Анатолий Степанов - Парад теней
- Сладкий поросеночек, - без выражения повторил он свой вольный перевод с итальянского.
Вдруг он резко почувствовал другой запах - дикая вонь. Он долго соображал, откуда он, пока не понял, что от него самого. И даже не от него (Сырцов передернулся), от покойного Севы Субботина.
Он рванул из комнаты. В ванной Георгий разделся догола, уложил комбинезон, жилетку и исподнее в замечательную шведскую стиральную машину "Электролюкс", а бронежилет запихал на антресоли. Почти неслышно работало шведское техническое чудо, а он, стоя под деликатным дождичком душа, рассматривая свои синяки. Отогревшись, приступил к главной процедуре отмыванию. Густо намыленной жесткой губкой он отдирал от себя нечистые лапы уголовников, гнилой вонючий мешок, липкий взгляд отошедшего в небытие Летчика.
В чистых трусах, благоухающий туалетной водой Сырцов повторно навестил комнату. Дарья спала, не поменяв позы. Французскими духами уже не пахло, их тонкий запах перебил тяжелый аромат, принесенный Сырцовым.
Он сходил в ванную и вооружился освежителем воздуха. На третий пшик Дарья открыла один глаз (второй был в подушке) и хрипато спросила:
- Ты что делаешь, Жора?
- Дрова рублю, - ответил он любимым в таких случаях присловьем Казаряна.
Она перевернулась на спину и, глядя в потолок, пожаловалась:
- А я тебя ждала, ждала...
- Ты спала, - поправил он, продолжая распылять освежитель.
- Ужасно воняет, - вторично пожаловалась она. - Это что, тройной одеколон?
- Ты вовремя проснулась, а то бы почувствовала, что такое настоящая вонь, которую я сейчас старательно уничтожаю предназначенным для этого дезодорантом, - неизвестно зачем занудливо объяснил Сырцов.
- Что с тобой, Жора? виновато поинтересовалась она.
- Да ничего, все в порядке! - ответил он бодро.
Рассветный серый свет из окон уже начинал робко бороться с желтым коридорным. Даша скинула с тахты ноги, обеими руками уперлась в ее край и сделала мучительную попытку в утренней мгле рассмотреть его лицо. То, что она увидела, показалось ей совершенно незнакомым.
- Мы опять чужие, да? - спросила она.
Он с хрустом надвинул крышку на баллон.
- Я - уже или еще, не знаю, - не я, Даша.
Она поднялась с тахты, отчаянно робея, подошла к нему и увидела его торс в пока еще розоватых синяках. Ужас, охвативший ее, помог вновь признать родным это побитое, истерзанное, измученное тело. Она ладонями и щекой прижалась к его ушибам и, страдая, спросила потерянно и нежно:
- Как это, милый? Откуда? Зачем?
Он, стесняясь, неуместно хихикнул и попытался сострить никулинской фразой из "Бриллиантовой руки":
- Поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся - гипс.
- Ты вправду терял сознание? - всполошилась она. - Тебе необходимо лечь, лечь немедленно! Где постельное белье? Ах да, в тумбе!
Она металась по комнате, поднимала ветер вздымаемой простыней, боксерскими ударами взбивала подушки, тщательным треугольником откидывала край одеяла. Она суетилась, невнятно причитая, и это было замечательно.
- Запыхалась, - виновато призналась Даша, разогнувшись наконец-то. Она быстро и легко дышала, а отдышавшись, скомандовала: - Ложись немедленно.
- А ты? - автоматически спросил Сырцов, продолжая стоять столбом.
- И я, и я, - успокоила она, подскочила и, как медсестра (видела в кино), осторожно приобняв его за талию, повела к готовой постели. Он не сопротив лялся. Дошли до тахты, и Сырцов сел на отведенное ему место треугольник простыни, открытый откинутым углом одеяла. Даша легонько, стараясь не касаться синяков, положила обе ладони ему на плечи. Несильным нажимом пыталась уложить его на спину. Он поддался и лег. Тогда она сделала еще одну - героическую - попытку: забросить и ноги его на тахту. Она обняла эти тяжелые ноги, как охапку дров и попыталась встать. Не удалось. Она присела отдохнуть на ковер, и вдруг, к ее удивлению, ноги взметнулись вверх и сами по себе устроились на ложе. Не так, так эдак, но дело было сделано. Она поднялась с ковра и строго предупредила: - Я сейчас вернусь.
Ну, не "сейчас", конечно, а минуток так через пятнадцать Даша появилась в той же полюбившейся ей майке с надписью "Лав ми", что и в прошлую ночь. Сырцов лежал на спине поверх одеяла и тупо смотрел в потолок. Она прилегла рядом и погладила его бицепс, ощутила под рукой холодную каменность мускулатуры. И все про него поняла. Зашептала, зашептала:
- Это ступор, Жора, спазматический шок от потрясения. Со мной дважды такое бывало на первых концертах на публике. Что ж мне с тобой делать? Что мне делать?
