Джесси Келлерман - Гений
Однажды, в приступе отчаяния, Дэвид решился постучать. Дверь отворилась прежде, чем он успел убежать, и тут Дэвид понял, какое ему предстоит унижение. В то короткое и страшное мгновение он вдруг ясно увидел себя глазами человека, находившегося по ту сторону порога, — мальчишка, почти подросток, в галстуке-бабочке, а за спиной жутковатый придурок. Все подумают, будто он чей-то младший брат. Или что он бой-скаут, продающий всякую патриотическую чепуху. Дэвид собрался было пуститься наутек, но дверь уже открылась, через порог хлынула волна света, а там, за порогом, было все то, чего Дэвид не имел и иметь не мог. Роскошная мебель, шестеро студентов старших курсов в передней комнате, пиджаки свалены в углу, рукава закатаны. Еще пятеро играли в покер. Клубы сигарного дыма. Диваны обильно украшены девушками из Редклиффского колледжа. Девушки взвизгивают от восторга, на патефоне кружится пластинка. На стенах вкривь и вкось висят картины, на них — море и корабли. Повсюду кружки пива. Ботинки валяются на полу, все ходят в одних носках, ковры скатаны в рулоны. И лестница, ведущая куда-то во тьму, туда, куда не дотягивается даже воображение Дэвида.
Парень, открывший дверь, гораздо больше заинтересовался Гилбертом. Он явно принял его за полицейского или университетское начальство. Стал качать права, рассказывать, что всякий раз, как они соберутся оттянуться, обязательно находится кто-нибудь, кому это не по душе. И что, разве уже запрещено звать людей в гости? Тут Дэвид очнулся и ушел. Гилберт последовал за ним, будто привязанный за веревочку, а парень замолчал посреди предложения и завершил свою гневную тираду выкриком: «Вот так-то вот!»
Если бы не математика, Дэвид вообще бы не выжил. Математика давалась ему легко, ее ясность завораживала и успокаивала. К тому же все остальные ребята в математической группе тоже были немножко «того». Дэвид быстро убедился, что до наиболее выдающихся университетских придурков ему еще далеко. Оказалось, Дэвид не один тут такой маленький. На «введении в высшую геометрию» был мальчик, которого, как ни странно, звали Гилберт (не родственник). Мальчик этот чудовищно шепелявил и жил дома в Ньютоне с родителями. Каждое утро он добирался до университета на автобусе. На «теории потенциала» был паренек с набрякшими веками за толстенными стеклами очков. У него, похоже, вообще никого знакомых не было. Они с Дэвидом кружили друг вокруг друга целый семестр, и в апреле наконец состоялось их формальное знакомство. Паренек уселся рядом с Дэвидом и протянул ему пакетик с арахисом. Звали паренька Тони.
Господи, спасибо тебе за гормоны! К середине второго курса голос Дэвида перестал срываться. А сам Дэвид вытянулся и стал ростом почти с отца. И мышцы нарастил такие, какими мог похвастаться только его двоюродный дедушка. На подбородке появилась щетина, куда более густая, чем Дэвиду того бы хотелось, потому что хлопот только прибавилось, но это все же лучше, чем гладкая кожа. А главное — Гилберта с треском выперли. Дэвид с Тони стали не разлей вода, они часто играли в сквош, и Тони в конце концов даже заделался капитаном университетской сборной по сквошу. Дэвид играл на скрипке в камерном оркестре, и Тони на его концертах всегда сидел в первом ряду. Они вместе ходили на футбольные матчи и болели за сборную Гарварда, вместе ели в столовой. Их даже в клубы выпускников пригласили. Дэвида звали сразу в два, а Тони только в один, во «Флай», поэтому Дэвид решил в пользу «Флая». И даже на свидания они иногда ходили. Как и клубы выпускников, девушки прониклись к нему большой любовью, как только выяснили, что он тот самый Мюллер, в честь которого названо здание общежития. Дэвид с удовольствием испытывал их терпение, настаивая на том, чтобы они захватили подружку для Тони. Это сразу отсеивало почти половину претенденток. Перспектива объяснять подруге, почему она должна провести вечер за беседой с не особенно богатым свихнувшимся на математике евреем восемнадцати лет от роду, никого не прельщала. Тут же выяснялось, что девушке на завтра задали кучу домашней работы.
Забавно, но если Дэвиду все-таки удавалось организовать двойное свидание, к концу вечера обе девушки обычно разговаривали именно с Тони. Был у него такой врожденный талант — очаровывать людей. Дэвид же предпочитал тихонько слушать и пожинать плоды стараний друга.
После защиты диплома Тони поступил в аспирантуру в Принстоне. Дэвид начал работать вместе с отцом в Нью-Йорке. Перед тем как уехать, Дэвид спросил Тони, не собирается ли тот вернуться в город. Векслеры жили на Манхэттене. Мать Тони была домохозяйкой, а отец трудился на благо страховой конторы. Познакомившись, мальчики первым делом выяснили, что росли в пяти километрах друг от друга.
«Посмотрим», — ответил Тони. Он собирался стать профессором. А почему бы и нет? У него были все задатки молодого ученого. Его научный руководитель называл Тони не иначе как «один из лучших умов нашего века». Даже Дэвид не мог тягаться с Тони. Дэвиду нужно было посидеть над задачей, а Тони просто смотрел на страницу и слышал ответ.
Они писали друг другу по нескольку раз на неделе. Дэвиду было очень интересно читать про Принстон. Видел ли Тони Эйнштейна? Тони отвечал, что в Принстоне много деревьев и что старик производил впечатление человека, которому срочно нужно в парикмахерскую. Они встречались, когда Тони приезжал навестить родителей, но приезжал он все реже и реже, постепенно погружаясь в пучину научных исследований. Как-то раз Дэвид сел в поезд, и они провели вместе все выходные. Прямо как в старые времена. Тони сказал, что с девочками общаться намного проще, если ты уже аспирант. Вот только маловато тут этих девочек, живешь как в монастыре.
Дэвид воздержался от комментариев. У него не было недостатка в свиданиях. Его мать, очевидно испугавшись того, что отпугнула всех друзей сына, устраивала приемы почти каждую неделю, стараясь найти ему подходящую жену. Дэвид уже осознал этот главный недостаток матери — убежденность, что для любой задачи найдется быстрое решение. Берта не желала принимать во внимание исторический опыт человечества, не желала думать о последствиях своих поступков. Она ничего не видела, кроме занимавшей ее в этот момент проблемы. И чем меньше была эта проблема, тем с большим упорством Берта бросалась на нее. Дэвид наблюдал за отцом много лет и знал, что лучшей стратегией было молчать и не перечить. Если мать хотела женить его, значит, так тому и быть.
В 1951 году Тони получил в Принстоне отличную должность с отличными перспективами. И в тот же год он был свидетелем на первой свадьбе Дэвида (как и на второй, в 1957-м). Собравшись жениться в третий раз, Дэвид сказал Тони, что он — плохая примета, к тому же маленькому Эдгару исполнилось уже девять, вполне достаточно, чтобы быть свидетелем.
— Надоело! — сказал Тони.
— Что, сразу все?
— Я скоро с ума сойду от такой жизни. Сьюзан совсем с катушек слетела. Только и делает, что листает журналы. Про детей мне уже все уши прожужжала.
— Так родите кого-нибудь.
— Можно подумать, ты один такой гениальный.
— Ну, усыновите.
— Да я не об этом.
— А о чем?
— Найди мне работу какую-нибудь. — Тони откинулся на спинку огромного кожаного кресла, вытянул ноги и сложил руки на животе. Напитки на столе так и остались нетронутыми, и тающие кубики льда портили вкус дорогого виски. — Меня уже дважды обошли, — сказал Тони.
— Тебе всего тридцать два.
Тони покачал головой:
— Поверь мне, я знаю, что говорю. Меня не назначат.
— Чего загадывать?
— Мне передал коллега, который слышал это от Такера.
Дэвид промолчал.
— Не хочу я переезжать в Висконсин или Техас. Хватит. Ты меня много лет подряд спрашиваешь, не хочу ли я вернуться. Ну так я хочу. Единственное, что для этого требуется, — работа.
Дэвид попытался представить себе, как это будет. Тони работает на него. На него? С ним. Тони ведь не заставишь начинать с самого низу.
— Я попробую…
— Попробуешь? Да ладно! Дай мне работу, и все тут. — Тони одним залпом выпил виски. — Я уже заявление положил.
Дэвид удивленно поднял голову:
— Экий ты смелый!
— Не то что ты! Друг называется!
Дэвид был уверен, что Тони скоро надоест решать чужие проблемы. Однако роль правой руки пришлась Тони по душе. Точно с таким же удовольствием в юности он проигрывал Дэвиду партию в сквош тогда, когда позорное поражение друга было неминуемо. Теперь Тони получал хорошие деньги, много больше, чем раньше, когда работал преподавателем. Он купил большую квартиру на тринадцатом этаже дома на Парк-авеню, всего в двух кварталах от дома Дэвида. Вместе с женами друзья ездили в Майами и Париж. На какое-то время оба снова стали холостяками — Тони развелся, а Дэвид еще не встретил Надин, — и на пару вовсю развлекались в Атлантик-Сити. Правда, после таких выходных голова гудела и организм недвусмысленно намекал на свой почтенный возраст.
