Линда Ла Плант - Красная Орхидея
Внизу оказалась толстая стена, выложенная каменной, из песчаника, плиткой. Там едва хватало места, чтобы повернуться: низ лестницы едва не упирался в эту стену. Ленгтон направил луч фонаря вправо — там обнаружился арочный проем, причем дверь была приоткрыта. Джеймс чуть продвинулся вперед и остановился. Ощутимо пахнуло дезинфекционными препаратами. Анне вручили еще два фонаря, и она передала один Льюису, когда они медленно двинулись к следующему помещению.
Комната оказалась больше, нежели они ожидали. Не менее двадцати пяти футов в длину и пятнадцати в ширину. Стены и пол были каменные. В комнате стояли операционный стол и стойка с большой каменной раковиной.
— Черт, точно в покойницкой времен королевы Виктории, — проворчал Ленгтон и протянул руку, чтобы остановить на входе идущих следом Льюиса или Анну. — Оставайтесь там. Первыми пусть зайдут туда эксперты, мы дальше не пойдем.
Анна высветила фонарем цепи и наручники, стеклянные шкафчики, заставленные склянками с медикаментами. Луч выхватил из мрака ряд хирургических пил, аккуратненько разложенных на столе, покрытом белой материей.
Тут подоспела команда судмедэкспертов и криминалистов со своим оборудованием, и три детектива медленно попятились из комнаты.
— Раздобудь для меня бумажный комбез, Тревис. Хочу спуститься туда вместе с ними. — Он улыбнулся. — Теперь мне намного лучше!
Виккенгем, очевидно, догадался об их находке, однако почти не подавал виду. Полицейского в форме, который все это время пробыл с ним в гостиной, отпустил офицер Эд Харрис. Видя, что Харриса прямо распирает от новостей, полицейский посетовал, что пропустил самое интересное, и обещал сбегать по-быстрому попить чайку.
Харрис посмотрел на диван, где разлегся, положив на бедра закованные руки, Чарльз Виккенгем.
— За любой урон имуществу вы мне сполна заплатите, — сказал хозяин лениво.
В подвале обнаружили выключатели — свет подводился от маленького автономного генератора. Теперь подвал был залит светом, и эксперты взялись за дело. Каждая пила была осторожно помещена в пластиковый пакет и снабжена ярлычком. Один из сотрудников аккуратно разобрал стоки, сифоны и прочую систему канализации, обследуя трубы и набирая материал для экспертизы. Шепотом переговариваясь, криминалисты один за другим обнаруживали образцы крови. Ленгтон увидел, как из труб вытянули длинные волосы, после чего решили размонтировать массивный измельчитель мусора.
Другой офицер изучал лекарства в стеклянном шкафу. В больших канистрах хранилось изрядное количество морфия и формальдегида, там же обнаружился и солидный запас кокаина и героина. Они словно оказались в пещере Аладдина, только в искаженном варианте.
Между тем остальные офицеры, собравшиеся снаружи, следили, как выносятся большие пластиковые пакеты, — в одном было сложено не меньше сотни порнографических видео.
Вышел Ленгтон. Он сдернул с ботинок бахилы и принялся стаскивать бумажный костюм. Анна подошла к нему:
— Будем брать его сейчас?
Ленгтон улыбнулся. Он вручил Анне планшет с перечнем того, что было обнаружено на настоящий момент:
— Хочу, чтобы он взглянул на это. Мы раздобыли мощные улики: следы крови и волосы и в мусоросжигательной печи — еще бог знает что. В этой кустарной операционной оборудования — как в больничной службе экстренной помощи.
Из глубины дома донесся крик. Все обернулись, а Льюис, раскрасневшийся и дрожащий, протолкался к ним из коридора:
— Ушел, скотина! Кто-нибудь видел — здесь он не прошмыгнул?
Ленгтон не верил своим ушам:
— Ушел? Как это — ушел? О чем ты, черт возьми, говоришь?
— О Виккенгеме… Он смылся.
Офицер Эд Харрис получил удар по голове с легким сотрясением мозга. Стул был опрокинут, несколько подушек валялись на полу, но в остальном комната выглядела так, какой они ее оставили.
Ленгтон рвал и метал. Невероятно, но Чарльз Виккенгем, будучи в окружении полицейских, чудесным образом исчез. Конюшни, коттедж, близлежащие постройки, леса и поля — все было обыскано. Он словно испарился.
Анна пошла навестить миссис Хеджес. Женщина спала, но при появлении детектива Тревис, вздрогнув, проснулась.
— Миссис Хеджес, Чарльз Виккенгем здесь не появлялся?
— Нет-нет, я была одна. А что случилось?
Анна поколебалась, потом опустилась на стул:
— Мы обнаружили подвал и нашли там множество улик.
— Я никогда туда не спускалась, — словно защищаясь, сказала та.
— Если бы не ваша помощь, мы ни за что бы это не нашли, но я боюсь оставлять вас в вашей комнате.
