Марина Серова - Как в страшной сказке
– Простите, простите, – шепелявя, зачмокал губками Суслов. – А вы, собственно, кто? И что это, так сказать, за проверка, позвольте узнать? Вы из милиции?
– Нет, я из другого ведомства, – почти не соврала я, думая, что, если Александр Филиппович потребует у меня документы, придется признаться, что я всего лишь частное лицо. А это значит, что он запросто может выставить меня из кабинета и отказаться отвечать на вопросы. Такое со мной уже бывало. Но что еще можно было сделать в такой ситуации? Пользоваться липовыми документами сотрудника прокуратуры мне совсем не хотелось!
– Вы простите, я всегда рад оказать… так сказать… содействие, но… Я не знаю, чем, собственно, я могу помочь? Я вам, кажется, уже ответил?
– Да, ответили на первый вопрос, – согласилась я. – Но у меня тогда возникает следующий. Не можете ли вы припомнить, где вы были двадцать восьмого мая этого года?
Я заметила, как Суслов начал покрываться красными пятнами, пока постепенно не стал совсем пунцовым. Рот его стал еще более округлым и пухлым и горел на лице вишенкой.
– А что, собственно… А почему, собственно… – Шлепанье губами стало совсем невнятным, а глазки виновато забегали из стороны в сторону.
«Неужели я на верном пути? – внутренне удивилась я. – Неужели внешность может быть такой обманчивой? Почему он так нервничает, если ни при чем?»
– Александр Филиппович, я же говорю, что это обычная проверка, – постаралась я его подбодрить и даже улыбнулась. – Скажите, где вы были, и дело с концом! Я запишу эти сведения и отстану от вас.
– Но я, так сказать… Не помню совершенно, где я был, – заморгал глазками Суслов. – Это же было бог знает когда, разве я могу помнить…
На губах его пенкой выступили слюни.
– Ну, давайте попытаемся вместе, – пришла я ему на помощь. – Это было воскресенье, вы наверняка не работали. Вспомните какую-нибудь запоминающуюся дату, ближайшую к этому дню, и попробуйте, отталкиваясь от нее, восстановить события.
Александр Филиппович раздул щеки, потом выдохнул воздух и сокрушенно покачал головой.
– Не помню! – почти умоляюще проговорил он. – Ну, вот хоть убейте – не помню. Вы уж простите меня, – он снова начал широко улыбаться, видимо, успокаиваясь. – Что поделаешь, что поделаешь, столько времени прошло… Если я вдруг что-то вспомню, я, конечно же, сообщу, если, вы мне оставите ваши, так сказать, координаты…
Я, поняв, что продолжать разговор смысла не имеет, поскольку Суслов в этом случае свернет его сам, вздохнула и поднялась, сказав на прощание главному врачу:
– Вам самому перезвонят. Или вызовут. А пока извините.
Мне не хотелось оставлять Суслову свой телефон, по номеру которого он мог легко вычислить, кто я такая, а мне это было совсем не на руку. Суслов произвел на меня двойственное впечатление. Одно было несомненно – он помнит, где был в конце мая, но почему-то скрывает это. И нужно выяснить, по крайней мере, ходил ли он в тот период на работу. Желательно бы пообщаться еще с кем-то из его окружения, но с кем?
Подумав немного, я пришла к выводу, что вряд ли кто-либо из сотрудников поликлиники предоставит мне какую-то информацию на их главного врача. Тем более вряд ли со мной захочет говорить жена Суслова. Да и вообще кто-либо из его близких. А посему ничего не оставалось делать, как вновь отправиться просить помощи у Мельникова.
Андрей Александрович, выслушав меня, на сей раз досадливо крякнул и почесал голову.
– Итак, ты предлагаешь мне заняться проверкой уважаемого человека, главного врача, на том лишь основании, что парализованная девушка – проститутка, заметим, – затряслась как заяц при виде его машины. Причем даже неясно, при виде его ли машины она затряслась.
Подполковник Мельников нечасто имел основания насмехаться надо мной и уличать в неадекватности действий. Поэтому данный случай он решил использовать на полную катушку.
– Но у его машины помято крыло! – попробовала убедить Мельникова я.
– Ну и что? – пожал плечами подполковник. – Она же испугалась машины, а не помятого крыла. И потом, где гарантия, что ее изуродовал владелец красной машины? Она могла испугаться и по другому поводу.
– Но что-то ведь нужно делать! – воскликнула я. – Почему не постараться выяснить хотя бы, где он был в тот период, когда с Гелей это все случилось?
– А как ты будешь это выяснять? – хмыкнул Мельников. – Еще раз повторяю – на каком основании? Он же сам тебе сказал – я не помню! И может твердить это сколько угодно, и никто не имеет права ему сказать – придется вспомнить. И даже я не имею.
