Хеннинг Манкелль - Белая львица
Снова и снова возникала в памяти фотография девочек.
Как объяснишь то, чему нет объяснения, думал он. И как Роберт Окерблум сможет теперь молиться своему Богу, который так жестоко обманул его и этих двоих детей?
Дожидаясь сотрудника, помогавшего Луизе Окерблум в пятницу оформить сделку по недвижимости, — он отлучился к зубному, — Валландер бродил по залу Скурупского Сбербанка. Приехал он сюда четверть часа назад и уже успел побеседовать с директором, Густавом Халльдёном, с которым ему доводилось и раньше иметь дело. Без обиняков изложил ситуацию, сказал, что хочет навести кой-какие справки в связи с исчезновением одной женщины. Но попросил Халльдена соблюдать конфиденциальность.
«Мы ведь точно не знаем, произошло ли что-то серьезное».
«Понимаю, — ответил Халльден. — Вы только предполагаете, что что-то случилось».
Валландер кивнул. Так оно и есть. Но как определить границу между предположением и знанием?
Глухой голос за спиной вывел его из задумчивости:
— Вы хотели меня видеть.
Валландер обернулся:
— Заместитель директора Муберг?
Мужчина кивнул. Вопреки ожиданию он был молод, на удивление молод, Валландер почему-то думал, что заместитель директора должен быть постарше. Но прежде всего ему бросилось в глаза кое-что другое.
Одна щека у Муберга заметно опухла.
— Мне сейчас трудно говорить, — неловко ворочая языком, произнес Муберг.
Валландер не понял.
— Может, лучше подождать? — повторил Муберг. — Пока заморозка не пройдет.
— Все-таки попробуем, — сказал Валландер, — у меня, к сожалению, мало времени. Вам не слишком больно говорить?
Муберг покачал головой и жестом предложил комиссару пройти в небольшую переговорную в глубине банковского зала.
— Вот здесь мы и работали, — сказал он. — Вы сидите на том самом месте, где сидела Луиза Окерблум. Халльден сказал, вы хотели поговорить о ней. Она пропала?
— Нам заявили о ее исчезновении, — сказал Валландер. — Но может быть, она просто поехала к родственникам и забыла предупредить домашних.
По распухшему лицу заместителя директора Муберга было заметно, что оговорку Валландера он воспринял весьма скептически. Вполне естественно, подумал комиссар. Если человек исчез — значит исчез совсем. Нельзя исчезнуть наполовину.
Муберг взял со стола графин, налил стакан воды, выпил и спросил:
— О чем вы хотите узнать?
— Обо всем, что происходило в пятницу во второй половине дня, — сказал комиссар. — Как можно подробнее. По минутам — что именно она говорила, что делала. Еще мне нужны фамилии людей, купивших дом, и фамилия продавца, на случай, если понадобятся их показания. Вы давно знакомы с Луизой Окерблум?
— Неоднократно встречались по делам, — ответил Муберг. — Четыре сделки по недвижимости оформили.
— Расскажите про пятницу.
Муберг вытащил из внутреннего кармана пиджака ежедневник.
— Встреча была назначена на четверть третьего. Луиза пришла на несколько минут раньше, и мы немножко поговорили о погоде.
— Она не показалась вам напряженной или обеспокоенной? — спросил комиссар.
Муберг задумался, потом ответил:
— Нет. Напротив, она казалась веселой. Раньше я считал ее сухой и чопорной. Но в эту пятницу она была совсем другая.
Валландер кивнул: дескать, продолжайте.
— Потом пришли клиенты, молодые супруги по фамилии Нильсон. И продавец, распорядитель наследства в Сёвде. Мы устроились здесь и, как положено, оформили сделку. Обычная процедура. Все бумаги были в полном порядке. Справки о внесении записей в поземельную книгу, ипотечные акты, ссудные договоры, кассовые чеки. Все прошло как по маслу, очень быстро. После чего мы распрощались. Кажется, еще пожелали друг другу хорошо провести выходные. Я точно не помню.
— Луиза Окерблум спешила? — спросил Валландер.
Муберг опять задумался:
— Может быть. Может быть, и спешила. Но я в этом не уверен. Зато я совершенно уверен в другом.
— В чем же?
— Она не сразу пошла к своей машине.
Муберг показал на окно, выходившее на небольшую автостоянку:
— Это автостоянка для наших клиентов. Я видел, как она припарковала там машину. Но уехала она только минут через пятнадцать после того, как вышла из банка. Я сам видел, потому что сидел здесь, говорил по телефону. Помнится, когда она подошла к машине, в руках у нее была сумка. Кроме портфеля с бумагами.
— Сумка? Как она выглядела?
Муберг пожал плечами. Валландер отметил, что заморозка потихоньку отходит.
— Ну, как выглядит сумка. По-моему, она была бумажная. Не пластиковая.
— А потом Луиза Окерблум уехала?
— Сперва позвонила из машины по телефону.
Мужу, подумал Валландер. Пока все совпадает.
— Было самое начало четвертого, — продолжал Муберг. — В половине четвертого мне предстояла другая встреча, нужно было подготовиться. А телефонный разговор у меня затянулся.
— Вы видели, как она уехала?
— К тому времени я уже ушел к себе.
— Стало быть, последнее, что вы видели, это как она говорила по телефону?
Муберг кивнул.
— Какая у нее машина?
— Я не очень разбираюсь в марках, — ответил Муберг. — По цвету черная. Или темно-синяя.
Валландер захлопнул блокнот.
— Если что-нибудь припомните, будьте добры, сразу сообщите, — сказал он. — Здесь любая мелочь важна.
Записав фамилии и телефоны покупателей и продавца, Валландер попрощался. Вышел через парадную дверь и остановился на площади.
Бумажная сумка, думал он. Наверно, из кондитерской. А ведь неподалеку, на улице, параллельной железной дороге, есть кондитерская. Он пересек площадь, потом свернул налево.
Как выяснилось, девушка-продавщица работала и в пятницу. Но Луизу Окерблум по фотографии не опознала.
— Тут есть еще одна булочная, — сказала она.
— Где именно?
Девушка объяснила. Судя по всему, булочная расположена так же близко от банка, как и эта кондитерская. Валландер поблагодарил и вышел на улицу. Булочную он разыскал слева от площади и едва открыл дверь, как пожилая женщина за прилавком спросила, что ему угодно. Комиссар протянул ей фотографию и представился.
— Вдруг вы ее узнаете, — сказал он. — Возможно, она заходила к вам что-то купить в пятницу, в самом начале четвертого.
Женщина сходила за очками, потом взглянула на фотографию.
— Что-нибудь случилось? — полюбопытствовала она. — Кто это?
— Вы только скажите, знакома она вам или нет, — мягко сказал Валландер.
Женщина кивнула:
— Я помню ее. По-моему, она покупала пирожные. Да, точно. Наполеоны. И хлеб.
Валландер немного подумал, потом спросил:
— Сколько пирожных?
— Четыре. Я еще хотела упаковать их в коробку. Но она сказала, что можно просто положить в пакет. Спешила, видать.
Валландер кивнул.
— Вы видели, куда она пошла от вас?
— Нет. Другие покупатели ждали очереди.
— Спасибо, — сказал комиссар. — Вы очень помогли.
— А что случилось-то? — спросила булочница.
— Ничего. Наводим справки, обычное дело.
Он направился на задворки банка, где Луиза Окерблум припарковала в пятницу свою машину.
Вот и всё, ни шагу дальше, думал он. Здесь след кончается. Отсюда она поехала смотреть дом, а где он находится, мы по-прежнему не знаем; позвонила по телефону, оставила сообщение на автоответчике и уехала. Настроение у нее было хорошее, в пакете лежали пирожные, и к пяти она рассчитывала вернуться домой.
Он посмотрел на часы. Без трех минут три. Ровно трое суток назад Луиза Окерблум была именно здесь.
Валландер прошел к своей машине, припаркованной у фасада, сунул в магнитолу музыкальную кассету, одну из немногих уцелевших после кражи, и попробовал подвести итоги. Голос Пласидо Доминго наполнял салон, а он думал о четырех наполеонах, предназначенных для семьи Окерблум. Интересно, они всегда читают застольную молитву? Даже когда собираются есть пирожные? Как это вообще — верить в Бога?
Ненароком он набрел на полезную мысль. До совещания в полиции надо непременно повидать еще одного человека.
Роберт Окерблум упомянул о нем.
Как он его назвал? Пастор Туресон?
Валландер включил зажигание и отправился обратно в Истад. Вырулив на магистраль Е-14, он прибавил газу и погнал на предельно допустимой скорости. Связался по телефону с Эббой, попросил ее разыскать пастора Туресона и сообщить ему, что комиссар Валландер хочет срочно с ним повидаться. Он был уже недалеко от города, когда Эбба позвонила и сказала, что пастор Туресон сейчас в Методистской церкви и готов его принять.
— Думаю, тебе не вредно иной раз заглянуть в церковь, — заметила Эбба.
Валландеру вспомнилось, как год назад они с Байбой Лиепой несколько вечеров подряд допоздна сидели в рижской церкви. Но он ничего не сказал. При всем желании он не мог сейчас думать о Байбе.