Ксавье Монтепен - Лучше умереть!
— Вы сможете точно описать этого человека?
— О! Вряд ли. У нас столько народу бывает, разве всех упомнишь?
— Он молод?
— Думаю, ему где-то около пятидесяти. Волосы с проседью и, как я уже говорила, на редкость прилично одет. Я еще заметила, что перчатки у него просто щегольские. И говорил он очень правильно.
Представители закона озадаченно переглянулись. По всей вероятности, описанный лавочницей покупатель вряд ли мог быть тем самым человеком, что покушался на Люси. Таково, во всяком случае, было мнение следователя, и он не преминул высказать его.
— Как знать? — помолчав некоторое время, произнес начальник полиции. — Иногда довольно странные вещи случаются…
Следователь замер в раздумье, но не возразил; потом поблагодарил лавочницу, и оба вышли. Оказавшись на набережной, он остановился возле входа в дом номер 9 и спросил у начальника полиции:
— Госпожа Люси живет здесь?
— Да, сударь.
— Ну что же, раз уж мы здесь, поднимемся к ней.
Когда явились неожиданные гости, мастерица работала; чувствовала она себя еще очень слабой. Узнав следователя, она поднялась с места, собираясь пойти навстречу гостям.
— Сидите, сидите, девочка моя, — сказал тот, — я не буду вас очень утомлять, мне нужно только задать вам несколько вопросов.
— Вы нашли того человека? — спросила Люси.
— Увы, пока нет! Но надеемся, что уже напали на его след. Удалось найти вторую половину ножа: а отсюда следует, что теперь нам известно, где он был куплен. А куплен он был в той самой лавке, что находится на первом этаже вашего дома, между восемью и девятью вечера накануне того дня, когда было совершено преступление.
— Как странно! — воскликнула девушка. — И кто же его купил?
— Некий весьма приличного вида хорошо одетый господин… уже в годах.
— Тогда это вовсе не тот, кто на меня напал. Хотя было очень темно и я страшно перепугалась, я все же успела разглядеть, что одет он был очень бедно.
— Убийца мог переодеться специально..
— И правда, сударь…
— А из этого следует, что напали на вас вовсе не потому, что хотели ограбить… Может быть, у вас есть враги?
Люси улыбнулась.
— Ну откуда же им взяться? Я сирота, выросла в приюте и живу почти в полной изоляции. Единственный знакомый со мной мужчина — мой жених — сейчас в отъезде.
— Вы кому-нибудь говорили о том, что собираетесь в Буа-Коломб?
— Никому. И никто не мог знать, в котором часу я буду возвращаться, при каких обстоятельствах и какой дорогой. Я ведь могла нанять извозчика, и непременно бы так и сделала, если бы это не было для меня слишком дорого.
— Что ж, логично, — заметил начальник полиции.
— Стало быть, нам следует придерживаться первой версии, — сказал следователь, — хотя этот нож вызывает у меня все-таки массу сомнений.
— Еще раз повторяю, — вновь заговорила Люси, — нет у меня никаких знакомых мужчин. Я целыми днями сижу здесь одна и работаю, а заходят ко мне только мой жених — мы с ним скоро поженимся — да та славная женщина, которой я теперь обязана жизнью, — мамаша Лизон. Так кто же может ненавидеть меня и за что мне можно мстить? И душа и разум говорят мне, что никакого личного мотива это нападение иметь никак не могло.
— И все же, мне непременно нужно было услышать это из ваших уст, — сказал следователь.
Попрощавшись, представители закона ушли. Люси осталась одна; она нисколько не сомневалась в том, что след, на который напала полиция, ложный. Поскольку ей нужно было съездить к госпоже Опостин, она наняла извозчика. В мастерской уже знали о совершенном на Люси нападении — она сама рассказала об этом хозяйке. И теперь Аманда постоянно твердила:
— Как же мне повезло, что меня с ней не было, когда она отвозила платье этой мэрской супруге! Ведь я могла при этом схлопотать удар ножом в самое сердце!
Как только Люси появилась в мастерской, госпожа Опостин подошла к девушке и обняла ее.
— Ну что, девочка моя, отыскали уже вашего убийцу?
— Нет, сударыня; и я уверена, что они не смогут его найти.
— Почему?
— Минут за пять до того, как я вышла из дома, от меня ушли начальник полиции и следователь… Они, между прочим, уже не уверены в том, что кража была единственным мотивом преступления, и думают, что убить меня пытались из мести или ненависти.
— С чего же они так решили?
— Выяснилось одно довольно странное обстоятельство: накануне преступления, где-то в половине девятого вечера, тот самый нож, которым меня ударили, был куплен неким превосходно одетым господином уже солидного возраста в скобяной лавке на первом этаже того дома, где я живу.
Аманда слушала с обостренным вниманием.
— И в самом деле очень странно! — удивилась госпожа Огюстин. — Лично мне кажется, что представители закона нисколько не ошибаются: все это очень даже смахивает на личную месть.
— Но кто бы мог вдруг так возненавидеть меня? Я ведь никому не мешаю. И за что мне мстить? Разве я кому-то причинила зло?
Тут Аманда вдруг вспомнила, что как-то в мастерскую заходил некий порученец, чтобы навести справки о Люси, и заявила во всеуслышание:
— Это вполне мог сделать какой-нибудь отвергнутый воздыхатель.
Люси, улыбнувшись, заметила:
— Мне никогда не приходилось отвергать кого бы то ни было, ибо единственный, кто объяснился мне в любви, — мой жених.
— Совершенно непонятная история! — прошептала госпожа Огюстин. — Однако самые запутанные клубки рано или поздно все-таки разматываются.
Глава 11
Овид Соливо в образе барона Арнольда де Рэйсса направился с госпожой Амандой к ресторану «Бребан», где их ждал все тот же отдельный кабинет. По пути они вели беседу.
— Чем вы занимались в мое отсутствие, голубушка моя? — поинтересовался Овид.
— Злилась из-за вашего отъезда и скучала по вас. После работы ужинала в одиночестве без всякого аппетита и сразу же отправлялась спать.
— Похвальное поведение! А как дела в мастерской госпожи Огюстин?
— Хозяйка просто завалила нас работой! Везет же ей! Через год сколотит кругленькое состояние и, продав мастерскую, позабудет про все заботы… Кстати, вы же еще не знаете: Люси…
— Что за Люси?
— Та самая мастерица, к которой мы с вами дважды ездили на набережную Бурбонов, 9, хотя вы и оставались каждый раз в карете… ну, она еще потом исчезла. Так вот: ее едва не убили…
Соливо изобразил на лице изумление и тревогу.
— Ах ты, Боже мой, бедная девочка! — воскликнул он. — Едва не убили!
— Да, со страшной силой ударили ножом в грудь. Только благодаря одной из корсетных планок она и выжила!
— И в самом деле просто чудом уцелела. Убийцу поймали?
— Нет.
— Ну что ж, остается лишь поздравить с этим префекта полиции! — издевательски заметил дижонец. — Хорошо же его работнички стараются!
— Но его все равно поймают, — сказала Аманда.
— Вы так думаете?
— Да, и у меня на то есть все основания. Раньше считали, что на Люси напал какой-то местный бродяга-грабитель.
— А оказалось, что это не так?
— Похоже, да. Теперь представители закона придерживаются иного мнения.
Овид содрогнулся.
— Надо же! — живо воскликнул он. — И почему?
— Теперь они считают, что покушались на Люси вовсе не из-за денег.
— А зачем же тогда?
— Чтобы отомстить… из ненависти…
— Вот это да! Но на чем же основано это предположение?
— Они нашли одну улику.
— Улику? — оторопело спросил Соливо.
— Вторую половину ножа, который сломался, наткнувшись на корсетную планку, а на ней, возле ручки, выбит адрес изготовителя; таким образом выяснилось, что нож был куплен накануне преступления, вечером, каким-то благообразным и очень хорошо одетым господином.
Лже-барон смертельно побледнел.
— С сединой в волосах… лет пятидесяти… Но что это с вами? У вас рука дрожит… Вам плохо?
— Нет… нет… ничего страшного… чувствую я себя просто великолепно… — пробормотал Овид, изо всех сил стараясь успокоиться. — Просто ваш рассказ звучит уж очень захватывающе. Так, значит, они считают, что этот благообразный господин собирался убить мастерицу?… И зачем же?
— Еще неизвестно, но скоро все выяснится. Вы только представьте: это чудовище купило нож в той самой лавке, что находится на первом этаже дома, где живет Люси. И может быть, в тот момент, когда я поднималась к ней наверх, а вы сидели в карете. А ведь вы же могли видеть того человека!
— Может быть, и видел; я тогда как раз в сторону скобяной лавки смотрел, — нахально соврал Овид, — но откуда мне было знать, что его следует запомнить?
Аманда, заметив, что голос ее воздыхателя звучит как-то странно, с любопытством посмотрела на него и тут наконец обратила внимание на то, как он сильно побледнел, но не стала его расспрашивать, ибо они уже входили в ресторан. Они устроились за столиком в отдельном кабинете и, как только было покончено с супом из раков, Овид вновь заговорил, возобновив беседу с того самого места, где она оборвалась:
