Галина Романова - Мужей много не бывает
Второй причиной моей задержки на пути в столовую явилось тривиальное любопытство, с которым я оглядывала все вокруг. Выводы, сделанные мною после осмотра, были неутешительными и сводились к такому заключению: не верь всему тому, что пишут, прежде чем не увидишь все сама.
Нет, место действительно было очень живописным. Девственный лес. Чистый воздух. Блики озерной воды были видны с каждой аллеи, что расчертили территорию пансионата на клеточки. Но вот в остальном... Может быть, здесь и было когда-то шикарно, но те времена давно канули в Лету. Подозреваю, что вместе с благословенной и несбыточной мечтой выстроить в нашей стране коммунизм. Все строения были деревянными, не считая административного корпуса с этакой помпезной башней, больше напоминавшей часовню. Дорожки пересекались друг с другом, образуя некое подобие шахматной доски, а коттеджи – близнецы нашего – располагались в центре каждой такой клетки, словно подержанные шахматные фигурки.
Клумбы, клумбочки, живые изгороди, скамейки, качели, всевозможные спортивные сооружения от шведских стенок с турниками до брусьев с бревном – это все было относительно свеженьким и ухоженным и очень удачно скрадывало негативное впечатление от убогости всего остального.
Столовая и магазин с милым сердцу названием «Ладушка» уживались под одной крышей. С высокого крыльца в дом вели две двери, в настоящий момент приветливо распахнутые. Уже поднимаясь по ступенькам, я услышала радостный гомон присутствующих и звон посуды. Запахи, между прочим, впечатляли и дарили утраченную было надежду, что рацион будет не столь скромным, как все остальное.
Я переступила порог и сразу очутилась в огромном зале. Пять столов на четверых слева, пять – справа. Раздаточное окошко с хлипкой на вид перегородкой, отделявшей обеденный зал от кухни. Слева от окошка некое подобие буфета, где горкой высилась выпечка.
Оглядевшись, я обнаружила своего супруга за одним из отдаленных от входа столиков в обществе семейной пары, возраст супругов было сложно определить с такого большого расстояния да и в силу их своеобразной одежды. К слову сказать, мой Незнамов не был здесь белой вороной, скорее ею являлась я в своих помпезных тряпках. Мне оставалось только изумляться умению людей находить для отдыха такие ветхие и убогие одежды. Линялые футболки и бесформенные сарафаны. Вытянутые на коленках спортивные штаны и шорты, подозрительно напоминающие джинсы с откромсанными штанинами. Стоптанные кроссовки, сандалеты с втиснутыми под пятку лямками. Короче, пробираясь к своему месту, я чувствовала себя не в своей тарелке.
– Привет, – Семен приветствовал меня радостной улыбкой и похлопал ладонью по стулу рядом с собой. – Присаживайся. Долго ты. Кстати, познакомься – супруги Черновы. Александр и Елена...
Чета оказалась довольно молодой и приятной. Миловидная круглолицая женщина с веселыми, искрящимися дружелюбием глазами и пухлыми яркими губами. Жизнерадостный супруг с приветливым, располагающим лицом. Мы пожали друг другу руки, и я опустилась на свое место.
– Чем нас сегодня угощают? – кротко поинтересовалась я у супруга, испытывая неловкость за свое поведение.
– Соки, кофе, чай, омлет, каша рисовая, фрукты по выбору, булочки, шанежки, коржики, макароны, кажется, еще по-флотски...
– Ого! Никаких тебе комплексов, что хочешь, то и выбирай?
– Приблизительно так. И довольно сносно, – улыбнулась Лена, расправляясь с остатками каши. – На обед обещали кролика на вертеле. Вечером дискотека. Днем что-то еще, но мы с Сашей намерены позагорать. В городе превратились в каких-то белых мышей. Сосудики синие проглядывают...
Ее беззаботный треп меня нисколько не раздражал. Заказав официантке омлет с кофе и пирожным, я исподтишка рассматривала моих новых знакомых, не забывая таращиться и на всех остальных.
Ну что я могу сказать о публике, выбравшей местом отдыха такое заповедное местечко?.. Странноватая, нужно сказать, публика. Все старались держаться особняком, образовав эдакие малюсенькие семейные кланчики. За исключением нас и Черновых, все беседовали лишь друг с другом. Видимо, имея намерение отдохнуть от общения с окружающим миром, народ не собирался его нарушать. Одним словом, коммуникабельностью в этом пансионате не пахло. И, по-моему, представителей администрации это устраивало, поскольку никаких воззваний к общественным мероприятиям нами услышано не было.
– Пляж протяженностью с километр. Библиотека с видеотекой находится в административном здании. Вечером желающие могут там же потанцевать, – речитативом объявляла всем директриса без особого энтузиазма, видимо, слабо надеясь на посещаемость.
