Галина Романова - Счастье по собственному желанию
Люба вернулась в кухню и в следующие полчаса приводила ее в порядок после нашествия бывшего. Тот хоть и кичился своей деловитостью, поросенком был еще тем. На плите подкоптившиеся картофельные обрезки. В раковине очистки. Прихватка от сковородки, там же и нож. Да и сковородку сумел закоптить так, будто чертей на ней жарил всю минувшую неделю.
Убиралась она самозабвенно. С остервенением начищала сковороду, мыла плиту, замывала линолеум и даже по кафельным стенам прошлась мыльной мочалкой. Чтобы, значит, духу его тут не было. Карьерист тоже еще выискался. Пришел машину через нее у дирекции просить. Кто же его выпустит с грузом на дорогу, если он в тюрьму сел только за то, что часть этого самого груза несколько раз не довозил до места, сбывая потихоньку на сторону. Это все равно, что пустить козла в капустные грядки в надежде на то, что тот ничего не тронет.
«Нет уж, Сереженька, – решила Люба, отжимая половую тряпку. – Справляться тебе самостоятельно со своими проблемами. А я как-нибудь уж со своими. Пока их не особо-то и много, если не считать неудавшегося оргазма с Хелиным. Да еще гнусных намеков в адрес Кима. А это все такая ерунда, что не идет ни в какое сравнение с тем, чем потчевал Иванов в супружестве».
Ерунда.
Хелина придется терпеть. Ничего, и не такое терпела.
А что касается Кима… С ним ведь можно и встретиться. И поговорить, выбрать бы только подходящее время.
Глава 3
С Кимом она так и не встретилась.
Того самого времени, на которое она так уповала, просто не оказалось. Люба разрывалась между новой должностью, домом и косыми взглядами сослуживцев по лаборатории, теперь уже бывших, поскольку отселили ее от них аж в соседний корпус. Люба поначалу еще пыталась им звонить, справляться о делах, шутить и хоть как-то поддерживать на плаву их непрочный, как оказалось, мирок. Но то вдруг у всех разом обнаруживались срочные дела и говорить им по телефону совсем уж было некогда. То места ей в столовой за их столиком в обеденный перерыв не оказывалось. То не по пути им было вовсе с ней, а совсем в другую сторону.
– Да ладно тебе, Люба, прикидываться, – фыркнула однажды ей в лицо вредная Татьяна Савельева. – Полно играть в демократию.
– А я и не играю, о чем ты? – Любе в тот день удалось догнать ее по пути в детский садик и навязать-таки свое общество и неприятный разговор о том, что ее все сторонятся. – Все ведь так же, как и раньше!
– Так да не так, милая. – Таня остановилась у кованой калитки детского сада, явно давая понять, что дальше – запретная территория. – Разве же мы теперь с тобой ровня? Как бы не так! Твою зарплату даже главбух не знает! Тебе же ее ежемесячно в конвертике в кабинете генерального вручают. Знать бы вот только, за какие заслуги! Ким тут правда что-то намекал на днях, да я его не особо слушала. Щи варила. Ты-то теперь, небось, все больше по ресторанам питаешься. А нам – лабораторным крысам – туда путь заказан. Мы щи хлебаем. Да еще и лаптем. Не то что некоторые. Ишь, как приоделась-то за последние пару месяцев. Гладишь, в бархатный сезон куда-нибудь на острова махнешь.
И Татьяна ушла от нее, не повернувшись ни разу. А потом вдруг вечером позвонила. Люба только успела выйти из ванны, где отмокала от трудовых будней и неприятных откровений.
– Слышь, Любка, – визгливо начала Татьяна заплетающимся языком. – Ты бы сказала этому хмырю…
– Это которому? – конечно, она поняла, о ком ведется речь, но проще было прикинуться непонимающей.
– Тому, что теперь у нас на заводе всем заправляет. Богдан, мать его, Владимирович! В гроб бы его душу мать!.. – Татьяна добавила еще пару непечатных предложений. – Он же нам что обещал?
– Что? – Люба опустилась в кресло, стянула с головы полотенце и зло отшвырнула его на столик слева от себя.
– Что мы теперь заживем. Что долгов по зарплате не станет. Что жалованье нам прибавит. А что на деле?! На деле стало еще хуже, чем было! Была горстка своих кровопивцев, теперь еще и этот!.. Жрать он любит в элитном ресторане. Спать в люксе. Баб ему тоже первоклассных поставляют, и не бесплатно, уж поверь! А зарплата наша где?! А?! В Караганде?! А мне вот детей нечем кормить. Что ты на это скажешь?!
