Сергей Смирнов - Всегда начеку
Но он сразу отогнал от себя эту мысль.
«Знаю я вашу доброту. Зря, сержант, улыбаешься, — подумал он раздраженно. — Сейчас плакать будешь. Кровью умоешься. А я посмеюсь».
Парень сполз с шинели, прикрывая пистолет телом, чтобы сержант не заметил его раньше времени, устроился поудобнее и прицелился.
Рыскулбек шел во весь рост по крыше пятого вагона. Он видел, что солдат как-то неловко, боком сполз с шинели на гармошку между третьим и четвертым вагоном. Теперь он отчетливо видел только коротко стриженную голову солдата.
«Вот чудак, — подумал Сальменов. — Прячется. Наверное, совсем молодой. В отпуск едет. Свалишься — вот тебе и отпуск».
Что-то сильно ударило его в левое бедро. Так сильно, что все тело его резко развернуло вправо, и он чуть не упал.
«Что же это?» — подумал он.
И опять что-то сильно ударило его в правый бок и еще в ногу. Он упал на колени. И это спасло его. Пули прозвенели над головой.
Сальменов посмотрел вперед. Солдат лихорадочно забивал новую обойму. Рыскулбек вынул «ТТ». Теплая рукоять привычно легла в ладонь. Он никогда так тщательно не целился. Он не мог, не имел права промахнуться. Для второго выстрела у него просто не было бы сил.
Рыскулбек выстрелил. Это был девятый выстрел, прозвучавший над вагонами. Коротко стриженная голова парня дернулась и исчезла. Сальменов подполз к краю вагона. Парень лежал у насыпи, неловко скрючившись. Зеленое пятно его гимнастерки убегало от Рыскулбека все дальше и дальше, теряясь в бесконечной степи.
«Вот и все, — сказал себе Сальменов. — Вот и конец. Ничего со мной больше не будет, потому что вот она, смерть, уже сидит во мне».
Он слабел все больше и больше. Вагон стал словно живым. Он хотел сбросить Сальменова со своей покатой и жесткой спины. Рыскулбек, обламывая ногти, отползал на несколько сантиметров от края, но вагон сталкивал его деревенеющее тело все ближе и ближе к самому краю.
Сальменов смотрел на степь, которая безразлично неслась ему навстречу. Вдали, у стального лезвия реки, паслись лошади. И степь и лошади были залиты кровавым светом.
«Тюльпаны цветут, — подумал Сальменов. — А может, это просто кровь».
Он родился и вырос в степи, но никогда раньше не видел такого зарева из тюльпанов.
«Это просто кровь», — решил он, теряя сознание.
...Сальменов мчался на коне по кровавому травяному морю. Впереди несся табун красных коней. И он никак не мог догнать этих бешеных коней.
* * *Рыскулбек не помнит, что он крикнул дорожному мастеру, когда поезд остановился на разъезде Ак-Тас. Но он крикнул. И слабый его крик услышали люди. Они сняли Сальменова с крыши, и трое мужчин разжимали его пальцы, схватившиеся за край вагона. Сержанта внесли в восьмой вагон, в купе к Турсункулу, и старик Терентьев и какая-то девушка-медсестра оказали ему первую помощь.
Привезли его в Арысь, вызвали из Ташкента хирурга, потому что местный хирург не решился оперировать Рыскулбека. Полгода он пролежал в ташкентском госпитале на грани жизни и смерти, и еще полгода лечился на курорте. Многие думали, что он мертв, и слали письма его семье с соболезнованиями. Но Рыскулбек выжил.
Недавно я получил от командира отделения линейной милиции станции Арысь старшины Рыскулбека Сальменова письмо:
«Я жив и здоров. Теперь со мной до самой смерти ничего не будет. Кончил десятый класс в вечерней школе. У меня родился сын...»
Соломон Певзнер
И В БУДНИ, И В ПРАЗДНИКИ
1
Гибель Никифора Павленкова дважды взбудоражила Пыльтсамаа, небольшой городок на юге Эстонии. Никифор работал на плодоовощном комбинате, единственном здесь крупном предприятии, с которым так или иначе была связана чуть ли не любая семья, и потому многие знали его. Как-то не верилось, что этот здоровый, недавно женившийся парень теперь уже не прошагает больше по тихим улочкам и не будут говорить ему вслед: «Ишь, к молодой торопится». В маленьких, в один-два этажа, домиках, что притаились за покрытыми сейчас снежным кружевом деревьями, только и говорили о том, что ночью Павленков скатился с кровати, к нему подбежали, а он мертвый. Ходил слух, будто вечером кто-то вроде бы ударил его на улице. Этому, правда, не очень-то верили: Никифор — человек тихий, драки не затеет, да и трезвый он был. А если даже и ударили, так ведь пришел он домой не поздно, а умер ночью, какая тут связь? Скорее что-нибудь сердечное. Бывает так: болен человек и сам этого не знает.
Дикой и бессмысленной назвали гибель Павленкова те, кто в эти часы уже, пожалуй, догадывались о непосредственной причине смерти. Подполковник милиции Ханс Хаависте, глядя куда-то мимо своего собеседника, именно так и сказал:
— Как все это дико, бессмысленно.
Он сидел за столом начальника Пыльтсамааского отделения милиции, положив руки на пачку листков с показаниями Александра Кууска, брата жены Никифора, и с нетерпением поглядывал на дверь кабинета.
— Сейчас придет, — заметил начальник отделения Алексей Ляттимяги. Они с Хаависте так давно знали друг друга, что могли отвечать не на слова, а на мысли.
— Да сядь ты, — бросил ему Хаависте, — все еще надеешься.
— Нет, но... ведь и в самом деле, до ужаса нелепо...
Ожидали они капитана милиции Эриха Риммеля, старшего оперуполномоченного, ушедшего в больницу, чтобы узнать результаты вскрытия. Александр Кууск показал, что он в шесть часов вечера вышел с Никифором из магазина. Вместе они дошли до почты, потом Кууск отправился своей дорогой. Примерно через полсотни шагов он случайно обернулся и увидел, что Никифор Павленков падает, а двое каких-то мужчин убегают. Он быстро вернулся, помог Никифору подняться и довел его до дома. По дороге Никифор сказал, что его ударили, а кто, он не сказал. Только заметил: «Поспорили об образовании». Дома его уложили в кровать, и он скоро заснул. На правой стороне подбородка Павленкова Ляттимяги и Риммель сами видели большой расплывшийся кровоподтек, видимо удар был сильным.
Смотреть труп Хаависте не пошел. Описанию Ляттимяги и Риммеля можно было безоговорочно верить. Когда-то Хаависте был оперуполномоченным в Пыльтсамааском отделении. Потом стал начальником, а на его место пришел Ляттимяги. Еще через несколько лет Пыльтсамааское отделение вошло в Йыгеваский райотдел, и Хаависте получил назначение туда. Ляттимяги занял его место, на должность оперуполномоченного прислали Риммеля. У всех троих была одна школа, одна манера работать. Ляттимяги и Риммель считали, что это школа Хаависте. Сам же он говорил, что никакой школы нет, а есть просто добросовестность.
Ничего удивительного не было в том, что Ляттимяги, как и Хаависте, как, наверняка, и Риммелю, хотелось, чтобы не было никакой связи между ударом, который нанесли Павленкову, и его смертью.
Хаависте перелистал протокол показаний Кууска. Нашел нужное место и прочел вслух:
— «Если бы была ссора, я бы наверняка услышал. Врагов, по-моему, у Павленкова не было, ни с кем он не ругался». Значит, вот так, здорово живешь, подошел кто-то, ударил — и нет человека. Трезвый так не поступит.
— Кровоподтек справа, выходит, ударил левша, — сказал Ляттимяги, опускаясь в кресло, в котором обычно сидели посетители, приходившие к нему.
Хаависте усмехнулся: «Не сомневается». И еще привычно отметил: «Думает, как искать». Давно уже в районе не было серьезных преступлений. Наверное, потому, что ни одно преступление — большое или маленькое — не оставалось не раскрытым. Хаависте невольно тронул китель на груди, там, где в парадных случаях висели ордена, и покраснел. Еще и полугода не прошло, как он получил второй орден Красного Знамени, и как раз за то, что район — самый спокойный в республике. И вот, пожалуйста, убийство! Дикое, непонятное убийство!.. Черт побери, и из этого Рейна Угасте того и гляди преступник получится. Перед глазами встало опухшее, с расплывшимися чертами лицо пожилого человека, взгляд исподлобья, и в ушах прозвучало: «На свои пью».
Скрипнула дверь, вошел Эрих Риммель:
— Сотрясение мозга и перелом основания черепа.
— Что будете делать?
Ляттимяги повторил:
— Левша, может быть, боксер.
— Маловато.
— Почему его ударили? — задумчиво произнес Рим-мель. — Сам он был трезвый.
Хаависте пододвинул листок бумаги Ляттимяги. Тот записал:
«1. Причины драки (опрос родных, знакомых, взаимоотношения с окружающими)».
Потом поднял глаза:
— Не говорил ли он с кем-нибудь в магазине? Кууск мог не заметить.
Хаависте молча кивнул головой. На листке появилась еще одна строка:
«2. Возможные свидетели (магазин, почта, жильцы близлежащих домов)».
— Пиши: «3. Сообщение в газету с просьбой к возможным очевидцам дать показания».
