Бернар Миньер - Не гаси свет
Ее соседка Мишель… Придушить мало мерзкую старую ханжу!
Дождь усилился, тяжелые капли били мадемуазель Штайнмайер по макушке, но она не реагировала.
— Как это случилось? — спросила она.
— Его ударили ножом. Прошлой ночью. Никто ничего не видел и не слышал, но потом люди заметили кровь на тротуаре.
Прошлая ночь… Та самая ночь, когда убили Игги, а ее накачали наркотиками и изнасиловали… Кристине показалось, что она превращается в ледяную статую.
— Вы сегодня ночевали дома, мадемуазель Штайнмайер? — поинтересовался полицейский.
— Нет.
— Где же вы были?
— В «Гранд-Отель де лʼОпера».
— Почему?
— Не ваше дело…
Снова этот подозревающий взгляд.
— Зачем вы приглашали Хорхе к себе? — задал страж порядка новый вопрос. — Бездомного вонючего пьяницу, совершенно незнакомого человека…
Кристина задумалась.
— Из сострадания? — подсказал полицейский. — Пожалели бедолагу? Зима холодная, снежная, а вы каждое утро видели его в окно, так? Вот и решили накормить горячим, поделиться, так сказать, человеческим теплом?
— Что-то вроде того.
Больё наклонился, и журналистка почувствовала на щеке его дыхание.
— Не вешайте мне лапшу на уши. Ничего не выйдет… Вы не умеете врать. Я сталкиваюсь с вами второй раз — и снова по печальному поводу. Не знаю, кто вы на самом деле такая, чем занимаетесь и что замышляете, но я буду не я, если не выясню ваш маленький гадкий секрет.
Лейтенант простуженно шмыгнул носом. А может, он хотел таким образом выразить презрение? Его собеседница встряхнула мокрыми волосами и надела капюшон:
— Это всё?
— Да — на данный момент…
Фасад дома потемнел и казался глянцевым от дождя. Кристина так разозлилась, что сумела набрать код только со второго раза.
Сервас достал платок и высморкался. Холодные струйки воды стекали за воротник его рубашки. Он ужасно замерз.
Кто эта женщина? Мартен заметил, как побагровел от злости лейтенант Больё, обычно совершенно невозмутимый и даже скорее равнодушный. Эта же самая женщина встречалась в «Макдоналдсе» с Леонардом Фонтеном, и разговор у них был очень напряженным. Сыщик сидел достаточно далеко, и время от времени кто-нибудь из посетителей заслонял ему обзор, но от него не укрылось, что вид у космонавта был весьма озабоченным. А его собеседница, уходя, выглядела встревоженной. Кто же она? Следующая жертва? Сервас по наитию решил проследить за ней и тоже вышел из забегаловки: в конце концов, ему известно, где живет и работает Фонтен, он изучил его привычки, так что никуда эта сволочь не денется.
И вот незнакомка привела его на «место преступления» и уже успела взбесить лейтенанта криминальной полиции. Больё… Майор предпочел бы иметь дело с Венсаном или Самирой. Он огляделся, убедился, что никого из прокурорских поблизости нет, поднырнул под ленту ограждения и сунул значок в нос жандарму.
— Мартен? — Больё заметил его. — Я думал, ты в отпуске по болезни. Что ты тут забыл?
— Мои друзья живут в этом доме; они забеспокоились, позвонили, а я был поблизости, решил взглянуть… — на ходу сочинил предлог сыщик.
Его коллега на это не купился.
— Пусть в следующий раз смотрят местные новости, — хмыкнул он, кивнув на оператора, прятавшегося под большим зонтом.
Зеваки тоже снимали место происшествия на камеры мобильных. Чертовы вуайеристы… Лейтенант достал пачку сигарет и протянул ее Сервасу.
— Спасибо, я бросил, — отказался тот.
— Прошлой ночью тут зарезали бездомного, — рассказал Больё. — Никому не было до него дела, так что кровь на коробках заметили только несколько часов спустя… Его звали Хорхе. Когда-то он ошивался неподалеку от Центрального комиссариата, рядом с Каналом дю Миди и садом Компанс.
Сервас кивнул.
— Он спал на этой улице?
— В последнее время.
Мартен чихнул и снова достал платок.
— Ты только что разговаривал с женщиной… Выглядел… очень раздраженным. Кто она?
— С чего это ты вдруг заинтересовался? — насторожился Больё.
Майор делано-беззаботно пожал плечами:
— Сам знаешь — работа ведь как наркотик. Лишаешься ее — начинается «ломка».
Взгляд лейтенанта был более чем красноречивым: «Не знаю и знать не хочу». Но на вопрос он все-таки ответил:
— Психопатка… Недавно была замешана в другом деле, я даже задерживал ее на сутки… Странноватое совпадение…
— В каком смысле?
