Мария Мусина - Заклятые подруги
— И что было на этих ваших картах?
— Все. Весь человек, с которым столкнула судьба. Весь его жизненный путь. Все его слабости и победы, все возможности — реализованные и упущенные. Иногда была просто астрологическая карта. В сложных случаях — еще и ее трактовка. Потому что карту не всегда «видишь». Бывает, бьешься, бьешься — не понимаешь ничего. А то вдруг взглянешь на хорошо знакомую карту, и такое открывается… Озарение, не знаю, как вам объяснить, — пожала плечами Верещагина.
— Вы мне составите такую карту? — Кудряшов улыбнулся улыбкой, понятной только им с Ларисой.
— Посмотрим… — смутилась она.
— А что, архив — это ценность какая-то?
— Ценность не ценность… Ну, как если бы у вас пропала картотека — с отпечатками пальцев, с фотографиями в профиль и анфас, со всеми сведениями, какие там вас еще интересуют. Для вас бы это было ощутимо?
Вопрос ответа не требовал.
— Вы считаете, что Коляду могли убить из-за архива?
— Вряд ли, — быстро сказала Верещагина.
— Почему вы так думаете?
— Мне так кажется…
— И все-таки… — настаивал Слава.
Верещагина посмотрела на него, улыбнулась обворожительно:
— Доверьтесь моей интуиции. Убийство и пропажа архива не связаны между собой.
Противопоставить что-либо такой логике оперу было решительно нечего.
— Ценности Коляда в доме хранила?
Лариса подошла к секретеру, выдвинула ящик.
— Вот они, кольца.
У Верещагиной в руках были не просто кольца — полная пригоршня разномастных, разнокалиберных колец-перстней. Но — Кудряшов определил наметанным взглядом — все они были с камнями-самоцветами, серебряные. Не очень дорогие.
— А драгоценных украшений в доме не было? — спросил Слава.
Верещагина усмехнулась.
— Видите ли, Вячеслав Степанович, эти украшения очень ценные. Они Алевтину хранили от всех и вся… Например, вот эта темно-зеленая яшма. Вообще-то считается, что она хранит владельца от яда и ненависти. Алевтина уверяла, что если надеть перстень с определенным камнем определенной формы в определенное время, то свойства камня усиливаются, порой преображаются и трансформируются. У Алевтины на пальцах всегда было несколько колец, иногда она их меняла, комбинировала одни камни с другими, в зависимости от обстоятельств, которых опасалась. Но дело не в этом. Алевтина всегда — вы поняли меня? — всегда надевала кольца с камнями, если ей предстояла встреча с чужими людьми. Эти камни были частью ее имиджа.
Кудряшов посмотрел на маленькие ручки Верещагиной, на ее тоненькие пальчики без единого колечка.
— А вы, Лариса Павловна, чего ж не бережетесь?
— Я ведь, Вячеслав Степанович, с порчеными дела не имею. У меня несколько другое амплуа. — Кудряшову послышались нотки торжества в ироничном тоне Верещагиной.
— А у Коляды не было каких-либо сбережений?
— Кто нынче делает сбережения? Время не то.
— И все-таки неужели вы, Лариса Павловна, никогда не видели у Коляды компьютер?
Повисла тяжелая, вязкая тишина, но ее пытались перечеркнуть, словно играя в крестики-нолики, звуки улицы, врывавшиеся в окно.
— Я никогда не видела у Алевтины компьютера, — наконец, внятно выговаривая слова, сказала Лариса. — И еще — записывайте — здесь нет книг по белой и черной магии. Старинные были книги и рукописи очень древние. Мне кажется, ценные.
…Несколько разворотов-поворотов, и «Таврия» остановилась у Ларисиного подъезда.
— Груз доставлен, хозяйка. — Кудряшов выключил зажигание и протянул Ларисе ключи.
— А вы сейчас куда?
Нет, она положительно не собиралась приглашать его в гости.
— На службу.
— Так возьмите мою машину, как вы доберетесь?
— О, Лариса Павловна, вы забываете, с кем имеете дело. — «И чего я выпендриваюсь?»
Кудряшов проводил Ларису до лифта. Пока бегал по цифрам этажей огонек, смотрел на нее. Она отводила взгляд. Дверцы автоматически открылись и захлопнулись, скрывая Ларисин взмах руки. Кудряшов постоял еще немного. «Чудес не бывает», — подумал он, чуть огорченно.
В этом новом районе дома стояли вне логики — за номером двенадцатым шел двадцатый, потом восьмой. Кудряшов долго плутал, пока не нашел нужный дом, потом еще блуждал, не в силах отыскать нужный корпус. В подъезде Кудряшову пришлось нудно объясняться с консьержкой — не хотелось пугать добрую женщину красными корочками. Наконец, позвонив в нужную дверь и услышав почти не ожидаемые шаги, Кудряшов облегченно вздохнул. Так, на выдохе, ему и пришлось спрашивать:
— Виталий Александрович?
