Виктория Платова - Инспектор и бабочка
– Пока ничего утешительного. Исчез, как сквозь землю провалился. К сожалению, его отпечатков у нас нет.
– Может быть, теперь появятся, – широко улыбнувшись, заявил Иерай. – Я убил на эту трость полдня, но результаты того стоят. Во-первых, отпечатки. Они принадлежат разным людям и довольно качественные… Больше всего их в районе набалдашника, что естественно. Визитная карточка последнего владельца.
– Старик не имеет никакого отношения к делу, его можно исключить сразу.
– Для начала нужно снять с него пальчики, чтобы не путался под ногами. Хотя вряд ли он хватался за нижнюю часть, а именно там имеется один из отпечатков. Думаю, он принадлежит убийце.
– Хочешь сказать, что убийца не позаботился о том, чтобы подтереть за собой?
– Он же не знал, что ты такой везунчик, старина. И что тебе удастся найти иголку в стоге сена. Возможно, его душевное состояние было далеко от идеального и он был просто не в состоянии позаботиться обо всем. Что это вообще был за тип?
– Ты об убийце?
– Об убийце, да. О ночном портье.
– Он – милый.
– Не понял? – Иерай приподнял бровь.
– Все говорят в один голос: он милый, приветливый парень. Совершенно безобидный. Может быть, чересчур закрытый, но уж точно не агрессивный.
– Как-то не вяжется с трупом в номере. И способом убийства.
– Милые и приветливые парни убивают как-то по-особенному?
– Милые и приветливые не убивают вообще, если, конечно, они не сумасшедшие. Раздвоением личности он не страдал?
Он был влюблен в актрису Риту Хейворт и, возможно, считал себя одним из героев фильма с ее участием. И уж точно героем комикса, который сам же и сочинил, но это можно назвать странностью. На психическое заболевание такая странность не тянет.
– Он был вполне адекватен, Иерай.
– Ты как будто его защищаешь, старина.
– Просто не могу представить обстоятельства, при которых он опустил палку на затылок спящего человека. Абсолютно незнакомого ему человека.
– Понятно, – Иерай сочувственно пожевал губами. – Выходит, с мотивами преступления у тебя туговато?
– Глухо. Нет никакой информации о том, что убитый и предполагаемый убийца когда-либо пересекались. Последние несколько лет Виктор… так зовут портье… никуда не выезжал из Сан-Себастьяна. Мало с кем встречался и вел замкнутый образ жизни. Копил деньги на университет…
– А версию с ограблением ты не рассматривал? Копить деньги – довольно муторное занятие, особенно если зарплата оставляет желать лучшего. Вряд ли персонал средненькой гостиницы купается в роскоши. Вот его и попутал бес, Виктора.
– Исключено.
– Бумажника жертвы мы так и не нашли.
– Бумажник нашелся. Причем с кредитками.
– Ну, воспользоваться кредиткой, не зная пин-кода, довольно проблематично. Что, если у покойного имелась большая сумма в наличных?
– Ну и как ты себе это представляешь, дружище? – усмехнулся Субисаррета. – Некто заселяется в гостиничный номер, волоча за собой прозрачный пакет, набитый пачками евро?
– Зачем же утрировать?
– Если не пачки в прозрачном пакете, что тогда? Золотые запонки? Перстень на мизинце с бриллиантом в миллион карат?
– Бриллиантов в миллион карат не существует, – Иерай скорчил недовольную физиономию.
– Ограбления по твоему сценарию – тоже.
– Я просто ищу логическое объяснение…
– Я тоже. Насколько убийство вообще может быть объяснено логически.
– Иногда логика отсутствует напрочь, не мне тебе рассказывать. Ладно, давай вернемся к трости. Тебя ведь с самого начала интересовали отпечатки на середине трости? Большой, средний и указательный пальцы. Так?
Именно ими Улисс поднял трость на горе Ургуль и передал ее старику Касперу, – к счастью Икера и своему собственному несчастью.
– Меня интересуют именно эти отпечатки, да.
– Они принадлежат третьему лицу.
– Я в курсе. И это третье лицо очень важно для меня. Оно важнее, чем все остальные.
– Только не говори мне, что знаешь, кто это.
– Совсем не знаю, но очень хотел бы познакомиться с ним поближе. Не уверен, что пальчики найдутся в базе… Это было бы слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, но…
– Не знаю, о чем ты, но попытка не пытка, ведь так? Если тебе еще интересно, то на трости я обнаружил несколько волосков. Кошачья шерсть.
– Кошачья, да-да, – рассеянно произнес Икер.
– Тебя это не удивляет?
– Нет. В гостинице живут кошки.
– И они только то и делают, что трутся об орудие преступления?
– Мало ли… Волоски могли прилипнуть в самый последний момент, когда с палкой расхаживал старик. А он не имеет никакого отношения к случившемуся.
– Допустим. Просто само их присутствие показалось мне странным, вот и все. Но тебе виднее…
– Да.
– Теперь еще об одном секрете этой замечательной трости…
Сказав это, Иерай осторожно взял трость и повернул набалдашник против часовой стрелки. Еще пара поворотов – и верхняя часть отделилась от нижней.
– Как я и предполагал, в основание когда-то был залит свинец, оттого и удар получился смертельным.
– А я думал, внутри окажется шпага, – Икер улыбнулся. – В крайнем случае стилет.
– И без всяких дополнений это – само по себе грозное оружие.
– Любопытно, как эта трость вообще оказалась в Сан-Себастьяне. У ночного портье…
– Тут я тебе не помощник, старина.
…После разговора с экспертом Субисаррета поехал в «Пунта Монпас». Во-первых, для того, чтобы сообщить Касперу, что его воссоединение с тростью откладывается на неопределенное время. А во-вторых… Было еще кое-что, что мучило инспектора с того момента, как он углубился в детали этого мутного дела. Это «кое-что» не имело отношения ни к швейцарско-бенинской троице, ни к Лауре, ни даже к покойному Кристиану Платту. Но оказалось прочно связанным с Виктором Варади.
A M A D I
Надпись появлялась и исчезала, и снова появлялась, – и тогда Икер, наконец-то, вспомнил, что подспудно мучило его все эти дни. Пленка из вестибюля «Пунта Монпас» с запечатленной на ней ночью Виктора Варади. Виктор читал, жевал мармеладки, имитировал броски по баскетбольному кольцу, в упор не видел окруживших его ориенталов и… что-то написал на стекле входной двери.
Даже сейчас, по прошествии нескольких дней, Субисаррета легко восстановил в памяти этот момент: вот Виктор спускается по лестнице, подходит ко входной двери в отель, дышит на стекло, после чего проводит по нему пальцем; палец не отрывается от стекла несколько секунд, движется то вверх, то вниз. Впечатление такое, что Виктор что-то пишет на стекле.
А если это не просто впечатление и он действительно что-то написал?
Спустившись с этажа, где только что произошло убийство. Отпущенный на свободу конвоирами-ориенталами. Что он хотел сказать и кому адресовалась надпись?
Субисаррета повел себя как дурак, не придав значения этому жесту ночного портье. Он должен был исследовать стекло миллиметр за миллиметром, вдруг следы надписи сохранились? И сделать это нужно было сразу после просмотра пленки! Не исключено, что трудолюбивый персонал «Пунта Монпас», блюдя чистоту, драит прозрачные поверхности денно и нощно. Если это так – Субисаррета пропал, остается только утешать себя тем, что ничего судьбоносного на стекле выведено не было. Или, в крайнем случае, там был указан результат последнего матча «Реал Мадрид» – «Барселона». А-а, нет! О футбольных пристрастиях Виктора Варади неизвестно ничего, равно как и о пристрастиях баскетбольных.
Возможно (и даже скорее всего), это что-то связанное с Ритой Хейворт. Строчка из «Блю пасифик блюз» —
А дьявольский дождь все стучит и стучит в ваше окно.
В ту ночь небо над Сан-Себастьяном было чистым.
…На ресепшене Субисаррета не увидел гостиничного великомученика Аингеру, его место занял смуглый испуганный юнец. Испуг перешел в ужас, как только инспектор сунул ему под нос свою корочку.
– Что-то случилось? – проблеял смуглолицый.
– Даже если что-то случилось, вы к этому отношения не имеете. Первый день на дежурстве?
– Да.
– Кто-нибудь мыл стекла сегодня или вчера?
– Сегодня точно нет. Но обычно их моют раз в неделю. Я могу поинтересоваться у кого-нибудь из технического персонала.
– Не стоит.
Бросив это, Субисаррета подошел к двери и приблизил лицо к стеклу: как и следовало ожидать, никакой записи не было и в помине.
Ты-дыщ!
Ощущение было именно таким: Икер с размаху налетел на невидимую преграду и по лицу его умудрились проехаться «фордовские» дворники, окончательно стерев надежду. И тогда он (скорее машинально, чем преследуя какую-то цель, подышал на стекло. В точности повторил все то, что делал Виктор Варади двое суток назад. Субисаррета ошибся всего лишь на несколько десятков сантиметров, но даже эта небольшая погрешность не помешала возникнуть свету в конце туннеля. Свет был неярким, чтобы разглядеть его, Икеру пришлось напрячь зрение. Едва заметный абрис букв прочитывался с трудом, но все же прочитывался:
