Хокан Нессер - Человек без собаки
Но Кристофера Грундта это не волнует. Он стоит в подвале дома двоюродной тетки Берит, и решение у него в руках.
Это решение плоское, холодное и весит примерно полкило. На рукоятке гравировка: «Фабрикант Пинчманн». Магазин на двенадцать патронов. Спасибо Ингегерд, это она показала ему тайник с оружием, когда они с отцом гостили четыре года назад. Ей, должно быть, хотелось произвести впечатление на мальчишек, родственников из Сундсваля — Хенрика и Кристофера. Лицензия выписана на бывшего мужа Берит Кнута. Они давно развелись, Ингегерд еще и трех не было… он, конечно, охотился иногда, ходил на стрельбище, но если две женщины живут в большой вилле на отшибе, им нужно на всякий случай иметь оружие. Это понятно.
Кристофер решил, что, когда все будет сделано, он выбросит пистолет в озеро или закопает в лесу — никто никогда не найдет, никто его не заподозрит. Он был уверен, что ни Берит, ни Ингегерд никогда не прикасаются к оружию: когда он доставал ящик из-под полки в чулане, на нем лежал толстый слой пыли.
Кристофер обдумывал свой план с утра, еще когда ехал на работу в автобусе. Все должно пройти как по маслу… несколько раз ему показалось, что он слышит смех Хенрика, и на него накатывала горячая волна уверенности: он прав. Именно так он и должен поступить. Хенрик его поддерживает.
Несмотря на вещественность и полную, даже избыточную, реальность оружия, его не оставляло все то же чувство нереальности, что он испытывал все эти дни, еще до разговора с Кристиной.
Он провел пальцами по холодному стволу и решил, что все это не что иное, как фильм, а он — актер, а актер обязан сыграть свою роль именно так, как написано в сценарии. Есть режиссер. Есть хореограф, в конце концов. Если рассматривать всю эту историю не как реальность, а как фильм, никаких вопросов не возникает. Иногда жизнь настолько непостижима, что такое упрощение очень даже к месту. Я играю в фильме.
И он нисколько не волновался. Завернул пистолет и коробку с патронами в полотенце и положил в бело-зеленый пластиковый пакет «Консум». Поднялся в свою комнату и спрятал пакет в шкафу. Берит и Ингегерд на родительском собрании. Придут не раньше девяти, если вообще доберутся до дома в такой снегопад. А снегопад, похоже, не кончится никогда.
Нет, никакого волнения или страха он не чувствовал. Он должен его убить. Он должен убить убийцу своего брата, и бояться здесь нечего. Для того, кто исполняет свой долг, все легко и просто.
Хотя и не совсем реально. Снег идет. Снег все идет, идет… он поставил чайник и приготовил себе бутерброды. Десять минут десятого. Берит и Ингегерд еще не вернулись.
Гуннар Барбаротти застрял окончательно. Дорогу заносит все больше, так что без помощи ему не выбраться, а у помощи, должно быть, те же проблемы. Рядом с ним сидит его дочь Сара. Когда она сказала, что на выходные уедет с друзьями, все и решилось. Как раз то что надо. И к черту Бакман. A man's gotta do what a man’s gotta do[58]. Даже и говорить никому не стану, что уезжаю. Я обязан поговорить с ней еще раз.
Но Вильниусу — ни слова. Это же даже не подозрение, это единица в числителе дроби, в знаменателе которой цифра со многими нулями. Если это микроскопическое подозрение ложное, обнародовать его нельзя. Это катастрофа.
Хотя… если оно справедливо, это еще большая катастрофа.
— О чем ты думаешь, папа? Опять о работе?
Он засмеялся:
— Ни в коем случае, девочка! Ни в коем случае! Сижу и думаю, не разумнее ли было бы, если бы ты пошла домой пешком. Здесь десять минут, не больше. Продуть не успеет.
Она тоже засмеялась:
— Бросить отца одного в сугробе? Какая же тогда из меня дочь?
Он завел мотор и включил дворники. Без десяти десять вечера. Снег, снег…
— Расскажи, какой ты будешь, когда вырастешь, — попросил он Сару.
Лейф Грундт задремал перед включенным телевизором. Его разбудил телефонный звонок. Он спросонья схватил пульт управления и поднес к уху. Но быстро осознал ошибку и успел выбежать в холл.
Звонила Эбба.
Его жена Эбба. Они не разговаривали друг с другом уже неделю.
— Я хочу поговорить с Кристофером.
— Кристофера нет дома.
— А где он?
— Он в Упсале у Берит. Я же тебе рассказывал. У них в школе неделя практики, он работает там в магазине.
— Я за него волнуюсь.
— Не надо за него волноваться.
— Весь день волнуюсь, с утра… присматривай за Кристофером, Лейф. Не забывай про него.
Я? В нем внезапно вспыхнула злость. Она мне говорит, что я не должен забывать Кристофера? Это уж чересчур…
— По-моему, ты напрасно послал его в Упсалу.