— Одну девицу здорово отделали, и она подала жалобу на эту самую бабу. Они вместе работали на «Радио 5», были… подружками, любили сексуальные игры, но это плохо закончилось. Жертва взяла… «предоплату»… а партнерша захотела отобрать у нее деньги… после того как… Обычное дело — потасовка между двумя ненормальными лесбиянками.
Больё сокрушенно покачал головой: «В каком мире мы живем…»
— Но это еще не все… — добавил он. — Мерзавка дважды заявлялась в комиссариат. В первый раз принесла письмо — его якобы бросили ей в почтовый ящик, — автор которого грозил покончить с собой. Она потребовала, чтобы мы провели расследование. Голову даю на отсечение — она сама и сочинила эту бредятину. А во второй раз мне пришлось выслушать целую детективную историю: мужик нассал ей на коврик, проник в квартиру, звонил на радио и на домашний телефон… Дальше — больше: пострадавшая стажерка якобы накачала ее наркотой, раздела догола, а потом каким-то образом доставила домой, где она и пришла в себя. Чушь дичайшая! А теперь мы нашли труп прямо напротив ее дома, причем она часто разговаривала с беднягой Хорхе и, если верить соседке, однажды он даже был у нее в квартире… Можешь объяснить, что за женщина зовет к себе бездомного и покупает секс-услуги двадцатилетней девчонки?
Лейтенант бросил взгляд на фасад дома: свет не горел только в нескольких окнах, и все балконы были забиты публикой, как в театре «Ла Фениче»[71] в вечер премьеры.
— Как ее фамилия? — поинтересовался Сервас.
— Штайнмайер. Кристина Штайнмайер.
Кристина…
— Она упоминала оперу? — задал Мартен еще один вопрос.
Его собеседник резко обернулся.
— Что ты сказал?
— Она произносила слово «опера»?
Больё сощурился и несколько секунд смотрел на свой намокший галстук, а потом перевел цепкий взгляд на майора.
— Черт, как ты узнал?.. Она сказала, что преследователь — ну, тот, что якобы побывал у нее в квартире, — оставил на журнальном столике CD-диск с записью оперы… Ты все-таки не просто так сюда заявился, я прав?
— Да.
— Проклятие! Ты меня достал, Сервас! Мог бы сразу сказать… Что тебе известно? Если ты не в курсе, это мое расследование.
Мартен немного помолчал, глядя на водосточные трубы, извергавшие на тротуар потоки воды, и на горящие в квартирах люстры, но в конце концов решился:
— Позволь мне задать твоей… подозреваемой несколько вопросов. Вдруг она говорит правду? Я ничего не стану утаивать.
У лейтенанта от возмущения отвалилась челюсть. Он побагровел и гаркнул на всю улицу:
— Ты такой же псих, как она, если думаешь, что я тебе это позволю! Никто, кроме меня, допрашивать эту бабу не будет!
— Назовешь код домофона? — невозмутимо попросил его майор.
— Черт, Сервас, что за игру ты затеял?!
— Ты не видишь картину в целом и идешь не в том направлении. Скажи, я часто ошибался? Садился в галошу?
Теперь Больё колебался.
— Я не при исполнении, у меня отпуск по болезни… Слава достанется тебе… — пообещал его коллега. — Я всего лишь хочу задать ей пару-тройку вопросов.
Лейтенант кивнул:
— Один-девять-четыре-пять…
— Без дураков?
— Да чего уж там…
Она зажгла верхний свет и вслушалась в тишину. Он приходил… Она сразу это поняла. В ее отсутствие. Нужно быть чертовским наглецом, чтобы заявиться на место своего преступления, когда на улице лежит труп Макса… То есть Хорхе. Хозяйка дома задержала дыхание, поискала глазами следы пребывания своего врага, увидела на журнальном столике диск и подошла взглянуть на него.
«Поругание Лукреции». Бенджамен Бриттен.[72]
Финал наверняка трагический — самоубийство…
Рядом с диском лежал листок бумаги. Послание, написанное от руки… Кристина заставила себя прочесть его:
Теперь ты видишь, что тебя ждет. Лучше сделай все сама. Давай покончим с этим. Взбрыкнешь еще раз — возьмемся за твою мать…
У мадемуазель Штайнмайер закружилась голова. Ей захотелось кинуться к окну и позвать на помощь круглоглазого полицейского, но она вовремя спохватилась: текст был написан ее почерком. У женщины подкосились ноги. Первоклассная подделка — во всяком случае, на взгляд дилетанта. Может не распознать и графолог. Она снова угодила в ловушку. Легавый придурок наверняка решит, что она и это письмо сама состряпала. Что она опасная психопатка. Да-да, чертовски опасная…
