетчерской службы.
- Не могу я завтра, - пояснил Виктор.
- Чаво это? - полюбопытствовали из окошка.
- У меня поезд сегодня.
За стенкой послышалась какая-то возня, лязгнул дверной замок и из крохотного помещения кассы вышаркала бабка Агриппина.
- Эво-на! - с непонятным удивлением воскликнула она. - Никак, "откинулся", сердешный?
- Точно, - кивнул Рогов.
- Поди, намаялся за проволокой... - бабка вздохнула и подошла ближе.
- Да уж, насиделся.
- Ох, ироды, - покачала головой собеседница. - Не живется же вам по-людски-то! Давеча, вот, к арестантику одному мамаша евоная приезжала. Так вот, когда взад собиралась - и говорит мне: "Повидала я сыночка в последний раз. Ему ещё восемь годков отсиживать - поди, не дождусь..." И как в воду глядела, сердешная: часа не прошло, она прямо тута, на ентом вокзале и померла. Может, слыхал?
- Слышал, - кивнул Рогов и полез в кароман за "Примой". - Арефьева её была фамилия. Сам-то Серега Арефьев, когда о смерти матери узнал, в щитовой на триста восемьдесят вольт бросился... Убило его током! Так их вместе и схоронили, на кладбище тохтамыгденском.
Рогов закурил, и твердо решив во что бы то ни стало уехать отсюда ближайшим поездом, шагнул из зала ожидания на "перрон".
- Ты уж гляди, сердешный - боле не воруй! - Крикнула ему вслед бабка Агриппина.
- А я и не воровал, - отозвался Виктор...
Ближе к вечеру, когда солнце уже окончательно спряталось за поросшие чахлым орешником сопки, на станцию прибыл долгожданный пассажирский состав. Притормозив на минуту, будто специально для того, чтобы забрать с собой Рогова, поезд Хабаровск-Москва отправился по стальной магистрали дальше, на запад.
...Тяжелые колесные пары монотонно постукивали на стыках рельсов, время от времени неистовым грохотом заходились на стрелочных переводах площадки тамбуров - и чуть повизгивали перед семафорами тормоза.
Поезд стремился в Европу, а за окном в густых сумерках все ещё проплывали утесы и косогоры, заболоченные равнины, речушки и тихие лесные озера Приамурья.
Очень удачно получилось... Слегка нетрезвый, а потому добродушно настроенный бригадир за пятерку "сверху" оформил Рогову какую-то квитанцию - и Виктор сразу же стал полноправным пассажиром.
Теперь он сидел в одиночестве на нижней полке третьего купе полупустого вагона. Чуть влажное постельное белье, принесенное улыбчивой проводницей, лежало рядом нетронутым. На столе остывал стакан чая солоноватого, с характерным привкусом соды, а в алюминиевой кастрюльке дожидалась своей очереди парочка ресторанных бифштексов.
Попутчиков Рогову не досталось, да это и к лучшему - он хотел побыть в одиночестве, многое обдумать, что-то решить...
Как назло, мысли в голове не вязались:
- Наверное, устал.
Виктор выключил свет в изголовьи и не раздеваясь улегся прямо на полосатый, серый от времени матрац.
В полночь поезд притормозил у какой-то станции, постоял немного, но уже через пару минут снова тронулся в путь. В коридоре, сквозь шум и скрежет начавшегося движения, послышались чьи-то шаги - судя по цокоту металлических набоек на каблуках, по вагону шла женщина.
И тут же в дверь занятого Роговым купе довольно настойчиво постучали. Виктор встрепенулся, встал и потянул за ручку:
- Простите?
Прямо перед ним, в желтом сумраке дежурного освещения стояла аппетитная блондинка лет двадцати пяти. Удивленные, широко раскрытые глаза, густые ресницы, сочные губы... Водопад густых, мягких, немного вьющихся волос касается обнаженных плеч, а вязаная блузка готова, казалось, лопнуть на упругой груди. Между широким, вышитым поясом на талии и загорелыми ногами скорее угадывалась, чем виднелась черная юбочка.
Состав качнуло на повороте, и чтобы удержать равновесие девушка чуть расставила ноги - не выпуская при этом два тяжеленных, судя по всему, дорожных чемодана.
- Здравствуйте... ой!