Женщина кивнула и достала уже мокрый носовой платок:
— Я не знала, что мне делать. Я нередко слышала, что там что-то происходит, но ничего не могла поделать.
Однако Анна уже покончила с любезностями:
— Как же не могли? Вы же знали, что творится! Может, вы и не ведали о ком-то другом, но вы прекрасно знали, что он затащил туда свою дочь.
— Нет-нет, клянусь Богом! Я была здесь, в своей комнате.
— Ничего не вижу, ничего не слышу?! Вы могли пойти в полицию. Могли хоть что-то сделать, чтоб ее защитить!
Миссис Хеджес разразилась слезами. Анна с презрением вышла, захлопнув за собой дверь.
Когда они разгребли подвал, минуло уже семь вечера. Команда судмедэкспертов и криминалистов отбыла, предоставив дальнейшие поиски убойному отделу, которому помогали офицеры оперативной службы и сотрудники территориальной группы поддержки. Собак спустили с поводков, но к этому времени они устали не меньше кинологов. Им дали понюхать одежду Чарльза Виккенгема, чтобы они взяли след, но, поскольку он жил в этом доме и пользовался всеми близлежащими постройками, собачьи носы чуяли его повсюду, и псы с кинологами только напрасно наматывали круги.
К девяти вечера Ленгтон отпустил оперативников. Поиски продолжила лишь его бригада. Все уже выдохлись, но Ленгтон не собирался останавливаться. В десять тридцать сделалось так темно, что без фонарей снаружи ничего было не найти. «Чайник на колесах» к тому времени давно уже укатил, и было почти одиннадцать, когда измученный Ленгтон созвал всех к себе:
— Оставим здесь восьмерых. Надо поднять на уши аэропорты и вокзалы, чтобы этот ублюдок не смог… — Он умолк и сделал беспомощный жест: Виккенгем просто испарился.
Все старались как могли, и у Ленгтона не было ни к кому претензий, кроме как к офицеру Эду Харрису, которого увезли на «скорой» в местную больницу.
Восьмерым, остававшимся в поместье, было велено разбиться парами и держать друг с другом радиосвязь, заняв позиции как внутри, так и снаружи особняка. Полицейские из группы наблюдения не видели никого, кто бы выходил за пределы имения, но к полуночи Чарльз Виккенгем так и не был обнаружен.
Ленгтон с Анной и Льюисом покинули Мейерлинг-Холл. Они слишком устали и расстроились, чтобы еще допрашивать Эдварда Виккенгема или его невесту, которых поместили в камеры предварительного заключения в Ричмонде. Ленгтон знал, что в его распоряжении всего несколько часов, чтобы их допросить, а потому распорядился подать рапорт о продлении срока задержания.
Оставшихся в штабе расследования посвятили во все детали операции в Мейерлинг-Холле. Все разочарованно сопели, слушая ту часть доклада, в которой описывались долгие и бесплодные поиски поместья, и дружно просияли, узнав, где находится злополучный подвал. Потом им сообщили скверную новость, что подозреваемый совершил побег.
Бриджит стояла перед фотографиями Черной Орхидеи: тревожные глаза девушки словно осуждающе смотрели на нее. Бриджит прошептала:
— Господи, только бы это не случилось снова! Не дай ему уйти!
Убийство Элизабет Шорт все больше переплеталось с делом Красной Орхидеи. Как будто, поймай они убийцу — и Черная Орхидея могла бы упокоиться с миром.
День тридцатый
Ленгтон прибыл в оперативный штаб к семи утра. Из поместья не было никаких донесений, никто так и не видел Чарльза Виккенгема. Ленгтон засел в своем кабинете, расстроенный и злой, отряжая новую группу на смену той, что провела ночь в Мейерлинг-Холле.
Миссис Хеджес позволили покинуть свою комнату, чтобы приготовить себе завтрак, но попросили по дому не бродить, ограничившись лишь переходом от комнаты к кухне. Усевшись в кресло-качалку, женщина подкрепилась яичницей с беконом. Она не имела ни малейшего представления о том, что происходило, — знала лишь, что ее хозяин Чарльз Виккенгем избежал ареста. После завтрака она достала все свои бумаги и принялась подсчитывать, сколько сбережений у нее имелось на сегодняшний день, прикидывая, что ей делать, если он так и не вернется. Она была немало удивлена, обнаружив, что вкупе с наличными, которые ей удалось скопить, она располагала более чем семьюдесятью тысячами фунтов. Качаясь в кресле взад-вперед, она оглядела полупустую комнату, узкую кровать, на которой она спала уж двадцать лет, старое простенькое каминное кресло. Она любила свой большой цветной телевизор, но, кроме него, в ее жизни не появлялось ничего нового. Где-то сумели полностью перестроить старый амбар, но в ее апартаментах никогда и ничего не происходило. С годами ей становилось все сложнее пользоваться примыкавшей к спальне ванной, забираться в нее и вылезать, все труднее дергать за старую цепочку для спуска воды над унитазом с деревянным стульчаком.
