Джеймс Кейн - Почтальон всегда звонит дважды. Двойная страховка. Серенада. Растратчик. Бабочка. Рассказы
— Карьере певца?
— Да, именно.
— Он что, принимал это так близко к сердцу?
— В какой-то степени. Видите ли, я ведь пою не только в Нью-Йорке. У меня контракт с одной голливудской кинокомпанией, а он ее контролировал, во всяком случае утверждал, что контролирует, и, видимо, опасался, что это помешает…
— Ах вот оно что… Понимаю. Продолжайте.
— Да, собственно, все. Так что дело тут не в дружбе или каких-то там моральных принципах, нет. Подоплека — деньги, боязнь потерять кругленькую сумму, опасение, что связь с ней может повредить карьере и имиджу одной из его звезд, вот и все. Правда, не на ту нарвался. Она его прикончила, так что пусть теперь считает свои доходы на том свете.
Он задал мне еще несколько вопросов, потом вышел. Пока вроде бы я делал все правильно. Изобрел мотив, достаточно убедительный, придумал, почему он хотел нас разлучить, ни словом, ни вздохом не намекнул на то, что в реальности было между мной и Уинстоном. Довольно удачно приврал насчет нелегального въезда, причем доказать, что дело обстояло иначе, было практически невозможно — даже если они и схватят Хуану, от нее ничего не добиться. Около семи мне принесли поесть, и я стал ждать, какой следующий ход они предпримут.
* * *Примерно в восемь вошел фараон с одним из моих дорожных чемоданов. Там была одежда. Это означало, что они побывали у нас в квартире. Я был по-прежнему в вечернем костюме и начал переодеваться.
— У вас есть где умыться?
— О'кей, сводим вас. Желаете парикмахера?
Я отдал ей все деньги, и в карманах осталось только серебро. Пересчитал каждую монетку. Два доллара набралось.
— Да, пришлите.
Он вышел, а второй полицейский проводил меня в умывалку. Там оказался душ, я разделся и как следует вымылся, а потом переоделся в принесенный мне костюм. Пришел парикмахер и побрил меня. Вечерний костюм я сложил в чемодан. Они не забыли даже шляпу, и я надел ее. Потом снова вернулся в комнату.
* * *Пошел уже десятый час, и только тут меня осенило: надо вызвать адвоката. Я вспомнил Шолто.
— Мне надо позвонить. Можно?
— Ладно, валяйте. Но только один звонок.
Мы вышли в холл, где, выстроившись в ряд, стояли телефоны-автоматы. Я отыскал в книжке номер, набрал и попал на него.
— О, приветствую! А я как раз ждал твоего звонка. У тебя вроде бы неприятности?
— Да, и ты мне нужен.
— Скоро буду.
Он примчался через полчаса. Выслушал меня. Беседовали мы в присутствии фараона, поэтому я в основном упирал на то, что мне необходимо срочно выйти отсюда. Он, поняв меня с полуслова, в подробности не вникал.
— Наверное, придется внести залог.
— А на каком основании меня вообще держат? Ты узнал?
— Как свидетеля. Важного свидетеля.
— Ага, понимаю.
— Тогда мне надо повидаться с поручителем. Или предпочитаешь внести деньги сам?
— Сколько это?
— Точно не скажу. Полагаю, пяти тысяч хватит.
— А как быстрее?
— Думаю, наличными.
У него нашелся незаполненный чековый бланк. Я проставил в нем сумму в десять тысяч долларов.
— Прекрасно, этого более чем достаточно. Жди меня примерно через час.
В начале одиннадцатого он вернулся, и мы в сопровождении полицейского отправились в суд. Все дело заняло не более пяти минут. Помощник районного прокурора установил размер залога — две с половиной, Шотло расплатился, и мы вышли на улицу. В такси он передал мне остаток от суммы стодолларовыми купюрами. Я отсчитал десять и протянул ему.
— В качестве аванса.
— Спасибо, премного благодарен.
Первое, что я хотел знать, — взяли они ее или нет. Он утверждал, что вроде бы нет. Тогда я выхватил из рук пробегавшего мимо машины мальчишки утренний выпуск газеты и развернул ее. Почти всю первую полосу занимала моя фотография, а также фотография Уинстона, ее портрета не было. Так, уже легче. Насколько я помнил, за все время пребывания в Америке она ни разу не фотографировалась. Как-то руки не доходили. Затем следовали статейки: одна, представлявшая жизнеописание Уинстона, другая обо мне и, наконец, третья, главная, в деталях повествующая о случившемся. Там было подробно изложено все, что я рассказал детективу, а венчала этот перл шапка, набранная крупным шрифтом: «Убийца со шпагой», а также подзаголовок: «Разыскивается». Я все еще читал, когда мы добрались до «Радио-сити».
* * *Мы зашли в его офис, и я начал рассказывать, что и как говорил детективу о нелегальном въезде в страну, и прочее, и почему мне пришлось соврать, но тут он меня остановил:
— Послушай, давай сразу расставим все по своим местам. Адвокат вовсе не является твоим сообщником и не может участвовать в обмане полиции. Он всего лишь твой представитель в суде и обязан проследить за тем, чтобы все твои права, гарантируемые законом, были там соблюдены. Чтоб твое дело или ее, не важно, чье именно, было представлено там в наиболее выгодном для вас свете. А то, что ты наболтал детективу, меня не касается, и пока лучше мне вообще об этом не знать. Придет время, и я попрошу просветить меня на эту тему, причем желательно, чтоб ты тогда говорил правду. Однако на данный момент предпочитаю не знать о том, как ты их обманул. И еще — отныне самая верная линия поведения для тебя: не говорить полиции вообще ничего.
— Понял.
Он побродил по комнате, взял со стола бумагу, некоторое время изучал ее, снова принялся ходить.
— Хочу предупредить еще кое о чем.
— Слушаю.
— Как-то уж слишком легко они тебя выпустили…
— Но я же ничего не сделал!
— Если б они захотели задержать тебя, им ничего не стоило выдвинуть два или три обвинения. Безусловно допускающих выпуск на поруки, однако позволяющих продержать под арестом какое-то время. Да и сумма залога была смехотворно низкой.
— Что-то не пойму, куда ты гнешь.
— Они ее не поймали. Хотя возможен и другой вариант. Поймали и держат где-нибудь в другом участке, скажем, в Бронксе, и молчат из боязни, что им пришьют нарушение habeas corpus[69]. Впрочем, не думаю. Они ее не поймали и наверняка выпустили тебя с одной целью: чтоб ты навел на ее след.
— О, теперь понимаю…
— Ты отсюда домой?
— Не знаю. Наверное.
— Тогда приготовься — за тобой будут следить. И ночью, и днем за тобой будет хвост. Телефон тоже может прослушиваться.
— Да как они смеют!
— Очень даже смеют, будь уверен. Там уже наверняка установили диктофон, они исхитряются запрятать его в такое место, где и в голову не придет искать. Тем более квартира огромная, что очень облегчает задачу. Не знаю, каковы твои намерения, да и ты, наверное, сам еще толком не решил, как действовать дальше. Но в любом случае помни: дело может обернуться очень скверно. Если ее схватят, я, разумеется, постараюсь сделать все, что в моих силах, но предупреждаю — дело скверное. И хорошо бы ее не нашли вообще… Так что будь осторожен.
— Хорошо.
— Тебя используют как приманку.
— Постараюсь быть осмотрительнее.
* * *На Двадцать Второй авеню меня уже ждала целая толпа репортеров, и я задержался минут на десять. Посчитал, что лучше как-то ответить на вопросы и избавиться от них, а то потом будут доставать весь день. Не успел я войти в квартиру, как зазвонил телефон. Это из газеты, они предлагали мне пять тысяч долларов за историю убийства и предваряющую ее историю нашего знакомства и любви. Я сказал «нет» и повесил трубку. Телефон затрезвонил снова, тогда я позвонил дежурному на коммутатор и попросил не соединять меня ни с кем, а также никого не впускать. В дверь позвонили. Гарри и Тони, им не терпелось рассказать мне все. Я достал стодолларовую банкноту, протянул им и предупредил насчет диктофонов. Мы вышли в холл, и там шепотом они поведали мне следующее. Оказалось, она ушла не сразу. Успела зайти в квартиру, переодеться, собрать кое-какие вещи. Минут через пять-десять она два раза нажала на кнопку в лифте. Тони все это время держал лифт на нашем этаже. Открыл, втолкнул ее, и они спустились в подвал. Оттуда через боковую аллею вышли на Двадцать Третью улицу, там он поймал такси, и она уехала. С тех пор он ее не видел, и полиции, разумеется, не сказал ни слова. Гарри в то время был внизу, в вестибюле. Он не обратил особого внимания на разбегавшихся гостей, и парень из службы иммиграции тоже. Как фараоны узнали, что произошло, неизвестно. Должно быть, все же кто-то из гомиков стукнул, подумав, что лучше будет сообщить. Во всяком случае, она еще не успела уйти, а фараоны уже были в квартире Хоувза.
Они ушли, а я отправился к себе. Телефон молчал, но я начал искать диктофон. И, как и следовало ожидать, обнаружить его не удалось. Выглянул в окно — посмотреть, не наблюдает ли кто за квартирой снаружи. Не заметил никого и ничего. И уже начал склоняться к мысли, что у Шолто чересчур развито воображение.