— Эбба, прошу тебя…
— Мы не должны посылать детей в Упсалу. Это плохо кончается…
— Эбба, он у Берит. Ничего с ним не случится. Работает в «Консуме», в конце недели вернется.
После короткого молчания она повесила трубку. Лейф долго стоял, соображая, что перевешивает — горе или раздражение.
Потом взял лопату, вышел и раскидал снег на въезде — уже третий или четвертый раз за сегодня. Одиннадцатый час. Снег идет, не прекращаясь, почти сутки.
— А этот полицейский, не помнишь, как его звали?
— Какой полицейский?
Якоб Вильниус вышел из ванной с замотанным вокруг бедер желтым полотенцем. Кристина уже лежит в постели. Половина двенадцатого, он только что вернулся — ужинал с датским продюсером. Или немецким. А может быть, и шведским. От него слегка пахнет спиртным, но он совершенно трезв. Может быть… да, похоже, полотенце на лобке приподнялось. Она глубоко вдыхает и трогает свой вздувшийся живот. Сейчас он заставит ее встать на четвереньки, последнее время они занимаются сексом только так. Обстоятельства, усмехается он.
— Из Чимлинге.
— О чем ты говоришь?
— Баротти? Или как его?
Она вспомнила:
— А, тот самый… Да, что-то похожее… почему он тебе пришел на ум?
Он сбросил полотенце. Эрекция безупречна.
— А ты с ним больше не разговаривала?
— Нет… с какого боку…
Он залезает под одеяло и кладет руку ей на бедро.
— Тебя спрашивал какой-то мужчина, и мне показалось, что это он, Баротти. Ты же знаешь. Я узнаю голоса с одного слога.
— С чего бы ему сюда звонить? Я хочу сказать… ведь уже год прошел…
— А вот этого я не знаю, — медленно произносит Якоб Вильниус. — Не знаю, почему он звонил. Но он хотел поговорить именно с тобой. Не со мной.
— Со мной?
— Да.
— И не представился?
— Нет.
— Не понимаю… ничего же не произошло…
— Как, например?
Он гладит ее по заду и осторожно раздвигает ягодицы.
— Ничего же не изменилось… хочешь, чтобы я погасила свет?
— Нет… сегодня нет. Мне хочется на тебя посмотреть… но он больше не звонил, этот Барботти, или как его там?
— Нет.
— Обязательно скажешь мне, если он будет звонить.
— Само собой.
— И я не хочу, чтобы ты про это забыла.
— Обещаю, что не забуду.
— Хорошо… погаси свет. Я передумал.
Она гасит свет, покорно встает на четвереньки и смотрит в окно. Снег уже не идет, а в бездонном черном небе сияют крупные равнодушные звезды.
Глава 38
Не успел Кристофер сесть в автобус, в кармане задергался мобильник.
Это отец.
— Как у вас со снегом?
— Спасибо, много.
Поговорили немного о работе. Если Кристофер захочет пойти по отцовской линии, очень хорошо, что он начинает постигать профессию с самых азов.
— А может быть, у тебя другие планы? — спросил Лейф. Кристофер честно сказал, что пока у него вообще никаких планов нет.
— Когда ты собираешься домой?
— В субботу. Поезд идет, по-моему, утром. Я позвоню.
— Деньги на билет есть?
— Хватит.
— А на мобильнике деньги остались?
— Немного есть.
— О'кей. Позвони, я встречу тебя на вокзале. Вечером в субботу?
— Вечером в субботу.
— Привет Берит и Ингегерд.
Пообещав всем передать привет, Кристофер повесил трубку.
Реальность… а что такое, собственно говоря, реальность? Почему-то, говоря с отцом, он думал именно об этом: что такое реальность. Посмотрел в мутное окно автобуса — снег перестал, повсюду сновали снегоочистители, маленькие, большие и огромные. Кристоферу казалось, что этот невиданный снегопад как-то соотносится с его планом. Белый мир. Еще несколько дней назад этого белого мира не было, а теперь он есть. Это новая реальность, и в эту-то новую, другую реальность его план вписывается как нельзя лучше. Потом, когда все будет позади, мир вновь примет привычные очертания. Все как всегда. Все как у всех. Наконец-то.
Когда он отомстит за брата, можно будет думать о будущем. Уже почти год он жил в странном, причудливом тумане, состоящем из неизвестности и вопросительных знаков. Из вопросов без ответов. Похоже на сон наяву; знаешь, что сон, а проснуться невозможно. Он утратил контакт со своей собственной реальной жизнью, запустил школу, потерял друзей — а в седьмом у них была такая славная компания. От семьи остались одни осколки. Он курит как сапожник, и напивается как минимум раз в неделю… но все когда-то кончается. Кристофер понял это только сейчас. У всего есть граница, и он подойдет к этой границе, когда покончит с убийцей брата.