Сказать Любе было нечего. Она могла подписаться под каждым словом подвыпившей Татьяны. И отчаяние ее понимала, как никто. И злость. Только вот помочь ничем не могла. Разве что свою зарплату ей отдать. Она-то к ней ни разу так и не притронулась. Так и лежали один на другом два теперь уже конверта на полке в шкафу меж постельными комплектами…
– А Тимоха злится и на меня орет. Я его работу искать посылаю, а он на меня орет. Говорит, воровать – не обучен. Обучен, говорит, только этих воров брать с поличным. Он же у меня кто? Он же у меня «минцанер» поганый. Честный и правильный. Он мзду не берет! Ему за державу обидно! Ладно, Любка, пошла ты…
И Татьяна бросила трубку.
Люба задумалась.
У Савельевых очередной скандал на почве материальной недостаточности. Либо Таньке ее новое платье так понравилось, жаль, объяснить ей не успела, что мать прислала посылку с обновками на прошлой неделе. Либо кто-то из соседей чем-то обзавелся. Таньку, понятное дело, закусила зависть. Такое бывало и прежде. Она выпила и закатила Тимохе истерику.
Ох, и жалко же его! Ну, такой хороший парень, такой хороший, а достался завистливой истеричке. А когда-то пытался за ней – Любой – ухаживать. И даже делал несмелые попытки поцеловать ее у подъезда. Но появился Ким, и Тимоха отступил в сторону. Позвонить ему, что ли? Тысячу лет не пересекались. Все опять из-за чего? Из-за Танькиной истеричности…
– Алло, Тимоша, ты? – она узнала его сразу, и обрадовалась вдруг, и сразу поняла, что очень соскучилась по его глуховатому прокуренному тенору. – Привет, это Люба.
– Это ты, Закатова?! Вот это сюрприз. Чего это ты так поздно звонишь мне? Да еще на работу! Случилось что-нибудь? Не твой благоверный…
– Нет, нет, нет, – она рассмеялась, Тимошина привычка мгновенно перехватывать инициативу в разговоре могла свести с ума кого угодно. – Все у меня нормально. Просто решила позвонить.
– Просто? Ага… Просто, значит… – Савельев на какое-то время задумался, а потом неожиданно спросил: – А тебе случайно Танька моя не звонила только что?
– Татьяна? – Люба быстро соображала, что бы такого соврать безобидного, чтобы не рассорить окончательно и без того часто ссорившихся супругов, но врать не умела изначально, поэтому со вздохом призналась: – Звонила.
– Нажралась, небось, пьяная и о жизни своей несчастной кручинится. Так? – Тимоха хотел казаться эдаким весельчаком, балагуром, но в голосе никакой радости не было, скорее раздражение и даже потаенная какая-то ненависть.
– Да не совсем… – промямлила Люба, все еще пытаясь выгородить подвыпившую Татьяну. – Так что-то молола непонятное. Хватит об этом… Ты-то как? Тысячу лет не виделись. Хоть бы зашел, поговорили бы.
– Может, как-нибудь и зайду, – пообещал неожиданно Тимоха, обычно начинал мямлить что-то маловразумительное о занятости и усталости, а тут вдруг… – Поговорим. Вспомним дни былые. Ким здесь, знаешь?
– Знаю.
– Виделись?
– Мельком. В ресторане.
– А-аа, это когда было-то! Про это он мне говорил. А потом? Потом что, так ни разу и не пересеклись? – Тимоха чертыхнулся вполголоса и снова с заметным Раздражением: – Неужели у вас – взрослых серьезных людей – не нашлось достаточно ума и времени, чтобы встретиться и все обсудить, а?! Люба, ну ты-то что?! Неужели не жалко прожитых впустую лет, а? Ладно он, баран упрямый, ты-то что?..
Люба заморгала часто-часто, пытаясь прогнать подступившие слезы.
Господи, как же хорошо, что она вдруг ему позвонила. Не стала торчать у телевизора, как делала в последнее время. Не стала выпендриваться с феном перед зеркалом, непонятно для кого укладывая волосы. И это на ночь-то… А, выслушав пьяный клекот Татьяны, взяла и позвонила ее мужу – самому хорошему и доброму мужику на свете. После Кима, конечно.
Ведь что он сейчас говорит ей? Он не то что прозрачно, он черным по белому намекает, что им с Кимом нужно, нет, просто необходимо встретиться. Что им есть, что сказать друг другу. И что он, зная их обоих как облупленных не один и не два года, знает все об их истинных чувствах и…
– Слушай меня, Любовь, внимательно и запоминай, – с напускной суровостью пробасил в трубку Тимоха Савельев. – На следующей неделе я вплотную занимаюсь сразу несколькими делами. Два из которых не терпят отлагательства. А вот в следующие выходные… В следующие выходные приду к тебе, так и знай. И таких чертей получишь. Все поняла? К тому же мне нужно обсудить с тобой одну крохотную проблемку. Так, пустяк, с виду. А там кто знает, во что это все выльется. Все поняла?
– Поняла! – Люба улыбнулась сквозь слезы, потянулась за полотенцем и спрятала в нем лицо.
– Что хоть поняла, горе ты мое луковое? – Савельев довольно хмыкнул. – Поняла она…
