Лев Гурский - Никто, кроме президента
– Что значит «мужчину»? С утра это была Таисия Глебовна Тавро! Они и должна сидеть на вашем балконе!
– Была, – не стал спорить я. – Должна. Но у всех, Иннокентий Оттович, бывают обстоятельства. Видимо, она приболела. И прямо перед эфиром прислала замену. Я был уверен, что вы-то в курсе.
– С чего вы взяли, что я в курсе? – Антарктида Ленца еще не начала оттаивать. Но из-за ледяных торосов уже пробились первые озадаченные пингвины. – Я понятия не имею, кто у вас там!
– Не беспокойтесь, – объявил я самым увесистым тоном, какой сумел изобрести. – Таисия Глебовна кого попало вместо себя не пошлет. Вы ведь понимаете, какой именно мужчина к нам пришел…
Мой фокус должен был сработать – и он сработал! Начальство попалось в свою же ловушку: человек-агрегат даже мысленно числил Глебовну в одной связке с ее грозным братцем Глебовичем. Воображение Ленца само усадило на наш балкончик заместителя Генпрокурора. Мне и подсказывать не пришлось.
– Но все же вы обязаны были поставить меня в известность… – Морозильная установка фирмы «Ленц» сбавила, наконец, обороты. В Антарктиде выглянуло солнышко, зацвели первые подснежники. – Вы могли хотя бы позвонить мне, предупредить… Я из-за вас в дурацком положении… Ну в общем, вы там с ним поделикатнее, побережнее, это вам не какой-нибудь патлатый растаман. Человек уважаемый, при должности, притом немаленькой…
– Само собой. Лично буду следить, – искренне пообещал я.
Знал бы Ленц сейчас о настоящей должности человека в маске! Ах, если бы он знал… Но до конца эфира мне надо сохранять тайну: от начальства, от деток, от телезрителей. Правда, наши операторы изредка направляют камеры на балкончик, но, по условиям игры, не берут средний и, в особенности, крупный план. Только общий. Сейчас эта мера предосторожности более чем кстати: прокурор намного массивней президента. Отличие можно заметить даже сквозь балюстраду. Умный Ленц едва ли поверит, что братец Тавро сумел так стремительно сбросить вес. В мире еще осталось кое-что, не подвластное Генпрокуратуре.
– Ладно, тогда у меня все. Работайте.
На прощание мой начальник любит ввернуть ценное руководящее указание. Ну да, без его пожелания работать Лев Абрамович Школьник на все забьет и превратит шоу в один нескончаемый перекур… Между прочим, напомнил себе я, перекурить успеем даже сейчас: первая рекламная пауза у нас – самая длинная.
Я вышел-таки на пустую лестничную площадку, достал пачку «Явы», начал шарить по карманам в поисках зажигалки и… Ох! Мое правое плечо придавила сзади тяжелая лапища.
64. ЖЕЛТКОВ
Что-то случилось. Впервые за несколько лет ехидная улыбка мсье Фуше на портрете вызвала у меня раздражение. Словно она адресовалась не потомкам вообще, а конкретно мне, Гэ Эс Желткову, доктору политических наук, стратегу и будущему регенту при картонном императоре Всея Руси Павлике Втором. В отместку я щелкнул по носу знаменитого француза сильнее, чем всегда. Но раздражение не исчезало. Мало того: вскоре к нему добавилась темная сосущая тревога. С каждой минутой эта опасная амальгама накапливалась в душе, как стронций в костях, отравляя каждую клеточку моего организма. Было скверно и тошно. И непонятно.
У меня, разумеется, много разных фобий, однако приступами беспричинной паники я не страдаю. Значит, причина есть. Выходит, мое чуткое подсознание ее нащупало, а сознание еще недотумкало. Где-то оплошность. Где-то сбой. В Книгу Жизни вкралась опечатка.
Неторопливо открывая сейф, я все раздумывал об этой оплошности. Старался понять, в каком месте искать опечатку. Вроде все мною исправлено, утрясено, приведено к статус-кво. Нет оснований для беспокойства. Нет повода для пессимизма. Ситуацию разрулили. Детей перевезли. Лабух размещает их в убежище-два. Фокин в «Останкино». Все под контролем. Мяч круглый. Поле ровное. Волга впадает. Лошади кушают… Но ведь что-то же меня гложет!
Я достал из сейфа один из лучших стволов своей коллекции, личный «питон» Хантера Томпсона. Повертел в руках, проверил мушку, пусковую скобу, прицелился в лоб Наполеону.
– Бац! – сказал я. – Вот тебе, Напка, и небо над Аустерлицем.
Первый консул поглядел на меня с портрета укоризненно и строго. Он явно не назначил бы меня ни Мюратом, ни Даву. В его времена нашу профессию недооценивали. Тогда не понимали, что один умный политпиарщик стоит трех героических маршалов. Именно мы, аналитики, эксперты, толкователи и создатели новостей, вбили клин между первым и последним королевскими доводами. Потому что мы… Стоп, Желтков, стоп. Маленький шажок назад. Новостей! Вот оно. Я не услышал по радио кое-каких новостей!
И по пути с Краснопресненской домой, и дома я не выключал «Эха столицы». По законам нашей экспресс-журналистики, уже сто раз должны были сообщить о пожаре в Жуковке. Полыхает дача министра культуры – это ли не горячая новость? Про такое у нас трезвонят через пять минут после того, как запахнет паленым. А тут молчок. Тишина. Хотя минут прошло уже далеко не пять.
Что из этого следует? Либо наши журналисты лопухнулись – это иногда бывает даже на «Эхе». Либо опять облажались псы Фокина – а это уже становится нехорошей тенденцией. Но тоже еще не совсем скверно. Плохо, если сам Фокин рискнул меня не послушаться. Еще хуже, если Собаковод с Лабухом сговорились-таки за моей спиной и начинают потихоньку кидать своего стратега.
Нет, последнее – вряд ли. Еще рано. Не в такой степени они у меня идиоты. Я, Великий и Ужасный Гудвин, все же выдал этим двум страшилам немножко мозгов. Кое-что задержалось у того и другого под кумполом. В частности, мысль о том, что до коронации я им нужнее, чем они мне. После – да. Тут возможны варианты. Как только царский механизм будет запущен, они оба могут смекнуть: политическая арифметика отличается от школьной, а потому два, в сущности, больше, чем три. Толпа у трона не может быть густой…
Я дунул в ствол «питону», порадовался тонкому фигурному свисту. Да-с, милостивые государи, после коронации будет другая музыка. Но сейчас треугольник устраивает нас всех, и мы в одной упряжке. А значит – версию заговора с целью сохранения министерской дачи мы поставим в конец списка. Скорее имеет место какая-то мелкая прореха. Штопать ее в рабочем порядке опять повезло мне.
Цепочка у нас короткая, все звенья наперечет. Придется проверять каждое. Больше часа назад я лишь припугнул Колю-Лабуха: явлюсь, мол, с инспекцией в убежище-два – контролировать твою работу. Но теперь и вправду надо заехать в Китайгородский. Я должен быть уверен, что хоть детей перебазировали без лажи. О-хо-хо, сколько кадры ни муштруй, кончается одним и тем же. Делаешь все сам.
Подумав, я вернул «питон» на место и вытащил вместо него наградной «макаров» Березы – под этот стандартный калибр у меня патронов больше. Последнее время я старался брать с собой что-нибудь из своей любимой коллекции. Пока Гэ Эс Желтков еще не регент, его величие не просматривается со стороны. Бывают олухи, которые не признают никаких доводов, кроме последнего. А железяка в кармане добавляет веса даже опытным стратегам…
Расстояние от дома до Китай-города мой скромный, отнюдь не навороченный «мерин» способен покрыть за пятнадцать минут. Однако скорость машины и возможности дороги – это две разные Вселенные, о-о-очень далекие друг от друга. Ну вот, пожалуйста, опять пробка на Солянке! У меня давно есть мечта: выделить центр Москвы в отдельный субъект Российской империи. Назвать его, например, Москва-Садовая и раздуть его дорожный фонд до таких размеров, чтобы после всех покраж, утрусок и усушек там все еще оставались деньги на ремонт старых трасс и прокладку новых. Если придется сносить еженедельно десяток-другой домов, я не буду против. Когда-то Москву разрезали по-живому проспектом Калинина – и ничего, никто не умер. В конце концов, право граждан на свободу передвижения ценнее любых древних кирпичей. И, кстати, важнее для государства. Мысли о бунте возникают сразу после того, как российский человек за рулем солидной тачки начинает завидовать поганому шведскому лузеру с пропеллером.
– Что там стряслось? Почему стоим? – Я нетерпеливо высунулся из окна и поймал за руку проходящего мимо гаишника.
Уловив шелест зеленой двадцатки, страж дорог сделался любезен.
– Вон там впереди серьезное ДТП, – показал он мне рукой в перчатке. – Во-он, видите, где «скорая помощь»? Гражданка мчалась так, как будто на самолет опаздывала. Ну и въехала своим «Вольво» со всей дури в стену. Забыла, наверное, что уж год, как с Подкопаевского прямого выезда нет… Сейчас ее «скорая» в Склиф заберет, эвакуатор отгонит этот хлам, а там и движение будем восстанавливать. Еще минут десять, ну максимум полчаса…
Я проследил за жестом гаишника и увидел, как три санитара грузят кого-то на носилки. Вернее, двое грузят, а третий отбивается от лохматой собачары – увозили, наверное, как раз ее хозяйку. Лица самой потерпевшей издали я не разглядел. Но успел заметить короткую седую прическу, ярко блеснувшую в свете фар.