– Хорошо, – понизила тон я. – Ты можешь хотя бы поручить кому-нибудь узнать, был ли в то время Суслов на работе? Это, я думаю, совсем не будет сложно для сотрудников твоего ведомства. И нисколько не скомпрометирует этого добропорядочного толстяка.
Мельников задумчиво поскреб голову. Потом в глазах его я заметила промелькнувшую искорку, похожую на хитринку.
– А ведь это мысль, – рассмеялся он.
– Чего ты? – не поняла я.
– Да есть у меня тут один кадр, – сказал Андрей Александрович. – Ты, кстати, его прекрасно знаешь – Арсентьев его фамилия! Так и рвется в бой, как конь ретивый. Вот я ему это и поручу, посмотрим, как справится. А то, если честно, он уже достал меня своей жаждой подвигов и славы. Сейчас я его вызову.
Подполковник, явно повеселев, снял трубку телефона и, подмигнув мне, серьезно сказал в нее:
– Арсентьева ко мне, срочно!
Капитан Арсентьев был мне очень хорошо знаком. Мне доводилось раскрыть не одно дело в сотрудничестве с ним. Это был молодой, но уже лысоватый человек с чрезвычайно серьезным лицом. Был Арсентьев несколько дубоват, но очень исполнителен и старателен. В качестве подручного, которому не нужно много думать, а надлежит исполнять приказы, он был незаменим. Правда, несмотря на свою ретивость, он все еще ходил в капитанах, да и это-то звание получил в основном благодаря совместной со мной работе да благосклонности подполковника Мельникова. И стать майором ему вряд ли светило в ближайшем будущем. Я невольно улыбнулась, вспомнив усердного капитана. Что ж, поработаем снова… Глядишь, и помогу хорошему человеку заслужить звездочку. Правда, подвигов у нас не ожидается, но раскрытие тяжелого преступления тоже дорогого стоит.
Буквально через минуту в кабинет порывисто зашел капитан Арсентьев, четко печатая шаг.
– Слушаю, товарищ подполковник! – отчеканил он без всякого выражения на лице. Потом увидел меня и произнес уже мягче: – Здравствуйте, Татьяна Александровна!
– Привет, – откликнулась я.
– Значит, так, Арсентьев, – небрежно бросил Мельников. – Есть тут один толстячок, главврач… Суслов его фамилия. Есть подозрение, что он извращенец и уродует молодых девушек. Надо его проверить, где он был в конце мая. А если выяснишь, где он был конкретно двадцать восьмого, вообще будешь молодец.
– Понял! – отрубил Арсентьев. – Разрешите идти?
– Подожди, – ласково остановил его Мельников. – Куда ты пойдешь-то? Хоть данные запиши… Этот толстяк работает в девятой поликлинике, зовут его Суслов Александр Филиппович, у него красная «Ланчия». Он мнется, ничего не говорит, где был двадцать восьмого мая, хотя явно нервничает при этом, есть подозрение, что что-то скрывает…
– Выясню, – с железобетонной уверенностью отрапортовал Арсентьев. – Разрешите идти?
– Иди, – махнул рукой Мельников.
Арсентьев щелкнул каблуками, и я невольно представила, как он сейчас гаркнет во всю мощь: «Служу России!» И еще представила, с какой въедливой дотошностью и безапелляционностью Арсентьев будет давить на захлебывающегося в оправданиях несчастного слюнтяя Суслова.
Я поблагодарила Мельникова за помощь и отправилась домой. Необходимо было подумать, прежде чем двигаться дальше.
ГЛАВА 3
Итак, первую версию можно частично считать отработанной. Оставалось только ждать результатов проверки Суслова. Но я не хотела сидеть без дела и считала нужным пока заниматься разработкой других версий.
У меня была возможность продолжить исследование всех владельцев красных «Ланчий», отметая их одного за другим, но занятие это представлялось малопродуктивным и обременительным во временном плане. Другое дело – Шумилкин. Этот человек обнаружил Гелю, следовательно, является главным свидетелем в деле. И с ним просто необходимо встретиться. Поэтому свой очередной день я вновь начала с посещения его дома. Я не оставляла надежд застать его там и поговорить с ним. Примерно представляя себе этого человека, я подумала, что разговор пойдет куда лучше, если его, что называется, задобрить, для чего и купила в ближайшем магазине несколько салатов, колбасы, сыра и бутылку водки.
В первую минуту, когда приехала туда, где в прошлый раз меня ждала неудача, я почувствовала, что она, эта неудача, снова настигает. За дверью домика была гробовая тишина. В этот раз не было соседок, и меня этот факт скорее обрадовал – не будет лишних разговоров и ненужного любопытства.