Даша растерянно шептала, а руки ее уже знали, что им делать. Они летуче ласкали окаменевшее тело. Потом взялись за дело и мягкие губы, переставшие причитать. Он глубоко и протяжно вздохнул, не меняя позы. Она с трудом стянула к коленям его трусы. И притихла, прижавшись к нему холодными сосками, теплым животом, горячим лобком. Когда все было готово, она перекинула через него ногу и с тихим стоном села на кол. Медленно и мягко, стараясь излишне не тревожить больное его тело, она поднимала и опускала свой маленький круглый зад, шепотом объясняя, почему она это делает:
- Это для тебя сейчас просто как лекарство, чтобы расслабиться. Ты лежи, лежи спокойно, я сама, я сама, я сама!
- А что это для тебя? - спросил Сырцов, еще не включившись до конца.
- А для меня это счастье быть с тобой, - ответила Даша, замедлив ритм перед последним приступом.
И вот он, последний приступ. Нет больных и здоровых, нет заботливых медсестер и страдающих пациентов. К черту лекарства! И уже он был сверху, а она внизу, и она на боку, и он на боку, и были вместе, прижавшись друг к другу в ожидании высшей точки и в судорожных схватках на высшей точке.
Она поцеловала его в ямочку на подбородке:
- Спи. Тебе обязательно надо хорошо поспать, - на всякий случай оставив ладонь на его животе, прилегла рядом и мгновенно заснула.
Заснул и он, сам себе приказав проснуться в восемь. В восемь утра ему необходимо было сделать телефонный звонок. Ровно через два часа.
22
Рассеянно поцеловав невыспавшуюся жену, Кирилл Горбатов, подхватив в прихожей подготовленный еще с вечера кейс, вышел сначала на лестничную площадку, затем во двор и - в город.
В город он выехал, конечно. Через квартал Кирилл прибил к тротуару свой автомобиль напротив знакомого телефона-автомата. При его образе жизни часто надобились телефонные жетоны, и он запасался ими во множестве. Услышав родной голос, Горбатов опустил пластмассовый кружок в щель и виновато заговорил:
- Это я, Галка, здравствуй. Я сегодня задержусь до двенадцати. Так вышло. Срочный звонок, и я не мог отказаться от свидания. Приду и все объясню. Не опоздаю, буду ровно в двенадцать.
Кирилл облегченно вздохнул и вновь уселся за руль. Через двадцать минут, ровно в десять, он был у своей галереи, у закрытого входа которой его ждал Георгий Петрович Сырцов, свежий, как огурчик, и элегантный, как рояль.
- Я не опоздал! - на всякий случай оправдался Горбатов, показывая Сырцову свои замечательные швейцарские часы. - Ровно десять. Здравствуйте, Георгий Петрович.
- Здравствуйте, Кирилл Евгеньевич. Я не в претензии,- успокоил его Сырцов.
- А что - закрыто? - удивился Горбатов, подергав бронзовую ручку.
- Вы же в одиннадцать открываетесь, - напомнил Сырцов.
- Но кто-то уже должен на месте быть, - раздраженно давя кнопку звонка, пояснил Кирилл.
- Две дамы уже прошли. Строго на меня так посмотрели. Видимо, решили, что я - потенциальный грабитель, и закрылись как можно тщательнее.
В дверном окошке появилось почтенное старушечье лицо.
- Открывайте, Марья Тихоновна! - крикнул Горбатов. Не "откройте", а "открывайте". Показал, что сердит. Мария Тихоновна пощелкала многими замками и открыла.
- Доброе утро, Кирилл Евгеньевич. А мы вас сегодня и не ждали. (Был вторник, когда, как все знали, хозяева галереи укрепляли спортом свое здоровье в бассейне или на корте.)
- Извините за невольную резкость, Мария Тихоновна,- устыдился своего раздражения Горбатов. - И доброе утро. Уже все на местах?
- Светлана давно в кабинете, а мы только что пришли,- доложила Мария Тихоновна и покосилась на Сырцова. Решив, что этот с хозяином, официально поздоровалась.
Они двинулись мимо Марьи Тихоновны, мимо вставшей у столика другой пожилой дамы, в одни ампирные двери, в другие ампирные двери.
- А куда мы идем? - недоуменно спросил Сырцов.
- Как куда? - удивился в свою очередь Кирилл. - В Данин зал. Двойной портрет в красном вас ждет. Вы ведь за ним пришли?
Сырцов, наконец, вспомнил, что в свое время ему сделали царский подарок.
- Спасибо, еще раз спасибо, Кирилл Евгеньевич. Но я бы хотел поговорить...
- Поговорим, обязательно поговорим, - рассеянно бормотал Горбатов и вдруг крикнул: - Светлана!
В анфиладе мигом зазвучали бегущие каблучки. Светлана, замерев в лепных дверях, приветливо поздоровалась:
