Валерий Барабашов - Изувер
Крайко взяла мальчика за руку, увела с собой в спальню.
— Костик, лапушка, скажи, где ты взял пистолетик? А? Покажи мне место.
— Бу! Бу! — твердил малыш. — Я бу-бу… Мама упала…
— А «бу-бу» ты где взял, Костик? Покажи тете.
Он повел ее к своей кроватке, показал отвертку, стал ковырять ею фанеру днища, и Крайко все поняла.
— Алексей Иванович! Валентин! — позвала она Сидорчука и вызванного из квартиры Костенкина, и те явились на ее зов.
— Вот где этот мерзавец прятал «Макаров»! — сказала Крайко. — И будь вы, сыщики, хоть семи пядей во лбу, а попробуй догадайся… Какое кощунство!..
— Ребенок, наверное, подсмотрел, — предположил Сидорчук. — А может, Волков и не прятался вовсе.
— Поехали, Алексей Иванович! — решительно поднялась со стула Эмма Александровна. — Лучшего момента не придумаешь!
* * *Областной изолятор временного содержания — новое четырехэтажное здание, обнесенное высоким бетонным забором и колючей проволокой — располагался на конечной остановке одного из троллейбусных маршрутов. Многие горожане и не догадывались, что неприметный этот, казенного вида дом, внешне напоминающий обыкновенную контору, — надежно защищает их от всякого отребья: тут проводят первые дни схваченные на улицах, вокзалах или притонах воры, убийцы, грабители…
Койот сидел в камере-одиночке на первом этаже. Узкая, с железной дверью комната, под самым потолком — окно, забранное решеткой и квадратами толстого непрозрачного стекла. Сторона — солнечная, и в камере светло, просторно.
Его привезли сюда прямо из аэропорта. Проверили карманы, отобрали поясной ремень, шнурки, часы, брелок с ключами. Пара здоровенных милицейских сержантов втолкнула его в камеру, один из них сказал с ухмылкой:
— Отдыхай пока. Скоро следователи заявятся, начнут тебя кидать от стенки к стенке.
Второй заржал, замахнулся кулачищем: «У, мразь!» Но бить не стал, хотя расплывшийся уже под глазом Койота синяк явно провоцировал сержанта, хотелось добавить. Но он утешил себя тем, что все еще впереди — ублюдок этот, как они поняли с напарником, не спешит развязывать язык, оперативники из ФСБ, которые привезли его сюда, явно недовольны задержанным. Ну, ничего, заговорит, заговорит. И не такие тут языки развязывали…
Койот сел на койку, напряг мысль. Как вести себя? Что говорить? Почему их с Джабой взяли в аэропорту, а не на квартире? Где содержится Джаба?
Не надо ничего говорить — в этом спасение.
Главное — молчать про пистолеты. Вещдок, приложенный к делу, предъявленный в суде — это конец, это расстрел. Но если он сможет благополучно «уйти» от убийства милиционеров и инкассатора, то остается еще «КамАЗ» и убийство водителя Крылышкина. Это если Валентина развяжет язык. Тогда им с Жориком «светит» лет по семь-восемь. Впрочем, суд решит по-своему, Жорик уже судим, ему могут впаять больше.
Меньше всех пострадает, конечно, сама Валентина, да она и меньше всех виновата А если с перепугу заговорит Джаба? Но что он — совсем, что ли, дурак? Зачем ему сознаваться в каких-то там московских планах? В крайнем случае может сказать: да, мы знакомы с Волковым, купили у него в прошлом году «КамАЗ», но не знали же, что он ворованный, что на нем кровь!
Думали, что познакомились в Придонске с порядочными людьми…
Так бы стал говорить Павел на месте Джабы.
Это самая выигрышная и правдоподобная версия поведения. Они собирались лететь в Москву закупать товары, на ярмарку в Лужники. Все! Стоять на этом скалой. Скалой! Пусть следователи хоть треснут.
…Дверь открылась, и в камеру вошли Крайко с Сидорчуком.
Представились.
Крайко села рядом с Койотом, как-то по-особому глянула на него. От этой седовласой женщины исходила какая-то мощная сила, Койот сразу ее почувствовал.
— Все ответы уже продумал, Паша? — ровно проговорила она. — Время у тебя было.
— Я же не знаю, о чем вы меня будете спрашивать, — резонно возразил он.
— Спроси ты.
— Почему меня… привезли сюда? Здесь, насколько я понимаю, сидят преступники.
— Ты преступник и есть, Паша. И очень опасный. Мы тебя долго искали.
— Ваши оперативники ошиблись, спутали меня с кем-то.
— Ничего они не спутали, Паша. В ФСБ работают профессионалы.
— ФСБ? Значит, меня арестовала служба безопасности? Не милиция?! Но я… я же не какойнибудь разведчик… хм!
— Паша, подумай о себе. Ты молод. Тебе лучше сознаться во всем, помочь следствию. Это зачтется.
— Мне не в чем сознаваться. Я ничего плохого не сделал.
