Елена Арсеньева - Страшная сказка
– Ключ? – прорычал Егор.
– Открыто, – отозвался Родион совершенно спокойно, даже как бы равнодушно. – Входите, чувствуйте себя как дома.
Егор потянул на себя створку, которая послушно приоткрылась, – и в этот миг Родион каким-то непостижимым образом вывернулся из его пальцев, нырнул в сторону, сделал обманный финт и вогнал Егора в свой номер таким пинком, от которого тот пролетел по всей комнате и врезался в стену. Прежде чем он смог хотя бы вздохнуть, Родион налетел сзади, свалил его на пол, заломив руки за спину и вывернув их так, что пошевелиться, не рискуя переломать кости, было совершенно невозможно. Да еще вдобавок он сел верхом на Егора, припечатав подошвой его голову к паласу, и наконец-то перевел дух.
– Извините, голубчик, – сказал Родион с покаянными, просительными интонациями. – Во имя господа бога, поверьте: то, что я сейчас делаю, я делаю исключительно ради вас самого. Понимаете? Вы ведь существо странное, импульсивное, неконтролируемое и безумно догадливое. У вас давно уже рука на меня чешется и зубы навострены. Вы б давно меня к ногтю прижали, как Порфирий Петрович – моего тезку Раскольникова, да только у вас доказательств не было. А теперь и они налицо, и как бы даже факт преступления. Вот я и хочу вас прежде всего обезопасить от совершения дурацкого поступка. Я же чую, что вы сейчас готовы завопить, подобно герою Достоевского: «Как кто убил? Вы и убили, Родион Петрович. Вы ее и убили!» Но только… только, прежде чем выставить себя в совершенно глупом свете, извольте задуматься, мой дорогой Порфирий… тьфу, то есть Егор… Извольте задуматься: ежели я кого-то убил, то где же труп?
– Перестаньте словоблудствовать! – прохрипел Егор, задыхаясь, потому что ворс паласа забивался ему в рот и нос.
Родион пощадил его и чуть ослабил нажим на затылок, так что Егор смог повернуть голову и вздохнуть, а потом и высказаться более членораздельно:
– Где Надюшка? Где она?
– Кого вы имеете в виду, позвольте спросить? – с прежним ерническим спокойствием уточнил Родион. – Мою подругу или ту женщину, которую некогда знали вы под этим именем и, как я догадываюсь, сделали ей замечательную татуировку, скопировать которую нам удалось лишь с великим трудом и то не больно-то качественно? Итак, чья участь вас интересует?
– Где подлинная Надежда Гуляева?
– Насколько мне известно, она мертва.
Родион, конечно, ожидал, как отреагирует на подобное известие его пленник, и не дал Егору даже рвануться толком. Силища в этом худощавом парне была непомерная, причем совершенно неожиданная, а что может сделать человек, у которого руки практически вывернуты из плечевых суставов? Только заливаться матом и давиться слезами.
– Да погодите, Егор, – с тоской сказал Родион, не ослабив, однако, своей чудовищной хватки. – Вы меня не поняли, а может, не захотели понять. Я же сказал, что мертва Надежда Гуляева… подлинная Надежда. Давно мертва. Она была убита еще шесть лет назад.
– Что вы такое несете? Что несете? Да я знал ее…
– Вы знали не ее. Вы знали не ее, а ту женщину, которая взяла ее имя. Убила и забрала все: имя, судьбу, прошлое, настоящее. Сегодня, будем уповать на это, Надя Гуляева наконец обрела на небесах свое имя и право числиться среди мертвых. Хоть и говорят, что мертвые сраму не имут и им все равно, а все же, думаю, имя необходимо даже усопшим. Теперь Надина душа упокоится с миром.
– Где? – пробормотал Егор, окончательно перестав что-то понимать. – На дне пропасти под Ребром Шайтана?
– Нет. На дне речки Кармазинки. Это во Владимирской губернии, если вы не знаете. А теперь слушайте меня. Слушайте и не дергайтесь, не то я сломаю вам руки. Не хотелось бы, потому что мне нужна ваша помощь. И не только мне…
Надежда Гуляева
Апрель 2001 года, Нижний Новгород
– Извините, – послышался рядом робкий шепоток, – извините, девушка, вас не Галина зовут?
– Нет, – автоматически бросила Надежда, не оборачиваясь. Какая-нибудь лесбиянка жаждет познакомиться, конечно. Предлог старый как мир и такой же примитивный. Женщины… Бр-р! – Нет, меня зовут не Галина, а как – не ваше дело.
– Извините… – Шепоток сделался едва слышен, однако в нем отчетливо звучало отчаяние. – Ох, господи, что же мне делать?!
С некоторым усилием оторвав взгляд от эстрады, Надежда покосилась на свою соседку. И чуть не расхохоталась. Как, каким образом проникло сюда этакое чудо природы?!