— Да? — В голосе худого седеющего человека звучала та же вопросительная интонация.
— Уголовный розыск.
— О, как интересно! — обрадовался хозяин и посторонился, впуская Кудряшова. — Опять кого-нибудь ограбили?
— Почему? — вздрогнул сыщик.
— Нет? Странно. Тут у нас в доме каждый день кого-нибудь грабят. Меня тоже пытались. Дверь не сумели только открыть — мальчишки, жалко, жизнь себе поломали. Я следователю говорю: Бог с ними, не взяли же ничего… Так чем обязан?
Кудряшов поудобнее устроился в предложенном кресле.
— Грабят, Виталий Александрович, это когда с насилием над личностью. А когда тайно похищают имущество — это крадут. У вас в доме, как я понял, пока крадут, слава тебе Господи… Виталий Александрович, дело в том, что трагически погибла некая Коляда Алевтина Григорьевна…
— Вот оно что, — удивленно протянул Виталий Александрович, — но тут я вряд ли вам сгожусь на что-то. Я ее почти не знал.
— Да. Я понимаю, — согласился Кудряшов, — но вы занимаетесь астрологией. — Вы — астролог.
— Какой я астролог? — махнул рукой Виталий Александрович и доверчиво посмотрел на Кудряшова. — Это так… Знаете, я ведь кандидат технических наук. Раньше подрабатывал репетиторством. Теперь учу людей астрологии. Современнее получается, выгоднее, да и интереснее. Астрологии ведь можно научить, вы знаете. Это не какая-нибудь экстрасенсорика с ее идеей элитарности и исключительности, с напускными тайнами, с мощнейшим механизмом внушения, которое как бы изначально нацелено на то, чтобы заморочить человеку голову. Это вполне конкретная наука, определенный объем знаний, в принципе доступный каждому, кто захочет его освоить. Но, конечно, как и в любом другом деле, есть талантливые носители этих самых знаний, есть бездарные. Но научиться астрологии может каждый.
Кудряшов наконец понял, кого напоминает ему собеседник. В десятом классе Слава собирался поступать на физфак МГУ и занимался у репетитора, который был точь-в-точь Виталий Александрович: та же манера потирать руки, словно от холода, те же приподнятые плечи, та же посадка головы — будто птица, нахохлившись, по сторонам озирается. Славин репетитор вечно мерз, а потому у его ног обычно горел пучок электрических лампочек, служа наглядным пособием для объяснения многогранных свойств энергии, которая и светит, и греет. Физиком Кудряшову стать не довелось — провалился на экзаменах, а после армии поступил уже на юрфак. И сейчас, глядя на Виталия Александровича, Слава в который раз обрадовался этому обстоятельству. Виталий Александрович был типичным технарем. И типичным учителем-репетитором: человеком, который много знает, но не может сам извлечь ничего конструктивного из своих знаний, а потому ему необходим посредник — ученик.
— Лариса Павловна Верещагина, — Кудряшов пытался сохранить бесстрастный тон, — ваша ученица?
— Да, — гордо сказал Виталий Александрович, — Лариса моя ученица.
— Лариса была подругой Коляды.
— Подругой — не подругой… Это сложнее.
— Расскажите, — попросил Кудряшов и добавил с иронией: — Я пойму.
Учитель астрологии иронии не принял.
— Боюсь, что вам трудно будет понять. Но попробуем. Хотя, честно говоря, мне не хотелось бы касаться этой темы. Я не уверен, что Лариса от этого не пострадает, — быстрый взгляд в сторону Кудряшова.
— Я вам обещаю, — серьезно заверил Кудряшов, — не пострадает. Нам, то есть мне, как занимающемуся этим делом, важно располагать сведениями о той области знаний, которыми владела Коляда.
— Располагать сведениями? — Виталий Александрович усмехнулся.
— Хотя бы ориентироваться в них, — уступил Кудряшов.
— Да, но Коляда занималась совсем не тем, чем занимаемся я и Лариса. Это во-первых. Во-вторых, вас, как я понял, интересует, почему они дружили, то есть почему общались. Видите ли, Лариса — очень способная ученица. Знаю по себе: учить ее — одно удовольствие. Наступает момент, когда она… Когда полученные знания становятся для нее естеством, ее полной и безраздельной собственностью. Тогда она поднимает тебя самого на новый уровень. Она начинает отдавать. Так что Алевтину я могу понять: Лариса трактовала ее примитивные знания на таком уровне, какой деревенской гадалке и не снился. А вот почему Лариса дружила с нею…
