Сергей Рокотов - Тайны подмосковных лесов
Пассажиры занимались кто чем - кто беседовал, кто читал, кто дремал. А мужчина, сидящий в третьем ряду у правого иллюминатора, глядел в одну точку и о чем-то напряженно думал, о чем-то вспоминал... События более, чем двадцатилетней давности проносились перед его глазами словно на экране телевизора...
... Когда Аркадий Корнилов девятого октября 1973 года столкнул Олега Быстрова в воду и решил, что совершил убийство, он в полуобморочном состоянии от ужаса содеянного, как сомнамбула зашагал к станции. Олег же и не думал тонуть. Он грохнулся с приличной высоты в холодную воду, но плавать умел прекрасно, о чем понятия не имел Аркадий. Придуриваться Олег также умел изумительно, любил пудрить мозги - мол, плавать не умею, машину водить не умею, драться не умею, стрелять не умею, и тому подобное. На самом же деле он все это умел делать, и умел очень хорошо. Он вообще по природе своей был невероятно дотошен и упорен, и пока не научивался чему-нибудь профессионально, не прекращал упражнений. В том числе, и нырять в воду с высокого моста, а затем выплывать на берег. Ему доводилось прыгать и с метромоста в Лужниках, после чего он яростно бранился, что потерял в реке любимую расческу. Так что этот роковой мостик был для Олега делом абсолютно плевым, если бы не одна случайность, которая через некоторое время сыграла значительную роль в его жизни. Но тогда он не придал ей значения.
У Олега было одно очень ценное качество - он старался все ситуации, сколь бы они не были на первый взгляд ужасны, использовать во благо себе, на пользу себе, то есть, он умел извлекать пользу из любой ситуации.
Надо заметить, что октябрь 1973 года был для Олега не лучшим периодом жизни. Его безжалостно атаковали две женщины, почти одновременно родившие от него детей, плюс назревало уголовное дело об ограблении кассы института, и запросто Быстров мог загреметь тогда лет эдак на пяток, чего ему вовсе не хотелось.
Он был с детства весьма своеобразным ребенком. Был любознателен, обладал хорошей памятью, прочел много книг, но гораздо больше этого он любил драться, красть все, что плохо и даже хорошо лежит, грабить одноклассников. Если кто-нибудь приносил в школу марки или монеты, то вскоре эти предметы становились собственностью Быстрова, если он видел у кого-нибудь красивую вещь, то он правдами-неправдами вымогал её у обладателя, или покупал по дешевке, или выигрывал в карты, в расшибалочку, до хоть в футбол, в настольный теннис, волейбол, баскетбол, чеканку, орлянку - что угодно. Лишь бы только досталось ему. Когда немного подрос, стал интересоваться противоположным полом. Повозившись в тринадцать лет на тридцатилетней бабе, словно лягушонок, и изрядно опозорившись, он больше не знал промахов. Начал трахать всех девок подряд, это было как сумасшествие, как мания, он не мог пройти мимо женской юбки. Он был как таран, как поезд, как танк, хоть умел и ухаживать, и комплименты дарить, и играть на тайных струнах. В восемнадцать лет познакомился с кожно-венерологическим диспансером и имел подробное понятие, как лечиться от всех известных науке венерических болезней. В восемнадцать же лет угодил в КПЗ за безобразную драку в метро, и немало трудов стоило матери, чтобы замять это дело, а то бы с зоной пришлось познакомиться несколько раньше, чем это произошло на деле.
Он не знал ни минуты покоя, он изобретал и изобретал каждый день что-нибудь паскудное, мерзкое, воображение его не знало границ. Казалось бы, армия должна была сделать хотя бы двухгодичный перерыв в его творческой деятельности, но он и там нашел себе приключений, проломив монтировкой голову сделавшему ему какое-то замечание деду-ефрейтору. Ефрейтор, нелепый, забитый деревенский парняга, остался на всю жизнь инвалидом-придурком, а Быстров сумел написать письмо корреспонденту "Красной Звезды", с которым был знаком, и тот приехал к нему в часть. Как раз велась кампания по борьбе с дедовщиной, была опубликована смачная статья, в результате которой Олег Быстров оказался героем, постоявшим за свою честь, и дело, светившее ему дисбатом, было замято. Дедом Быстрову стать так и не довелось, ибо армия ему безумно надоела, он закосил под шизика, вспомнив свои успехи в школьном драмкружке и консультации специалистов по психиатрии, и через неполный год службы, был благополучно комиссован домой. Там он было взялся за ум, соскучившись по книгам и наукам, к чему имел определенные способности. Он поступил в институт, но корень учения оказался для него слишком горек. Его бурная натура жаждала деятельности иного рода, и он с товарищами взялся за институтскую кассу, так как не собирался существовать на жалкую стипендию и материны подачки. Касса была мастерски ограблена товарищами Быстрова под его умелым руководством, но один из грабителей, к сожалению, был вскоре арестован, и Олег, ни на грош не доверявший подельнику, со дня на день ожидал ареста. Он знал, что таких балбесов, как этот горе-грабитель там умеют быстро раскалывать. Олег в скверном настроении шатался по злачным местам, однако, опасаясь таскать с собой крупные суммы из полученной им доли. Олега знали чуть ли не во всех московских притонах, кутить было чревато. Наоборот, он старался подчеркнуть свою бедность и скудость. Сидеть же дома, пережидая опасность, он не мог органически. Тогда-то он и встретил в кафе "Метелица" Аркадия Корнилова с Машей Полевицкой. Маша с первого взгляда произвела на него неизгладимое впечатление. Он, авантюрист и ловелас, так гордившийся собой, видел перед собой девушку, красивую, умную, воспитанную, прекрасно одетую, которой он был совершенно безразличен. С ней сидел нуднейший Аркаша Корнилов, и, что было самое удивительное, он ей нравился. И эту несправедливость надо было непременно устранить. Олег легко узнал телефон Маши, выведал у неё адрес дачи и бросился в путь. Там же, как известно, его ждало жестокое разочарование. Он был не нужен и неинтересен Маше, он ничего не мог ей дать, кроме профессионального секса и сомнительных приключений. Вся его жизнь предстала перед ним в ином комичном и позорном свете по сравнению в будущей жизнью Маши и Аркадия, загранпоездками, машинами, дачами, долларами... Эта жизнь для него была недоступна, у него не может быть ни такой дачи, как у родителей Маши, где будет наслаждаться счастьем это ничтожество Аркадий, ни загранпоездок даже в Польшу, ибо никто не даст загранпаспорт шизику-белобилетнику, а Аркадий с Машей уедут во Францию или в Канаду. Но самое главное - никогда у него не будет такой чудесной породистой девушки, как Маша, а ему век общаться пусть с красивыми, но блядьми, продажными шкурами.
Он шел после ночевки у Маши, мерзкой позорной ночевки, расшвыривая ногами осеннюю листву и матюгаясь всеми знакомыми ему словечками про себя и вслух. И вдруг... ба! Какая чудесная встреча! Аркашка собственной персоной, одуревший от мук любви и ревности... Ну, слово за слово, завел его тот своей беспросветной дурью, опять слово за слово, и тут... это дурацкое падение с моста...
Если бы они вышли по-честному один на один, Олег бы убил Аркадия одной левой ногой, со связанными руками, а тут... мерзкая осклизлая листва, потеря равновесия... Но когда Олег грабанулся в холодную черную воду, актерская натура взяла свое, и он, прекрасный пловец, на всякий случай орнул: "Помогите!" Ибо мгновенно, непонятно откуда взявшаяся, странная мысль пришла к нему в голову. Мысль исчезнуть. Чтобы Олег Николаевич Быстров исчез с лица земли, как убитый Аркадием Корниловым, то есть, Аркадий стал бы убийцей, а Олег - убитым. И все - никакого уголовного дела об ограблении кассы, никаких неприятностей с осаждавшими его все яростнее и яростнее женщинами, и совершенно новая, интересная жизнь. Впоследствии он понял, что мысль эта была совершенно авантюрной, ибо минусов в ней было гораздо больше, нежели плюсов. Тогда же эти идея поглотила его, и он начал претворять её в жизнь. Ему скучно было жить на свете, он жаждал приключений, мерзких, вздорных, и он их получил. Но ему обязательно нужен был помощник. И этим помощником стал несчастный пятнадцатилетний Коленька, свидетель, так называемого убийства, который, подойдя вторично к мосту, был пойман там мокрым и грязным Олегом и сразу же нагружен проблемами. Ведь если Аркадий не видел рядом никого, когда объяснялся с Быстровым, то Олег-то видел свидетеля прекрасно, во-первых, потому что стоял лицом к нему, а во-вторых, потому что он всегда умел замечать то, что ему нужно. Сначала он оценил, что есть свидетель "убийства", и, упав в воду, мгновенно решил "умереть", а потом, когда этот же человек ещё раз подошел из любопытства к мосту, он решил сделать его сообщником своей авантюры. Николай, смертельно напуганный всей этой ситуацией и ожившим утопленником, оказавшимся весьма-таки крутым и напористым, стал беспрекословно подчиняться ему.
Все было бы хорошо, если бы Олег, вылезая из холодной воды, не напоролся правым глазом о корягу, торчащую у берега. Он почувствовал сильную боль, на некоторое время перестал видеть этим глазом, но потом зрение восстановилось, хоть и не полностью. Олег объяснял это травмой и был уверен, что все обойдется.