Разноцветные лучи прожекторов шныряли по залу и высвечивали лицо женщины лет примерно под тридцать. У нее были темно-рыжие, высоко взбитые волосы, так щедро политые лаком, что Надежда поняла наконец, отчего у нее щекочет в носу. Давно она не видела прически, которая придавала бы лицу столь нелепый, как бы придавленный вид. Макияж был тоже отменный: румяна – так пятнами, помада – так на сантиметр вокруг губ, глаза, конечно, обведены жирными черными линиями, а вокруг – синяки теней. И по полпуда туши на ресницах. А платье… Иисусе, да, кажется, оно турецкое? Или китайское?! Люрекса-то, мать честная! Интересно, куда смотрела охрана, когда пропускала в Надеждин… ну ладно, будущий Надеждин клуб этакое чмо? Да неужели какая-то нормальная женщина может так бездарно себя изуродовать косметикой и одеждой? Как руки не отсохли?! Стоп… А вдруг это никакая не женщина, а трансвестит? Тогда понятно, почему оно здесь, почему так выглядит, почему его пропустила охрана. Любопытно… «Он всем свистит, что трансвестит, на самом деле жалкий педик…» Все помирают по этим трансвеститам, говорят, шоу с ними самые популярные, даже выше ценятся, чем «голубые» шоу. Нельзя ли извлечь пользу из неожиданного знакомства?
Надежда повернулась к соседке и нацепила на лицо самую приветливую маску:
– У вас что-то случилось, что ли? Я не смогу помочь?
– Ой, не знаю! – Соседка по-бабьи подперлась рукой, и на глазах ее появились слезы. – Понимаете… вы меня извините, что я с вами заговорила, вы вроде бы нормальная женщина, не то что эти все… – Она с ужасом покосилась на двух лесбиянок, истово тершихся друг о дружку передками. Девушки так раздухарились, что одна уже начала лезть другой под юбку, а поцелуи их стали совершенно неотрывными. – Господи, куда я попала… Вот влипла так влипла.
«Не-а, никакой она не трансвестит, баба как баба. Надо послать ее подальше или пересесть, что ли. Угораздило же ее так вырядиться. Деревенщина какая-то. Наверное… Наверное, точно так же выглядела бы одна девчонка из деревни Кармазинка, если бы как-то раз не пошла провожать на станцию свою беспутную подружку через мост и если бы в это время не случилась гроза, а поганка-подружка не распустила бы язык… Да, это вылитая Анфиса Ососкова!»
– Извините, вас не Анфиса зовут? – спросила она чисто хохмы ради, но женщина уставилась на нее с такой признательностью за это проявление внимания, что Надежде даже как-то неловко стало за свою издевательскую ухмылку.
– Нет, меня зовут Катя. А вас?
Она смотрела так приветливо, так искательно, что Надежда невольно взяла да и ляпнула:
– А меня Надя.
– Очень приятно, Надя. – Катя сунула ей твердую ладошку для рукопожатия, и Надежда обратила внимание на ее ногти:
– Вы что, доктор?
– Почему вы так решили?
– А у вас ногти очень коротко подстрижены. Обычно такие ногти у хирургов или гинекологов. Верно?
– Ну, вообще-то я и то, и другое, – печально улыбнулась женщина. – Я ветеринарный врач. А ведь нам всем, всем приходится заниматься, вы понимаете?
«А-ах!» – словно бы воскликнул кто-то громко в груди Надежды. Ветеринарный врач! Какая удача! Ведь она не забыла, нет, не забыла тех двоих, которые по наводке предателя Васьки Крутикова нагрянули в Северо-Луцк и пытались сунуть нос в ее дела! Та женщина, о которой рассказывала Роза… как ее там?.. Ольга, да, Ольга, она говорила, что работает ветврачом в Нижнем Новгороде. И это все, что узнала о ней глупая как пробка Роза. Дурища чертова! Ни фамилии, ничего. В Нижнем у Надежды оставались два врага, к которым не было никаких подходов. То есть так казалось до этой минуты. Если чуть поближе познакомиться с этой накрашенной глупыхой, может быть, через нее удастся выйти на ту опасную и загадочную Ольгу, которая умудрилась увести своего дружка прямо из рук Равиля?
– Очень любопытно! – приветливо воскликнула Надежда. – Полезное знакомство.
– У вас кто, кошка или собака? – с профессиональным интересом спросила Катя.
– Собака… была, я имею в виду. Овчарка, классный кобель, черный такой. Он умер, бедняга.
– Заболел? Машиной сбило?
– Сбежал из дому. Предполагалось, что у него было бешенство. Ну, он и сбежал.
– Бешенство?! – Катины глаза сделались огромными. – Какой кошмар! Надеюсь, пес никого не успел укусить.
– К сожалению… – Надежда не договорила, огромным мыслительным усилием остановив себя на первых же словах. Напряглась. Когда, ну когда она наконец избавится от тех воспоминаний?
