Андрей Троицкий - Амнистия
Темный фрак, взятый на прокат в театральный мастерской сидел так, будто Локтев только что вышел от модного закройщика. Отросшие чуть вьющиеся волосы намазаны бриолином и зачесаны назад. Белоснежная сорочка, расшитая на груди прозрачными рюшками с вкраплением серебряной нити, не оставляла сомнений в своем французском происхождении. Черные лаковые туфли отражали на своей блестящей поверхности все осветительные приборы. Белые манжеты сорочки выступали из-под рукавов фрака строго на полтора сантиметра.
Все нормально, на уровне. И даже выше.
Выбежавший из-за угла директор театра Олег Михайлович Замятин с разбегу ткнулся носом в плечо Локтева, выругался, поднял глаза.
– А это вы… Господи, что же вы здесь стоите? Скорее на сцену. Публика вас просит
Он подхватил Локтева под руку и, живо перебирая ногами, поволок его за собой. Сегодня Замятин чувствовал себя центром всеобщего внимания и притяжения. Еще со вчерашнего дня его телефон обрывали важные чиновники и представители богемной элиты. Все просили билет или контрамарку, хотя бы на откидные места.
Но билеты были распроданы ещё за неделю до премьеры. Бронь кончилась. На бельэтаже и в партере для тех гостей, кому нельзя было отказать, пришлось расставить стулья и кресла. Однако звонки не прекращались.
Замятин заперся в кабинете и отключил телефон. Однако люди просочились в театр через служебный вход. В коридоре возле приемной образовалась толпа. К четырем часам Замятин кое-как отбился от непрошеных гостей, сел в служебную машину и укатил «Прагу», проверять, все ли готово к вечернему банкету. Сейчас директор, позабыв об усталости и головной боли, испытывал лишь высокий подъем чувств.
На сцене артисты взялись за руки, и все вместе кланялись залу. Наконец, устав бить поклоны, разошлись. Вслед за артистами вышел режиссер спектакля Герман Семенович Старостин. Он с достоинством принял цветы, когда не хватило рук удерживать букеты, отнес цветы за кулисы, свалил их на пол и снова пошел кланяться.
«Автора», – крикнул кто-то в зале.
Но автор, подталкиваемый в спину директором, уже сам спешил на подмостки. Локтев, щурясь от света направленных софитов, вышел на середину сцены, отвесил три поясных поклона. Он шагнул вперед, остановился на самом краю сцены. «Браво», – крикнул знакомый мужской голос.
Журавлев, стоявший внизу послал Локтеву воздушный поцелуй. Мухин стоял рядом с сыщиком. Старик хлопал в ладоши. Журавлев поднял кулак и задрал кверху большой палец.
Тут на сцене появилась эффектная девица в длинном вечернем платье, вручила драматургу полную белых роз корзину. Локтев расцеловал девушку и повернулся лицом к залу.
Люди все не уходили, они, продолжая аплодировать, окружили сцену. Локтев, ещё не обласканный вниманием столичный публики, растрогался до слез. Теперь ему мешала корзина с цветами. Он поставил корзину на пол, снова прижал руки к груди и поклонился. Еще два глубоких поклона, он подхватил корзину, убежал за кулисы.
Навстречу попался Замятин. Теперь директор театра спешил на сцену принимать поздравления. За кулисами Локтев попал в объятия режиссера. Старостин, насквозь пропитавшийся французским одеколоном, долго тискал Локтева, вытирая о плечи его фрака напудренное, влажное от пота лицо.
– Видел, какие шишки в зале?
В глазах Старостина пылал неугасимый огонь кассового успеха. Локтев отрицательно покачал головой. Лица зрителей слились для него в единое светлое пятно.
– Это вам.
Локтев устал держать в руках корзину с цветами и передал её режиссеру.
– Спасибо. Из правительства, из администрации полно народу. Сразу два министра. Кого только нет… Кстати, сегодня ночью не спалось, прочитал твою новой пьесу на криминальную тему. Блеск, надо ставить. Обещали придти на банкет…
Старостин назвал фамилии известных политиков и махнул рукой, мол, всех не перечислишь. Он ещё раз поцеловал Локтева, наконец, выпустил его. В коридоре было полно народа. Локтев прошел в самый конец, к туалету, но не успел открыть дверь. Сзади его схватил, развернул к себе Замятин.
– Автобус до ресторана «Прага» отправляется через сорок минут, – сказал директор. – А банкет начинается через два часа.
– Почем так поздно банкет?
Замятин снизил голос до шепота.
– Потому что приедут большие люди. Самые большие. Так им удобно. Не опаздывайте на автобус.
– Я поеду на своей машине.
Замятин кивнул и исчез в толпе людей, заполнивший коридор. Когда Локтев вышел из туалета, навстречу ему шагнул высокий молодой мужчина с длинным костлявым лицом. Мужчина остановил Локтева, достал из кармана плаща удостоверение сотрудника МУРа и показал книжечку. Артемов Валерий Иванович, старший инспектор, – прочитал Локтев.
Сердце забилось часто и неровно.
– Чем могу?
– Где нам удобно поговорить? – спросил Артемов.
Локтев поискал в кармане ключ от кабинета администратора театра. В этом кабинете он переодевался для выхода на сцену. Он поманил Артемова за собой. Провел инспектора длинным коридором, открыл кабинет, пропустив Артемова вперед, зажег свет. Инспектор занял кресло у стены, Локтев сел рядышком на стул.
– Примите поздравления, – сказал Артемов. – Большой успех.
– Спасибо. Итак, я слушаю вас.
– Мы вас давно не беспокоили. Тому были причины. Инспектор Руденко, если вы не знаете, погиб.
Локтев горестно покачал головой.
– Надо же… Что, не вернулся с задания?
– Несчастный случай, дорожное происшествие. Верхом перебегал кольцевую дорогу. Ну, короче машины раскатали его по асфальту. Размазали, как блин на сковородке.
– Вот как? Какой ужас.
Артемов полез в карман, вытащил агентурную расписку Локтева. Он развернул бумажку, показал её Локтеву и снова спрятал в кармане.
– Узнаете? Теперь вы будете работать со мной.
– Но я не хочу работать с милицией.
– Вы не хотите? – Артемов покачал головой. – А хотите, я прямо сейчас испорчу вам весь праздник, всю вашу поганую премьеру? Покажу эту расписку всем вашим театральным деятелям?
– Я не буду с вами работать, – повторил Локтев.
– А, вот ты как запел. Ну так, слушай, Кактус.
Артемов сжал кулак и потряс им перед носом Локтева.
– Видишь? Вот ты у меня где. Сначала все так говорят: не буду. А потом… Руденко был мягким человеком, известным либералом. Он избаловал осведомителей. Но теперь все пойдет по-другому. И отношения наши будут другими. Если я что-то прикажу, ты встанешь на цирлы и побежишь исполнять приказ. Усек? Слышь, морда, я к тебе обращаюсь?
– Слышу, – кивнул Локтев.
– Ты ведь интеллигент, – Артемов поморщился.
– При чем тут интеллигент?
– При том, что не люблю таких, как ты. Чистоплюев. Но придется тебя потерпеть.
Локтев уже успокоился, волнение прошло.
Он поднял руку, взглянул на наручные часы. Так, до начала банкета остается почти два часа. Еще минут десять можно поговорить с этим тупым отморозком, с Артемовым. Дать ему понять… Попытаться объяснить… Но если ничего не выйдет, если до инспектора не дойдет… Что ж, из любого положения есть выход.
Сейчас Локтев переоденется. Сложит фрак, лаковые туфли и сорочку в сумку. До того глухого места, где покоится прах Кислюка и Бузуева отсюда езды минут тридцать. В багажнике «Жигулей» по сей день лежит лопата и целый пакет купороса. Под сидением пистолет. С Артемовым он разберется за пять минут. Закидает могилу инспектора землей.
А потом снова переоденется во фрак и приедет в «Прагу». Этот банкет очень кстати. Просто очень.
Твердое алиби Локтеву обеспечено.