— Ты убил двух милиционеров, Паша. Ты нападал на инкассаторов, убил одного из них, ранил нескольких человек. Ты стрелял из пистолетов убитых милиционеров. И один из них…
— Никаких пистолетов у меня нет…
— …И один из них ты спрятал в кроватке сына, Костика. А сыночек твой смотри что наделал.
С этими словами Крайко вынула из сумки фотографии, подала Койоту. Сказала:
— Людмила мертва. Теща твоя, Вера Ивановна, в реанимации, в очень тяжелом состоянии, ее жизнь висит на волоске. Костик сказал мне полчаса назад, что пистолет в кроватку положил ему ты. Спрятал. Пистолет — один из тех, что ты взял у милиционеров, мы проверили по картотеке, вот Алексей Иванович проверял…
Койот потрясенно смотрел на фотографии.
Убитая, в луже крови Людмила, плачущий Костяк, пистолет на полу, тяжело раненная Вера Ивановна… Разве он, Павел, желал им смерти?!
— Не-ет… Нет… — он мотал головой, не верил своим глазам. Койот был потрясен.
— Когда ты навещал сына, ты носил ему странные игрушки, Паша, продолжала Крайко. — Пистолетики, ружья, наручники… Ты что — готовил из него убийцу? Почему именно эти игрушки?!
— Что вы такое говорите?! — не выдержал, взвился Койот. — Какого еще убийцу?! Просто покупал, какие были. Самые дешевые. На дорогие матпини и компьютеры у меня не было денег.
— Когда ты положил пистолет в кроватку сына, Волков? — вмешался в разговор Сидорчук. — Сразу после нападения на инкассаторов? Или позже?
Койот опустил голову, молчал.
— Паша, повторяю, подумай о себе. — Голос Крайко по-прежнему спокоен, ровен. — Тебя могут оставить в живых, не всех расстреливают.
Сознайся, сними груз с души.
Койот снова взял в руки фотографии. Сказал глухо:
— Мне надо подумать.
Крайко встала.
— Хорошо. Я приду завтра утром. Снимки оставляю. И ручку с бумагой.
На следующее утро Эмма Александровна держала в руках документ, который многое решил в ходе следствия и в судьбе Павла Волкова.
«Начальнику УВД Придонской области генералу милиции ТРОПИНИНУ
Заявление
Добровольно, без всякого давления со стороны следственных органов, заявляю, что я, Павел Витальевич Волков, 1970 года рождения, проживающий, город Придонск, ул. Артуровская, 16, кв. 5, в июне 1994 года (точную дату не помню) напал на инкассаторов у магазина „Сельхозпродукты“, что на улице Дмитровской, с оружием — пистолетами Макарова, которые я купил на рынке у неизвестных мне парней, которых звали Гена и Сергей. Расплачиваться я должен был деньгами, взятыми у инкассаторов. Но деньги я не взял.
Потом я искал Гену и Сергея на рынке, ждал их в условленный день, но они не пришли. Милиционеров я не убивал.
Заявление написано собственноручно.
Павел Волков г. Придонск. 13 мая 1995 г.»Крайко взяла листок, прочитала. Спросила:
— Где второй пистолет, Паша?
— У нас дома, на чердаке.
— Отец твой знает место?
— Нет. Я никому ничего не говорил. Когда Гена и Сергей не пришли, я решил пистолеты спрятать. Думал, что они потом придут.
Койот врал, Крайко знала, что он врет, но виду не подала Нужно было заполучить второй ствол.
— Схему можешь нарисовать? Где искать пистолет.
— Могу.
…Уже через полтора часа Сидорчук, изрядно вывозившись на пыльном чердаке, нашел завернутый в полиэтиленовый пакет пистолет. «Макаров» был хорошо вычищен и смазан и, наверное, пролежал бы на чердаке еще несколько лет, до тех пор, пока Койот — не случись последних событий — взял бы его в руки. И снова чья-то безвинная душа отлетела бы в мир иной…
* * *Теперь вздохнули посвободнее и офицеры управления ФСБ. Шакал — за решеткой, оружие найдено, Волков частично в совершенных преступлениях сознался. В том, что он сознается и в остальном, ни у кого сомнения не было. Улик против него достаточно, свидетелей — тоже. Вещдоки преступления — пистолеты — в наличии.
Конечно, он, Волков, в первую ночь после задержания придумал версию: на инкассаторов нападал, да, тут сложно отказаться (инкассаторы Рудаков и Швец, срочно доставленные на опознание, в один голос заявили: «Да, он!»). А вот как убивал милиционеров — никто не видел. Но выдержать мощнейший прессинг Крайко и ее напарника Костенкина не смогли бы в этой ситуации и более опытные, имеющие не одну ходку убийцы. Волков же, при всем своем хладнокровии и умении держать себя, был потрясен случившимся у него дома, своим арестом и тем, каким образом разгадали его тайну. Потому он «посыпался» в первые же часы допроса.