Так оно и было. Публика собиралась вместе лишь в столовой. Все остальное время люди растворялись за стволами вековых деревьев, словно загадочные жители этой чащи. Ежели, завидев кого-нибудь с книгой на скамеечке, вы делали попытку приблизиться и завязать разговор, то вас могли смерить таким взглядом, что это желание отмирало молниеносно.
Даже на озере не было никакого подобия нейтральных вод. Каждый клан, облюбовав себе участок, тут же столбил его забытым полотенцем, вбитым колышком с забытой же панамой или аккуратно выложенным булыжником кострищем.
Даже Черновы остались верны этой негласной традиции и обосновались далеко от того места, где расположились мы с Семеном.
– Странно здесь все... – пробормотала я полусонно, распластав себя на надувном матрасе под яркими лучами солнца.
– Почему? – точно таким же тоном и голосом поинтересовался мой супруг. – В чем ты видишь странность?
– Как-то все...
Я напрягла воображение, пытаясь выразить свои мысли вслух, но муж меня опередил, строго оборвав ход моих рассуждений:
– Тебе чего хотелось, я не пойму? Уединения хотелось! Покоя! Здесь же как раз полное невмешательство в дела друг друга. Полнейший суверенитет. А если ты здесь ради общения, то не стоило и приезжать. Вера Ивановна подтвердила мне, что этой традицией и славно здешнее место: никакой навязчивости. Каждый выбирает себе только то, что ему хочется... Тебе все понятно, милая?
Более или менее мне было понятно, почему люди выбрали это место отдыха. Но вот понять, как можно так долго находиться в изоляции, я отказывалась напрочь. Мне так лично хватило недели, чтобы почувствовать некий вакуум вокруг собственной персоны и затосковать. Несколько раз я доставала из потайного кармашка дорожной сумки припрятанный там мобильник и силилась включить его, чтобы потрепаться с подругами, но, помня об обещании звонить лишь в крайних случаях, вновь его убирала. К чему понапрасну тревожить девчонок? Они хоть и сволочились по поводу моего счастливого брака с Незнамовым, но ведь все опять же из-за меня. Из желания видеть меня счастливой, а не с осколками сердца, которые мне едва удалось собрать воедино после смерти Аркаши.
Кстати, об Аркаше... За эту неделю я очень много времени думала о нем и не могла не признать, что тоска по нему до сих пор еще не отмерла. Просто ее вытеснила любовная эйфория, и она поселилась где-то глубоко внутри. А здесь этой эйфории как раз и не замечалось. Моя душа была полна чем угодно: скукой, раздражением, усталостью, но отнюдь не счастливым любовным трепетом. То ли виной тому была здешняя специфическая обстановка разобщенности и дремоты. То ли мой супруг, занявшийся вдруг ни с того ни с сего спортом и проводивший почти все время на тренажерах и беговых дорожках, опоясывающих пансионат с внешней стороны забора. А может, я сама, не сумев отыскать ничего, что могло бы пробудить мой подвявший энтузиазм. Короче, одинокие дни и вечера, которые я проводила в философских размышлениях о смысле жизни, обрыдли мне окончательно к середине второй недели.
– Милый, ты опять уходишь? – выпростала я обнаженное плечо из-под простыни. Последние три дня духота стояла невообразимая, и мы с Семеном спали нагишом, но опять-таки на разных кроватях.
– Да, – он провел растопыренной пятерней по волосам, натянул свою повязку. Молниеносно обрядился в драное тряпье и, сунув ноги в кроссовки без шнурков, двинулся к двери. – Сегодня хочу увеличить нагрузку и пробежать чуть дальше. Раньше обеда меня не жди. Пока туда, пока оттуда, плюс время на отдых. Да, все правильно. Часа три, думаю, уйдет...
Он ушел, забыв даже о дежурном поцелуе и поселив в моей душе глухой протест на весь остаток дня.
Какого черта, спрашивается, я тут делаю?! Сижу сиднем с книгой, делая попутно наброски своей собственной. Затем валяюсь на солнце, поджариваясь со всех сторон, подобно котлете. Набиваю желудок жрачкой (хоть она не разочаровала, оказавшись разнообразной и вкусной). Затем смотрю в восьмой раз дебильную американскую кинокомедию, потому что остальное еще хуже – сплошные трупы, кровь, насилие и секс.
И вот еще о сексе... Его у нас не было уже дня четыре. Если учесть, что каких-то пару месяцев назад подобный срок воздержания для моего Незнамова являлся неприемлемым, якобы расстраивающим все его жизненно важные функции, то теперь он, судя по всему, думал иначе.
