Фридрих Незнанский - Ошибка президента
– А ведь мы где-то встречались?
Киллер кивнул.
– В Барашевском переулке. – Нагнувшись, он стащил мокрые носки и пристроил их на батарею сушиться: – У тебя сухих не найдется?
Саша механически отправился в комнату, чувствуя, как рушится мироздание. Ира спала, свернувшись клубочком и с головой закутавшись в одеяло. Господи. Наемный убийца. Который ее. От ЭТИХ. Который, между нами девочками говоря, и его в тот раз в переулке…
То есть уже полное сумасшествие.
Киллер натянул сухие носки, благодарно кивнул ему и доверительно сообщил:
– Мне на тебя, Александр Борисович, предлагают контракт.
Турецкий не особо привык бегать от драки и, как старый самбист, был далеко не дураком в рукопашной. Именно благодаря этому обстоятельству он мгновенно и со всей определенностью понял: у него не было ни единого шанса против седого светлоглазого человека, спокойно размешивавшего ложечкой чай. Ни единого шанса. Если этот человек захочет, он просто пошевелит рукой, и ложечка, купленная когда-то за шестьдесят копеек, с силой выстрела войдет Турецкому в глаз. Или в сердце. По выбору.
И тут на него вдруг снизошло просветление: Барашевский. Раннее утро… рюкзак… мамочка моя родная, шум отъезжающего автомобиля. Серия заказных убийств, от которых чуть не плакали в Петербурге.
Отгадка тайны грызла бублик, сидя напротив.
Откуда ему было знать, что киллер всего несколько минут назад разрешил свою собственную головоломку и понял, ЧТО подсознательно смутило его в неопровержимом досье, которое он изучал в Лисьем Носу. Почерк родного ведомства, вот как это называлось. Тогда в переулке он оказался, в общем, случайно. И в драку ввязался больше оттого, что весьма не любил, когда у него перед носом начинали размахивать ножичками всякие сопляки. Турецкого он узнал только потом, когда все уже отгремело. И тот вовсе не показался ему похожим на продажную шкуру, хотя мало ли кто на кого не похож. Зато сегодня он, что называется, вышел в масть. Ухватки бывших коллег он распознал бы за версту. А потом их старший дал ему окончательное подтверждение. Когда надрывался от боли на заднем сиденье темно-зелеленого «форда».
Киллер вдруг велел тоном, не терпящим возражений:
– Давай, тащи финики.
– Какие финики? – медленно спросил Саша. Во рту было противно и сухо.
– Рассказывай, говорю, почему я не должен тебя убивать.
Все-таки кухни– это совсем особенные места. На кухнях сами собой произносятся вещи, которые ни за что нельзя выговорить, к примеру, в гостиной. Позже Саша удивлялся собственному безрассудству, но в тот момент он просто взял да и вывалил киллеру абсолютно все. Кажется, он бегал между холодильником и плитой, размахивая руками. Киллер внимательно слушал, не перебивая и не задавая вопросов. Он мог бы произнести неплохую ответную речь, но с его понятиями о здоровом образе жизни подобная откровенность как-то не совпадала.
– Все? – спросил он, когда Саша опустошенно умолк. Турецкий кивнул. Киллер забрал с батареи не успевшие просохнуть носки, сунул их в карман и поднялся.
– Выйду на связь денька через два, – сказал он, направляясь в прихожую. – Проверю, что ты мне тут наплел.
Умом Саша понимал, чем могли обернуться для него результаты проверки. Странно, но его это почти не волновано. Он только спросил:
– Как тебя звать?
– Алексеем.
Когда за ним клацнул замок, Турецкий прислонился к двери спиной и некоторое время стоял, закрыв глаза. Из-под двери дуло, взмокшая спина быстро остывала. У него было такое ощущение, будто совсем рядом, обдав ледяным ветерком, промчалась лавина. И не задела его.
3
Слушай, Сашок, черт знает что! – взволнованно говорила Романова, когда Турецкий позвонил ей, чтобы выяснить координаты Тимофеева. Тот проживал в области, а с областными у нее были давно налаженные связи. Но Александра Ивановна, что было совершенно на нее непохоже, не дала ему и рта раскрыть.– Выловили из Москвы-реки «ауди», машина, кстати, давно числится в розыске…
– Это не того типа из Останкино? – напомнил Турецкий.
– Да нет же, – раздраженно ответила Романова, – там «БМВ» была. Да ты дай договорить. А в машине четыре трупа. Никакой крови. Первое впечатление– хулиган побил четверых лбов, те умерли от испуга, а он погрузил их в машину и утопил. Что же это такое делается, это прямо чудеса какие-то!
– Успокойся, Шура. Можешь дело спокойно приостановить ввиду недорозыска обвиняемого и никого не искать. Кажется, я где-то об этом слышал, причем до того, как машина утонула. Я тебе потом расскажу. А сейчас, может быть, ты мне поможешь найти одного типа из Можайска…
4
Слава Грязнов привычным жестом повернул ключ в замке почтового ящика. Как всегда, была бесплатная газета «Экстра-М», которую он, не читая, отдавал жене на хозяйственные нужды, затем выпал конверт. Служебную почту Слава получал у себя в агентстве, значит, это было что-то личное.
Он прочел обратный адрес: Приморский край, пос. Ольга, ул. Арсеньева, 7. Грязновой 3. Н.
Письмо было адресовано Грязнову Вячеславу Ивановичу.
Слава только вздохнул.
«Конечно, волнуется тетя Зина, а что я ей отвечу», – думал он, поднимаясь по лестнице.
Несколько дней назад он с оказией передал во Владивосток письмо для тетки. Написал, что дяди в Москве сейчас нет, потому что он ездит по военным округам и налаживает там художественную самодеятельность. Выдумка была не очень удачной, но ничего другого ему в голову не пришло. Он с ужасом думал, что скажет тете Зине, если с дядюшкой что-то случится. Что случайно погиб по время репетиции? Чушь какая-то!
Придя домой, он распечатал конверт и вынул оттуда две газетные вырезки и аккуратно сложенные тетрадные листочки в клетку, исписанные круглым, явно женским почерком:
«Здравствуй, дорогой племянничек Славочка!
Письмо твое получила, спасибо. У нас все по-прежнему, погода только опять испортилась, третий день с утра туман такой, что с крыльца Белкину конуру не видать. Читаю, как ты про Гришеньку пишешь, а слезы так и катятся, очень я за него переживаю. Это хорошо, что ты написал, а то я и адрес куда-то твой задевала, теперь буду писать часто. Села было сразу отвечать, а только почта у нас не скоро заработает: аэродром совсем размок, и суда не швартуются.
А вчерась зашла к нам соседка Нюра, я ей письмо твое прочла, она и посоветовала, что ихний Володька письмо во Владик отвезет,– когда поедет. Вот теперь и пишу. Володька у Сережки-корейца шофером работает, во Владик ездит.
Еще вчера я в клуб ходила, тоже там письмо читала. Все слушали, а Борис Захарыч обижался: чего, мол, он черт-те где у вас там самодеятельность поднимает, а в Ольге сезон иикак не откроют. Это он для виду, сам небось доволен, что наш Гриша всех там подучит, слава-то про Ольгу пойдет.
Я, конечно, тоже радуюсь, да только что-то сердце у меня не на месте. Все кажется, не случилось ли там с Гришей чего. Очень я за него волнуюсь. А то в газетах пишут про разные нападения, про бандитов. Ты уж старайся, береги дядю»..
Тут Грязнов-племянник оторвался от письма, с минуту вдумчиво глядел через окно на серые московские сумерки, тяжело вздохнул, потянулся было к телефону, покачал головой и опять принялся читать.
«Скажи ему, чтоб побыстрее возвращался, передай, что все мы его тут ждем не дождемся. В гостях, как говорится, хорошо, а дома лучше. Это хорошо ты сделал, что написал, только пускай и он чего-нибудь мне черкнет. Ты хоть и пишешь, что у него все в порядке, а хочется от него самого получить весточку. Скучаю я по нём очень. На огороде делать теперь нечего, целыми днями дома, разве к кому схожу к соседкам. У нас как раз асфальт от шоссейки аж до клуба сделали, так что теперь грязь не месим. Так что пусть Гриша приезжает, будет теперь к своему клубу по хорошей дороге ходить.
Это все Сережка-кореец, который забегаловку в порту держит. Ну, ты эту нашу примечательность знаешь, дядька тебя водил. Там дым коромыслом у него вовсю: прошлую неделю погода вдруг хорошая установилась – жарища, как летом. Я к Анисимовым через порт ходила, упарилась вся. Мимо «Тигра» иду, смотрю, машин японских штук десять: понаехали и из Чугуевки, и даже какие-то корейцы из Находки.
А как погода испортилась, я одна дома кукую. Хорошо хоть газета у нас своя появилась, «Коренной дальневосточник». Посылаю Грише две статьи из нее, про новый порт и про попа Аввакума, ему надумали памятник ставить.
Про памятник здесь идет спор, где ставить. Одни говорят – в бухте, куда первые переселенцы причалили, другие – ближе к устью Аввакумовки. А чего, думаю, спорить, когда статуи-то нет еще и в помине. Да и кто его знает, как этот поп выглядел. Портретов с него не рисовали, а фотографии тогда, поди, и не было. Но уже, говорят, какому-то скульптору во Владике заказали.
